Черные Мантии - Феваль Поль Анри (книги бесплатно без регистрации полные txt) 📗
С того июньского вечера 1825 года, когда она, рыдая, шептала слова прощания, склонившись к дверце почтовой кареты, уносившей ее в Париж, с того далекого, но навеки запечатлевшегося в ее памяти вечера, не было ни единого часа, когда бы она не молила Небо даровать ей встречу с человеком, ожидавшим ее сейчас…
Сколько раз, внезапно проснувшись или задумавшись, она слышала эти волшебные слова:
– Он здесь! Он ждет вас!
Андре! Человек, которого она любила и которого не послушалась, а потом горько упрекала себя за это.
– Мне известно, что вы все осудили ее, ваш приговор был строг и обжалованию не подлежал; но там, в Кане, их тоже судили, и тоже вынесли не подлежащий обжалованию приговор.
– Вы говорили себе: «У этой женщины не хватило мужества. В ее поступке было много эгоизма и слабости».
– А я отвечаю вам: «Да, вы правы, но не судите ее».
Суд присяжных в Кане просто-напросто ошибся. Вы не ошибаетесь. И все же судите.
Словно распустившийся цветок, красота ее вновь расцвела во всем своем великолепии. Время было не властно над прелестью ее юного тела. Долгое время оно было лишь пустой оболочкой. Теперь в него вновь вдохнули душу – трепетную, нежную и глубокую. Перед нами вновь была отважная и пылкая женщина; каждая частичка ее существа дышала страстью, она напоминала натянутую струну, издающую под рукой гения то торжествующий аккорд, то скорбный плач. Это была сама любовь, безоглядная, безграничная, безмерная, любовь, освященная скорбными бдениями, любовь юная, живая и чистая, как пылающий огонь, любовь-рок, любовь-безумие. Прошлое не имело никакого значения. Она была так же чиста, как в те далекие годы, и так же прекрасна!
– Неужели он назовет меня Жюли?
Словно невинное дитя мечтала она об этом. Грудь ее трепетала, веки вздрагивали, роняя слезы. За те несколько шагов, что ей пришлось пройти, она успела перебрать все свои воспоминания, все свои устремления, все желания, все ужасы, пережитые за долгие годы изгнания. Мысль о своем проступке угнетала ее; но Андре был таким великодушным! И он так любил ее когда-то!
Как он изменился! Говорили, что волосы его стали совсем седыми! Какое это имеет значение! Для нее он был по-прежнему прекрасен. Она снова увидит его улыбку! Господи! Господи! Она без сил опустилась на последнюю ступень лестницы.
Вокруг не было никого, кому ее внезапный приступ слабости мог бы показаться странным. Кто-то позаботился принять надлежащие меры предосторожности. Она не встретила ни вездесущего Домерга, ни несносную госпожу Сикар, имевшую привычку постоянно оказываться там, где ее менее всего желали бы видеть. Звуки бала почти не доносились до этой части дома. Но сейчас, когда Жюли охватил страх, даже эти отдаленные звуки придавали ей бодрости.
Помните ли вы поляну в густом лесу Бургебюс? Память Жюли воскресила перед ней эту картину, и она вновь увидела своего мужа, своего любимого, благородного молодого человека, которому выпала роль мученика. Солнце, пробивавшееся сквозь листву, играло в черных кудрях, обрамлявших его прекрасный лоб. О, разумеется, она любила его всем сердцем. Но сейчас этого было недостаточно. Каждая частичка се существа изнемогала от любви к нему.
Он был здесь, в нескольких шагах от нее; к чему медлить? зачем терять минуты? Она резко поднялась и быстрым шагом направилась к двери спальни. Дверь была приоткрыта. Холодными как лед руками она сжала пылающие виски и стремительно распахнула дверь.
Войдя в комнату, она медленно обвела ее затуманившимся взором. Никого. Внезапно жуткий вопль сдавил ей горло. Возле двери, ведущей в комнаты Бланш, почти на уровне пола она увидела хорошо знакомую зловещую фигуру Трехлапого, калеки с подворья Пла-д'Етен. Страшное лицо его словно окаменело и напоминало застывшую маску, покрытую всклокоченной щетийой.
В ужасе она отшатнулась и прошептала:
– Это не он!
В эту минуту в ее возбужденном мозгу билась всего лишь одна мысль: увидеть его. Все остальное перестало для нее существовать. Сейчас она не была ни женой барона Шварца, ни матерью Бланш; она была одна и свободна; сильные руки всепобеждающей страсти сжимали ее в своих объятиях. Она была готова на любой риск, никакие угрозы не смогли бы остановить ее, ничто в мире – ни святыни, ни дьявольские искушения – не воспрепятствовали бы ее порыву. И если– бы вместо этого несчастного перед ней был Андре, Андре-старик, Андре-прокаженный, Андре-преступник, она уже была бы в его объятиях! Но это был не он! Первым ее порывом было обратиться в бегство.
– Я пришел от него! – раздался мрачный голос, звуки которого, словно тяжелые грубые руки, легли на ее обнаженные плечи.
Она никогда не слышала, как разговаривает нищий с подворья Пла-д'Етен; голос, звучавший в ее воспоминаниях, совершенно не был похож на тот, который она только что услышала. И вес же слова, произнесенные Трехлапым, заставили ее вздрогнуть.
– Почему он не пришел? – прошептала она.
– Потому что сегодня, как и в те далекие времена, – отвечал он, – над ним вновь нависло обвинение, а значит, смертный приговор.
– Ах! – вскрикнула она, невольно впиваясь взором в калеку, чей голос пробуждал в ней противоречивые чувства и терзал ей душу. – Его вновь оклеветали! И снова его ждет суд!
Господин Матье в упор смотрел на нее; его холодные глаза сверкали, как два кусочка хрусталя. Чтобы не упасть, она вцепилась в стойку кровати. Ее поза, весь ее отчаявшийся вид являл странный контраст с ее роскошным платьем. У нее был взгляд затравленного зверя. Господин Матье отвел взгляд, но тут же вновь раздался его леденящий душу голос:
– Я заменяю его, сударыня, поэтому вам придется выслушать меня.
– Расскажите мне о нем! – умоляюще попросила она.
– В вашем доме, – вместо ответа начал Трехлапый, – сейчас происходят некие события, и вы, сами того не подозревая, находитесь в их центре. Всем, кого вы любите, грозит опасность…
– Я люблю только его, – простонала Жюли, бросаясь на кровать и заламывая руки.
И, словно очнувшись, со слезами в голосе воскликнула:
– О, мои дети! Дети мои! Мой Мишель, его сын! Моя маленькая обожаемая Бланш!
Руки ее дрожали, голос звучал надрывно. И все же, охваченная безумной страстью, она прошептала:
– Умоляю вас, расскажите мне о нем!
Из-под полуприкрытых век Трехлапого стальной молнией метнулся острый, пронизывающий взгляд. Внезапно его бледное лицо посерело, под глазами пролегли глубокие круги.
– Когда-то вы сказали ему, – тихо произнес он, – «во всем мире для меня существуешь только ты; и нет силы, способной отдать меня другому!..»
Она встала, тонкая и стройная; невысказанная страсть вдохнула в нее силы. Угасшая на миг красота, словно пожар, вспыхнула с новой силой. Она шагнула вперед: в ее широко распахнутых глазах читалось все, что творилось сейчас в ее душе.
Но взгляд ее натолкнулся на мрачную окаменелую маску. Откуда этот человек все узнал? Неразрешимая загадка терзала сердце Жюли.
В эту минуту она напоминала львицу. Грудь ее часто вздымалась; кровь яростно прихлынула к пылающим щекам; растрепавшиеся волосы буйной волной рассыпались по груди и плечам. Ее взор вопрошал. Вряд ли даже ученые, посвятившие себя классификации человеческих взглядов, смогли бы подобрать точное определение пронзительнейшему взору Жюли. Но ее яростно кричащий немой вопрос встречал лишь глухую стальную стену безучастности.
Ничего. Ни единого следа. Неужели именно этого странного человека Андре сделал своим доверенным лицом, неужели именно ему поведал свои самые сокровенные и мучительные тайны? Окна спальни выходили во двор; там уже давно стих стук колес экипажей. А когда умолкли звуки шарманки, раздался пронзительные выкрик:
– Волшебный фонарь! Спешите видеть!
Этот призыв звучал уже второй раз. Взгляд господина Матье устремился на стенные часы с боем, и он отрывисто произнес:
– Сударыня, через десять минут мы должны завершить наши переговоры!
Слова эти явно шли вразрез с желанием того, кто их произносил; они принадлежали не посланцу, но тому, кто его послал. Жюли не слышала, не понимала ничего, кроме того, что могло бы раздуть пламя ее безумной, угасающей надежды. Она сделала еще шаг, ее вопрошающий взор перешел со страшного, словно окаменелого лица калеки на его грудь, а затем и на ноги. Для нее Андре всегда воплощал силу; закрывая глаза, она видела перед собой его статную юношескую фигуру.
