Дитя Всех святых. Цикламор - Намьяс Жан-Франсуа (полные книги .TXT) 📗
Познакомившись с Франсуа, Диана и сама была удивлена и восхищена ничуть не меньше. Ведь она ожидала встретить этакого торжественного патриарха, своего рода живую статую, а обнаружила нежного и внимательного отца. Через несколько дней она больше не сдерживала проявлений своей счастливой натуры, и замок Вивре огласился ее веселым смехом, наполнился ее живостью и задором, как совсем недавно – Куланж.
Диану ожидало в Вивре еще одно открытие – Сабина. Обе женщины быстро поладили. Они прекрасно дополняли друг друга. Сабина, старшая, более уравновешенная, но и более печальная, общаясь с Дианой, вновь ощутила вкус к жизни. А Диана, маленькая дикарка, которая никогда ни к кому не привязывалась и уж тем более не прислушивалась к чужим советам, нашла во вдове Ланфан незаменимую подругу…
Анн де Вивре приехал в замок в середине июня.
Новость о взятии Парижа обогнала его на добрый месяц. Но вернуться раньше он не мог. Еще многие недели положение оставалось неясным. Англичане несколько раз переходили в наступление, и Бастард Орлеанский хотел, чтобы его крестник остался при нем. Но теперь всякая опасность вроде бы миновала.
Поскольку Анн вернулся один, то в первую очередь успокоил всех насчет Мышонка: тот чудом остался жив после своего падения с собора Богоматери, о котором Анн рассказал прежде. Когда они расставались, юноша еще лежал в больнице Отель-Дье.
Анн написал его крестному отцу, герцогу Бургундскому. Разве Анн де Вивре теперь не сир де Куланж, не вассал Филиппа Доброго? Он принес своему новому сюзерену клятву верности и описал плачевное состояние Филиппа Мышонка. Анн уверен: герцог Филипп придет на помощь своему крестнику.
Затем, когда Франсуа, Диана и Сабина собрались в большом зале, Анн подробно поведал и об остальном: о смерти Берзениуса в соборе, о единоборстве с Адамом на стенах Бастилии – умолчав, однако, о его последних словах – и об ужасном конце Лилит, сгоревшей на костре, который поджег Мышонок.
Потом он повернулся к Сабине, чтобы рассказать остальное…
Бросив пепел своих самозваных родителей в Сену, Мышонок рухнул на землю и лишился чувств. Анн доставил его на лодке в Отель-Дье, а потом на том же суденышке отправился к Сен-Жермен-де-Пре. Доплыв туда по Ну, маленькой речушке, что питает своей водой рвы аббатства, он явился на кладбище Сен-Пер и забрал оттуда гроб с телом Изидора Ланфана.
Анн перевез дорогой прах по Сене во дворец Сент-Поль. В те дни во дворце всем заправлял Памфил Леблон, вожак патриотов, вместе с которым Анн участвовал в захвате Бастилии. Памфилу, поварам и слугам дворца Сент-Поль и было поручено похоронить павшего героя.
Изидору Ланфану оказали почести, подобающие погибшим рыцарям. Теперь он покоится в самом сердце Парижа, на берегу Сены. Отныне и навеки Изидор почил в своей земле обетованной…
Не в силах превозмочь волнение, Сабина, поддерживаемая Дианой, удалилась. Анн воспользовался этим, чтобы поговорить с прадедом наедине. Молодой человек показал Франсуа один из своих мечей – тот, с которым сражался против Адама.
– Не от этого меча погиб ваш сын. Он попросил вас о прощении, и сам бросился вниз с криком: «Отец!»…
И Анн рассказал о роковом поединке все, стараясь не упустить ни одного из этих мгновений, навсегда врезавшихся в его память. Он говорил долго. Франсуа слушал молча, ощущая лишь огромную пустоту – и ничего более. Старый сеньор не был способен ни думать, ни говорить. И все же он решил высказаться, потому что Анн имел право на ответ.
– Адам убил моего сына, убил моего внука, пытался убить меня самого. Казалось бы, так легко сказать, чтобы душа была спокойна: «Я его прощаю». Но я… не могу. Быть может, если Бог захочет, я сумею простить его в день моей смерти.
Маргарита де Вивре родилась в первые часы 29 сентября 1436 года, в праздник Святого Михаила.
Для Анна и Дианы, которые так надеялись на маленького Франсуа, наследника родового имени, появление девочки стало глубоким разочарованием, хотя они и не осмеливались выражать его слишком явно. Франсуа же, наоборот, испытывал самую искреннюю радость. Девочка была похожа на его собственную мать и станет такой же красавицей, как и она. О чем еще можно мечтать?
Крестины состоялись в тот же день; крестил ребенка брат Тифаний. Крестной матери не пришлось добираться издалека, поскольку она уже находилась на месте: это была Сабина Ланфан, которую Диана прочила на эту роль с первых же дней знакомства.
Крестный отец прибыл из мест чуть более отдаленных. Ему пришлось проехать несколько лье из одной бретонской сеньории, где он проживал. То был Готье д'Ивиньяк, которому семейство Вивре было стольким обязано. Пригласив сира Готье на крестины, Анн и Диана избрали наилучший способ продемонстрировать ему свою любовь и признательность.
Впрочем, Готье д'Ивиньяк невольно стал главным героем празднества в честь маленькой Маргариты. Все такой же длиннолицый и плешивый, он держался еще торжественнее и чопорнее, чем когда-либо. Однако на сей раз, нацепив скучную маску, он всего лишь пытался скрыть глубочайшее душевное волнение. И, как уже повелось, над ним добродушно подтрунивала вся семья.
На пиру, последовавшем за церемонией, его дружно, с лукавым удовольствием подпоили, и результат не замедлил сказаться. Готье принялся распевать песни и смеяться. А когда он взял свою крестницу на руки и пошел танцевать с нею под звуки деревенского оркестра, ему устроили настоящий триумф…
Вид этого сурового человека, танцующего с новорожденной, был для Франсуа последним образом ничем не замутненной жизни, а мелодия, которую играли в тот день музыканты, – чем-то вроде прощальных фанфар. После этого за каждой видимой им вещью начала проскальзывать какая-то чужеродная тень, в каждом звуке слышалось несколько посторонних нот, всегда одних и тех же. Эта тень, эти новые ноты назывались смертью.
Франсуа осознал это приблизительно через месяц, как раз в День поминовения усопших. Он отстоял мессу в церкви деревни Вивре, среди своих крестьян. Заупокойная служба не опечалила его. Наоборот, слыша, как брат Тифаний произносит традиционную формулу: Requiem aeternam dona eis Domi– ne et lux perpйtua luceat eis, Франсуа подумал о свете Севера, вечном свете, высшем воздаянии, который будет сопровождать его уход в вечный покой. Он был в этом уверен.
Выйдя, Франсуа увидел, как с большого каштана упал лист. Он подобрал его, и вдруг мысль о смерти овладела им с такой силой, что он сам удивился. Сначала старый сеньор совершенно естественно подумал, что это – из-за Дня Усопших, но потом понял, что причина в ином.
Это впечатление возникло не потому, что сегодня День мертвых, а потому, что вчера миновал День всех святых. Согласно предсказанию, он должен прожить до следующего Дня всех святых, так что сегодняшнее число, второе ноября, в его жизни больше не повторится.
Франсуа де Вивре осознал: все, что теперь будет, произойдет с ним в последний раз. Он еще увидит по весне молодые листья, которые заменят опавшие сегодня, увидит даже, как в начале следующей осени облетят первые из них… Если бы в его последний миг за окном рос этот самый каштан, то Франсуа, навсегда покидая земной мир, именно таким и увидел бы напоследок это дерево: кое-где еще покрытым листвой, а кое-где уже совсем голым, порыжевшие листья вперемешку с еще зелеными.
Диана, несколько дней назад вернувшаяся к обычной жизни, подошла к нему с обеспокоенным видом:
– Вам нехорошо, монсеньор?
Он улыбнулся ей:
– Мне хорошо, доченька, очень хорошо…
Да, Франсуа де Вивре чувствовал себе превосходно. Вместо того чтобы предаваться бесплодному и мучительному отчаянию, он естественно, без всякой горечи, принимал надлежащее вступление смерти в свою жизнь. А раз все, что ему отпущено, уже не возобновится, то он переживет остаток дней как можно полнее, с восторгом и благодарностью…
