Невеста с миллионами - Мютцельбург Адольф (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
IV. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Ранним утром в Чистый четверг, 13 апреля 1865 года, у окна одной из комнат Белого дома в Вашингтоне, резиденции американского президента, стояли, беседуя, два человека.
Одному из них, высокому и худощавому, было, наверное, лет пятьдесят-шестьдесят; крупный нос и бородка придавали его лицу довольно строгое, можно сказать, суровое выражение, а глаза, наоборот, смотрели мягко, а теперь особенно дружелюбно. С высоты своего роста он глядел на собеседника, седовласого старика, который, хотя и был достаточно высок, не мог ни в коей мере соперничать с необычно рослым визави. Первым был Авраам Линкольн, повторно избранный президент Соединенных Штатов, вторым — миссионер Эдмон Дантес.
— Но отчего вам непременно нужно уезжать? — спросил Линкольн. — Ведь вы так необходимы нам именно сегодня! Самое трудное, правда, позади… но, боюсь, далеко не все! Поверьте, дорогой друг, я смотрю в будущее с озабоченностью. В открытом бою мы победили мятежников — это неоспоримый факт. Но я опасаюсь тайных интриг, опасаюсь друзей Юга, которые теперь вновь поднимают голову и будут просить о сострадании, о снисхождении к побежденным, к чему я и сам был бы расположен, если бы не боялся, что Юг злоупотребит оказанным ему доверием. Именно по этой причине я бы очень хотел, чтобы вы оставались с нами, помогали нам своим советом или выступали поборником сдержанности и умиротворения на Юге, которому сегодня как никогда необходимы слова утешения и благоразумия.
— Благодарю вас за доверие, мистер Линкольн, — ответил Дантес. — Однако я оставляю вам мистера Бюхтинга и двух юных героев — Ричарда Эверетта и Альфонсо де Толедо; о мистере Эверетте, который предан вам душой и телом, я говорить не буду, ибо для него политика — кровное дело. Честно говоря, я бы с удовольствием остался, но я обещал вернуться в Мексику, и должен сдержать слово. Такой человек, как вы, умеющий в нужный момент принять самое правильное решение, должным образом выразить чаяния народа, — такой человек не нуждается ни в чьих советах и ни в чьей поддержке. Дело укрепления возрожденного Союза, Соединенных Штатов, в надежных руках — ваших руках, мистер Линкольн.
— Поскольку это говорите мне вы, мой дорогой друг, я почти готов поверить вашим словам, — заметил Линкольн. — И все же я уверен: сказанное вовремя дружеское слово подчас имеет огромное значение. Сколько раз я колебался! Порой все дело решала ободряющая поддержка одного-единственного человека, честного и надежного. Бедная Мексика! Нам еще не приходилось обстоятельно беседовать на эту тему. Вы на чьей стороне — Максимилиана или Хуареса?
— Прежде всего мне хотелось бы счастья этому бедному народу, который Провидение подвергает испытанию, — ответил Дантес. — Конечно, всякая разумная политика в Мексике зависит от позиции, которую займут в отношении Максимилиана Соединенные Штаты. Не могли бы вы изложить свои соображения на этот счет?
Лицо Линкольна сделалось очень серьезным.
— Я тоже искренне желаю счастья мексиканскому народу, — сказал он после продолжительного молчания. — И я вовсе не собираюсь давать оценку личности Максимилиана, его способности даровать мексиканцам мир, покой и благоденствие. Но мои обязанности перед собственной страной заставляют меня отдавать предпочтение республиканской форме управления государством. Возможно, монархия сама по себе способна дать народам не меньше счастья, нежели республика. Но у нас в Северной Америке — республиканская форма государственного устройства, причем пока еще довольно молодая и незрелая — ведь что значат какие-то сто лет для мировой истории! Признать в Мексике монархию — значит отдать ей предпочтение перед республикой, а на это мы не пойдем. Вы можете возразить, что подобными доводами уместно руководствоваться политику, человеку, который занимает в Соединенных Штатах государственный пост, а гуманиста, космополита они не волнуют. Если империя быстрее обеспечит мексиканцам процветание, нежели республика, — какое дело вам до формы государственного устройства Соединенных Штатов? Прекрасно, но нам следует рассуждать иначе. Могущественным странам с различными формами государственного управления ужиться в одной и той же части света будет нелегко. У нас превосходные отношения с русским царем, однако мы намерены выкупить у него часть Америки, которой он владеет, чтобы воспрепятствовать проникновению к нам монархической идеи. Мир еще слишком молод, чтобы окончательно решить спорный вопрос, какая форма государственного устройства — монархическая или республиканская — достойнее для человека. Открытие Америки, изолированное положение нашей части света дали наконец возможность принять такое решение. Но чтобы продемонстрировать преимущества нашей формы устройства государства перед европейскими, у нас должны быть развязаны руки. Мы не собираемся создавать в Европе никаких республик, но и не хотим воцарения монархий в Америке. Монро это уже понял, и я — за его доктрину, ибо считаю ее верной.
— А как же Бразилия? — спросил Дантес.
— Она не в счет, — улыбнувшись, ответил Линкольн. — Когда говорят об Америке, подразумевают Соединенные Штаты. Бразилия перестанет быть монархией, как только мы захотим. Сейчас нам недосуг заниматься этим. Возможно, я переоцениваю своих сограждан, когда утверждаю, что они всегда будут гордиться своим самоуправлением. Но мне кажется, это тот случай, когда переоценка делает честь и им, и мне.
— Поэтому бессмысленно тратить усилия, чтобы поддержать утверждение в Мексике монархии? — спросил Дантес.
— Трудно представить себе Мексику без кровопролития, — ответил президент. — Вероятно, каждый конфликт там еще долго будут разрешать силой оружия. Кто намеревается помочь Мексике, тот должен бросить на чашу весов все свое влияние, чтобы как можно скорее победила какая-нибудь одна партия. Скорее бы положить конец гражданской войне, тогда все уладится! Ужасная война, которая свирепствовала на просторах нашего Союза, не столь губительна, как эта непрерывная партизанская война, эти непрекращающиеся мятежи и беспорядки.
Тем временем Дантес подошел к письменному столу.
— Мистер Линкольн, — сказал он, протягивая президенту какие-то бумаги, — я оставляю вам кое-что на память. Вспомните меня, когда пошлете эти чеки в Англию.
— Невозможно! — воскликнул в изумлении президент. — Я не могу принять такие суммы, пусть даже во имя общего блага. В Мексике деньги окажутся вам нужнее.
— Для Мексики останется столько, сколько ей потребуется, — невозмутимо ответил Дантес. — По сравнению с Соединенными Штатами Мексика всегда будет государством второго, третьего разряда. Придет время, и Соединенные Штаты будут решать судьбы мира.
— Благодарю вас, благодарю! — сказал Линкольн, тепло пожимая своей широкой ладонью руку миссионера. — Какие жертвы принесли вы, мистер Дантес, мистер Бюхтинг, дон Толедо и мистер Эверетт на алтарь всеобщего блага! И непременно в те моменты, когда все прочие источники поступления помощи оказываются иссякшими. Теперь еще одно, мистер Дантес! — добавил он. — Не затруднит ли вас сделать пометку, что эти суммы не принадлежат лично мне, что я лишь распоряжаюсь ими?
— К чему это? — удивился Дантес. — Ничего страшного, даже если будут считать, что это ваши собственные средства.
— Нет, нет, ни при каких условиях! — вскричал Линкольн. — Именно этого я и хочу избежать. — Он взял продолговатый конверт, вложил в него чеки, запечатал и написал сверху: «В случае моей смерти отослать, не вскрывая, мистеру Дантесу, или мистеру Бюхтингу, или мистеру Эверетту». — Вот теперь я буду спокоен. Мне бы не хотелось, чтобы такие суммы попадали в чьи-то руки, кроме моих. Как ни склонен я доверять человеческой натуре, все же не имею привычки вводить ее в искушение!
— А теперь прощайте! — сказал Дантес, серьезный и взволнованный, протягивая руку президенту.
— Прощайте, дорогой друг! До свидания!
— А вот в это я не верю! — возразил Дантес с мягкой улыбкой. — Здесь мы больше не увидимся, мистер Линкольн, моя земная миссия скоро завершится.
