Дитя Всех святых. Цикламор - Намьяс Жан-Франсуа (полные книги .TXT) 📗
Продавщица венков из роз подошла к Диане и надела один из них на ее темные волосы:
– Купите веночек, вы в нем прямо королева!
Подскочил продавец отвара со своим сосудом на спине.
– Отведайте меня! Я лечу от всех недугов!
А потом пошли торговцы крысомором, мылом, метлами, свечами, сарацинскими коврами – многоцветными чудесами, каких она никогда не видывала.
Диана повернулась к Франсуа и сверкнула улыбкой.
– Как это прекрасно! Это сама жизнь!
Франсуа серьезно кивнул… Да, Париж – это сама жизнь. Ради этого, а также в надежде увидеть свет Севера он и решил умереть здесь…
Нигде люди не собрали больше чудес: в Париже – самые прекрасные памятники, самые священные реликвии, самый почитаемый Университет. Париж, по преимуществу, обиталище духа, и именно здесь должен просиять внутренний свет…
Франсуа направился к дому Вивре. Своих стражников он разместил на первом этаже, а сам устроился на третьем. Несмотря на возраст, Франсуа выбрал именно эту комнату, потому что жил в ней когда-то. Если подниматься по лестнице станет слишком тяжело, он велит слугам нести себя.
Диане и Сабине досталась комната на втором этаже; они собирались ночевать попеременно то здесь, то в доме Сабины. С позволения Франсуа дамы захотели тотчас отправиться туда. Старому сеньору тоже не терпелось снова выйти на улицы.
Он попросил стражников следовать за ним на расстоянии – так он решил передвигаться по Парижу. Он хотел быть один, но при этом уберечь себя от грабежа, поскольку на его драгоценности, особенно на брошь, могли позариться. Впрочем, эта прекрасная вещь ненадолго задержится в его собственности. Франсуа решил отделаться от нее как можно скорее. После вчерашних размышлений она стала ему в тягость.
Как он уже решил, эта драгоценность должна достаться какому-нибудь алхимику. Франсуа знал, где их можно найти: в харчевне, которую построил для них Никола Фламель, величайший из всех адептов. Она находилась на перекрестке улицы Мариво и улицы Писарей. Старика даже удивила уверенность, с какой он отыскал к ней дорогу. Столько лет прошло, а он ничего не забыл в лабиринте парижских улиц.
Перейдя по Богородичному мосту, заменившему прежние мостки Мильбре, которые находились тут в его время, Франсуа поравнялся с группой каких-то людей, возбуждавшей насмешки прохожих. Это оказались слепцы из приюта Трехсот, узнаваемые по своим серым балахонам с нашитыми на них медными цветками лилий. Они двигались цепочкой, держа друг друга за плечо, и, несмотря на обитые железом посохи, поминутно спотыкались, будто пьяные. При этом бедняги безостановочно бубнили традиционный призыв своего братства:
– Смилуйтесь над тремя сотнями убогих, что не видят ни зги!
У Франсуа не было ни малейшего желания подшучивать над ними. Эти люди были его братьями. Ведь он сам ослеп в юности и никогда не забывал этого. Пришла пора отдать долг Господу, который даровал ему прозрение. Франсуа подошел к первому слепцу в цепочке и сунул ему в руку кошелек, шепнув на ухо:
– Спрячь. Здесь одно золото.
Старый алхимик сразу же узнал харчевню мастера Фламеля. В качестве вывески у нее был усеянный лилиями щит, а на фасаде красовалась надпись: «Мы, пахари, мужчины и женщины, пребывающие под сенью дома сего, построенного в год Господень тысяча четыреста седьмой, обязаны читать каждый день по разу Отче наш и Богородицу, моля Бога о милосердии и прощении бедным грешникам усопшим. Аминь».
Внутри царило величайшее оживление, доносились жаркие споры и веселые возгласы, ибо, вопреки расхожему мнению, алхимики вовсе не были людьми мрачными, но напротив – влюбленными в жизнь…
Франсуа обвел помещение взглядом. Он задумал отдать свою брошь женщине. Такое было вполне возможно. Ведь среди алхимиков попадаются и дамы: они помогают своим супругам или тем мужчинам, которые им дороги, как госпожа Пернелла – супруга Никола Фламеля, или Юдифь из Гренады, помогавшая ему самому в преодолении черной, красной и белой ступеней.
Действительно, среди мужчин, как духовных, так и мирян, составлявших подавляющее большинство посетителей, обнаружилось и несколько супружеских пар. Франсуа уже собрался направиться к одной из них, но вдруг замер. Ему подумалось, что из-за преклонного возраста у него начались видения.
За столом сидела в одиночестве какая-то женщина. Женщина, занимающаяся алхимией самостоятельно, а не вместе с мужчиной! Само по себе это уже было необычайным. Но еще невероятнее показалось Франсуа то обстоятельство, что он ее, кажется, узнал!
Он подошел поближе… Нет, он не ошибся: это Софи де Понверже, вместе с которой он преодолел белую ступень Великого Деяния на пути в Компостелу! Конечно, она постарела. Должно быть, сейчас ей лет сорок пять. Время пощадило и прекрасные белокурые волосы, и белую кожу, и блеск светло-серых глаз. Даже одета она была как прежде, в простое белое платье, наподобие тех, что носят послушницы.
– Софи, Мудрость Юга!
Она смотрела в другую сторону, поэтому не видела приближающегося Франсуа. Однако, услышав имя, которым тот величал ее во время паломничества, женщина так и подскочила на месте.
– Вы? Но разве вы не?..
– Не умер? Нет. Провидению было угодно, чтобы я, хоть и ненадолго, повидал вас.
– Прошу прощения. Это от неожиданности, от волнения!
– Кто привел вас сюда, к этим людям?
– Вы.
Франсуа де Вивре уселся рядом.
– Расскажите…
И Софи де Понверже принялась рассказывать…
Вернувшись из Компостелы, она вышла замуж за довольно богатого буржуа из Реймса, старше ее годами, который взял титул рода Понверже, в противном случае обреченный исчезнуть. У нее родился сын. Сейчас он уже женат, и у него тоже есть сын. Ее муж давно умер, а она, обеспечив продолжение рода, решила пуститься в приключение, которое непреодолимо влекло ее еще с того времени, как Франсуа впервые о нем заговорил. Она посвятила себя алхимии.
Не зная, с чего начать, Софи услышала о харчевне Никола Фламеля и явилась сюда…
Она улыбнулась чуть робко.
– Как вы считаете, что мне теперь делать?
– Надеть вот это.
Франсуа отстегнул брошь и протянул ей. Она живо отвела его руку.
– Никогда! Я не посмею!
– Наденьте. Это будет одной из последних радостей в моей жизни.
Франсуа пришлось долго настаивать, и Софи, в конце концов, уступила. В шумной и дымной харчевне Никола Фламеля роза Розы де Флёрен в первый раз засверкала на груди Софи де Понверже.
Старый сеньор улыбнулся.
– Благодаря этой драгоценности вы добьетесь успеха, Софи. Не из-за ее ценности, конечно, ни даже потому, что она символически представляет собой две последних ступени Деяния, но потому, что в ней заключено много любви, море любви. А в алхимии главное – любовь. Как и во всем прочем…
Софи де Понверже не захотела расстаться с Франсуа. Она поселилась вместе с Сабиной и Дианой, и три женщины поделили свое время между домом Вивре, откуда Франсуа почти не выходил, и домом Сабины у гавани Сент-Поль.
Диана, беременность которой стала заметнее, теперь знала о парижской жизни все. И даже час определяла не по колоколам церквей, а по уличным крикам. Первым, сразу по пробуждении, всегда проходил разносчик умывания:
– Теплое умывание, без обмана!
Предпоследним, уже в сумерках, кричал винный зазывала, а последним, перед наступлением темноты, – вафельник, продавец «беспамяток». Правда, потом подавал голос еще один, единственный, кого она не любила, – звонарь по усопшим.
Звонарь по усопшим был, наверное, самым любопытным персонажем во всем Париже. Он пускался в путь среди ночи, неся в правой руке фонарь, позволяющий видеть дорогу на неосвещенных улицах. На нем была длинная черная риза, украшенная черепом, скрещенными костями и серебряными слезами. В левой руке он держал колокольчик. И через каждые двадцать—тридцать шагов кричал:
