Горбун, Или Маленький Парижанин - Феваль Поль Анри (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
— Нет, ваше высочество, — ответил Гонзаго, — поскольку я вынужден защищаться, мне приходится соразмерять свои слова с вашими. И не надо краснеть, ваше королевское высочество, мы здесь одни.
Филипп Орлеанский опомнился.
— Мы знакомы с вами давно, принц, — сказал он, — но вы заходите слишком далеко, берегитесь!
— Неужели вы станете мне мстить, — глядя регенту в глаза, спросил Гонзаго, — за мою привязанность к нашему другу, которую я выказывал и после его смерти?
— Если вам причинили вред, — отозвался регент, — справедливость будет восстановлена. Говорите.
Гонзаго надеялся вызвать гнев у своего собеседника. Спокойствие герцога Орлеанского отчасти лишало его ораторского пыла, на который он очень рассчитывал.
— Своему другу, — тем не менее начал он, — Филиппу Орлеанскому, который еще вчера меня любил и к которому я был нежно привязан, я поведал бы свою историю иначе, однако при теперешних наших с вами отношениях, ваше королевское высочество, я буду краток и точен, как оно и подобает. Во-первых, я должен вам сказать, что этот Лагардер — не только весьма опасный забияка, своего рода герой среди равных себе, но также человек умный и хитрый, способный вынашивать честолюбивую мысль годами и не отступающий ни перед чем для достижения своей цели. Я не думаю, что мысль жениться на наследнице де Невера появилась у него с самого начала. Когда он бежал за границу, ему для этого нужно было ждать лет пятнадцать — это слишком долго. Сперва его план вне всякого сомнения заключался в том, чтобы потребовать громадный выкуп — он ведь знал, что Неверы и Келюсы богаты. Я преследовал его по пятам с той самой ночи, когда было совершено преступление, поэтому мне известен каждый его шаг: завладев ребенком, он просто-напросто надеялся заработать на этом целое состояние. Именно мои усилия заставили его переменить тактику. По тому, как я за ним охотился, он быстро понял, что любая противозаконная сделка невозможна. Я пересек границу вскоре после Лагардера и настиг его в небольшом наваррском городке Венаск. Несмотря на наше численное превосходство, ему удалось ускользнуть, после чего он под чужим именем направился в глубь Испании. Я не стану подробно рассказывать о наших с ним столкновениях. Он обладает поистине чудесной отвагой, силой и ловкостью. Кроме раны, которую Лагардер нанес мне во рву замка, когда я защищал нашего бедного друга…
Гонзаго снял перчатку и показал регенту след шпаги Лагардера.
— Кроме этой раны, — продолжал он, — я ношу на своем теле не одну оставленную им отметину. Ему нет равных во владении оружием. У меня на службе было целое войско, поскольку я хотел взять его живым, чтобы он мог удостоверить личность моей юной и дорогой подопечной. В этом войске были самые известные в Европе мастера шпаги: капитан Лорран, Жоэль де Жюган, Штаупиц, Пинто, Матадор, Сальданья и Фаэнца. Все они мертвы.
Регент вопросительно вскинул брови.
— Они мертвы, — повторил Гонзаго, — убиты его рукой.
— А вам известно, — проговорил Филипп Орлеанский, — что, по его словам, ему тоже было поручено сберечь дочь де Невера и отомстить за нашего несчастного друга?
— Известно, но я ведь уже говорил, что Лагардер — дерзкий и ловкий обманщик. И я надеюсь, что герцог Орлеанский, принимая во внимание наши титулы, хладнокровно рассудит, кто из нас говорит правду.
— Так оно и будет, — медленно произнес регент. — Продолжайте.
— Шли годы, — снова заговорил Гонзаго. — но заметьте: Лагардер ни разу не попытался дать вдове де Невера хоть какую-нибудь весточку о себе. Фаэнца, который был человеком смышленым и которого я отправил в Мадрид для наблюдения за похитителем, однажды вернулся и сообщил мне нечто странное, на что я хотел бы обратить особое внимание вашего королевского высочества. Лагардер, живший в Мадриде под именем дона Луиса, выменял свою пленницу на девочку, которую ему за деньги уступили леонские цыгане. Лагардер боялся меня, он чувствовал, что я иду по его следу, и решил сделать подмену. С тех пор цыганка осталась у него, а истинная наследница де Невера была увезена ее соплеменниками и жила вместе с ними. Я стал сомневаться. Это и было причиной моей первой поездки в Мадрид. Я повстречался с цыганами в ущелье Баландрона и понял, что Фаэнца меня не обманул. Я видел там девочку, которую тогда еще прекрасно помнил. Мы приняли все меры, чтобы вернуть ее во Францию. Она очень радовалась при мысли, что увидит мать, б назначенный для похищения вечер я и мои люди ужинали в кибитке вожака, дабы не возбуждать ничьих подозрений. Но нас предали. Эти нехристи владеют всякими необычайными хитростями: в самый разгар ужина веки у нас смежились, и мы уснули, а когда назавтра утром проснулись, оказалось, что мы лежим на траве в ущелье Баландрона, вокруг не было ни следа от табора, костер догорал, а все леонские цыгане исчезли.
Рассказывая, Гонзаго не пренебрегал и правдой: даты, места и действующие лица были названы им верно. Его ложь была обрамлена истиной. Поэтому, если бы вопросы стали задавать Лагардеру или Авроре, их ответы частично совпали бы с его версией. Но раз, как он утверждал, Лагардер и Аврора были обманщиками, то никто не удивился бы тому, что они искажают факты.
Сохраняя на лице ледяную мину, регент внимательно слушал.
— Таким образом, ваше высочество, мы упустили хорошую возможность, — продолжал Гонзаго с той неподдельной искренностью, которая делала его таким красноречивым. — Удайся наша затея, скольких слез можно было бы избежать в прошлом, сколько бед отвратить в настоящем! О будущем я не говорю, оно в руках Божиих. Но вернемся в Мадрид. Никаких следов цыган; Лагардер куда-то уехал, цыганка была отдана на воспитание в монастырь Воплощения. Ваше высочество, вам хочется не показать, какое впечатление на вас производит мой рассказ. Вы остерегаетесь легкости суждений, которую когда-то любили. Я стараюсь быть ясным и кратким. Тем не менее я не могу не прерваться и не сказать, что ваши опасения и даже предубеждения ни к чему не приведут. Правда сильнее, чем они. Как только вы согласились меня выслушать, все было решено: у меня есть множество, даже больше чем нужно, наиубедительнейших доводов. Прежде чем продолжить изложение фактов, я должен сделать одно важное наблюдение. Вначале Лагардер подменил ребенка, просто чтобы сбить меня со следа, это очевидно. В те поры он намеревался в нужный момент забрать наследницу де Невера назад и воспользоваться ею в своих честолюбивых устремлениях. Но затем он передумал. Причину этого ваше высочество поймет без труда: Лагардер влюбился в цыганку. С тех пор подлинная де Невер была обречена. О получении выкупа уже не шло речи, горизонты перед дерзким авантюристом раздвинулись: он мечтал посадить свою любовницу на герцогский трон и стать супругом наследницы де Невера.
Регент зашевелился под своим одеялом, на его лице выразилось неудовольствие. Достоверность какого-нибудь факта часто зависит от нрава и повадки аудитории. Скорее всего, Филипп Орлеанский не слишком-то верил в романтическую преданность Гонзаго умершему другу, чтобы сдержать слово, данное им умирающему, однако расчет Лагардера, попросту говоря, сразу бросился ему в глаза и мгновенно ослепил его. Окружение регента, да и он сам не терпели ничего трагического, однако в комедию с интригой он легко поверил. Он был поражен до такой степени, что не заметил, с какой легкостью Гонзаго подбросил ему первые посылки этого аргумента, и не обратил внимания на то, что подмена детей возвращает всю историю на романтическую стезю, коей он не принимал.
Внезапно весь рассказ приобрел для него нотки реальности. Мечта авантюриста Лагардера настолько логично вытекала из ситуации, что распространила свое правдоподобие и на все остальное. Гонзаго сразу заметил произведенный эффект, но был слишком искушенным человеком, чтобы воспользоваться им немедленно. Полчаса назад он был убежден, что регент знает до мелочей все происшедшее за истекшие два дня. Поэтому принц и решил прибегнуть к другим средствам.
Про Филиппа Орлеанского ходили слухи, что у него есть своя полиция, не подчиняющаяся господину де Машо, и Гонзаго не раз приходило в голову, что даже среди его прихлебателей есть одна, и даже несколько, подсадных уток. Термин «подсадная утка» был особенно популярен в эпоху Регентства. Но в наше время жаргонный оттенок этого выражения исключил из его словаря честных людей.
