Последний год - Зуев-Ордынец Михаил Ефимович (книги без сокращений TXT) 📗

Нельзя жить с вечной занозой в душе. Ему не будет покоя, пока он не очистит душу от отравы подозрения. Пять лет он не мог решиться на это, но теперь решил. Теперь он не отступит! Он наберется мужества и в молчаливом спокойствии вспомнит и оценит по справедливости те далекие дни. Все спит в этом сияющем ночном мире, один он будет говорить со своим прошлым. И пусть либо вернется к нему во всей чистоте ее Лизина любовь и ее верность, либо — страшное падение в черную бездну отчаяния.

Он кончиками пальцев провел по глазам. Неожиданная горячая слеза обожгла их, и перед затуманенным взором встал старинный дом, подпертый по фронтону жиденькими колоннами, выкрашенный крепостным маляром в нелепый пегий цвет. Знали эти покосившиеся хоромы и лучшие времена, видел старый дом и буйные утехи, и праздную лень многих помещичьих поколений. Но прожиты, прогуляны, выброшены на ветер дедовские богатства, и теперь в ветхом родовом гнезде скромно живет помещик средней руки, отставной секунд-майор Гагарин.

Дряхл и хил гагаринский дом, но вечно юн, вечно прекрасен большой помещичий сад. Липовые его аллеи всю жизнь будут памятны Андрею. Здесь он впервые увидел Лизаньку Лаганскую, дочь соседа по имению. Они не знали, что отцы их, оба вдовые, обсудив однажды за чаркой домашней медовухи все pro и contra, ударили по рукам: должно Андрюше и Лизаньке соединиться узами Гименея, когда Лизанька кончит Смольный. Тогда и поместья их сольются воедино, тогда при общем сундуке смогут их дети жить в достатке, не краснея за бедность своих старинных дворянских родов.

Андрей и Лиза не знали о сговоре отцов. Они поладили и без помощи стариков. Корнет, хотя и столичного, но скромного армейского полка, и смолянка, готовившаяся выпорхнуть из надоевших институтских стен, и днем и вечерами встречались в запущенном, разросшемся, как лес, гагаринском саду. Они слушали соловьев, вздыхали от переполнявших их томительных чувств, читали тютчевские стихи и однажды, душным июльским вечером, полыхавшим беззвучными зарницами, поклялись друг другу в вечной любви. Андрей был искренен и в чувстве, и в клятве. Он полюбил Лизаньку глубоко и крепко, на всю жизнь. А Лиза?..

На юконских отмелях тучей поднялись напуганные чем-то утки. Крики их долетели до вершин Сидящего Быка, но Андрей слышал не кряканье их, а скрип снега под лакированными санями петербургского лихача. Гусарский корнет Андрей Гагарин мчится в Смольный. Сегодня в институте большой святочный бал. Он весел, на душе его светло и радостно. Улыбаясь чему-то, он тихо напевает:

А вот и сияющий огнями Смольный. Дверь перед ним распахивает огромный швейцар, отставной гвардеец в парадной ливрее малинового цвета, обшитой золотым галуном, в треуголке с плюмажем, с длинной тростью, сияющей медным набалдашником. Точно такая же парадная швейцарская ливрея лежит и в берестяном коробе Красного Облака. Корнет сбрасывает шинель на руки институтского служителя, а сердце его замирает от нежно-вкрадчивого шопеновского вальса, льющегося сверху, из бального зала, и от радостного предчувствия встречи с Лизой.

По мраморным ступеням, устланным бархатной малиновой дорожкой, он нетерпеливо взбегает на второй этаж. Сияющий огнями гигантских люстр, блещущий полированным мрамором колонн, бальный зал Смольного, огромный, как площадь, очаровывает красотой и пропорциональностью линий. По блестящему, отражающему, как зеркало, паркету, скользят бесчисленные танцующие пары, и все же Андрей сразу находит глазами Лизу. Она тоже заметила Андрея и с бессознательным кокетством подняла руку поправить волосы. В этом простом жесте столько изящества и грации, что сердце Андрея опахивает восторженный холодок, будто от трепетания крылышек бабочки.

Андрей подходит к ней размеренной светской походкой, с трудом сдерживая желание подбежать. Ему хочется протянуть ей обе руки, почувствовать в них ее руки и целовать маленькие теплые ладони, целовать, зарываясь в них лицом, как это было летом, в старом саду. Но вместо этого он отвешивает ей церемонный бальный поклон: плавный перелом в поясе, не сгибая спины, руки свободно опущены. И, не выдержав всей этой церемонности, говорит горячим шепотом:

— Лизанька, вы слышите? Ваш любимый вальс! Скорее!..

Она, улыбаясь, протягивает ему руку, и они несутся по залу. Бальное светское правило требует, чтобы кавалер во время танца занимал даму легкой causerie, пустозвонной болтовней. Но на этот раз первой заговорила Лиза и заговорила раздраженно, возмущенно:

— Зачем ты дал мне эти гнусные листы? Я умирала от страха, когда читала ужасное «Письмо из провинции». Кто его автор?

— Там написано — «Русский человек». Честный, любящий Россию человек.

— Неправда! «К топору зовите Русь!» Это пишет преступник, нигилист, вроде отвратительного Базарова. А что написано там о нашем добром, великодушном, обожаемом государе!

— Я согласен с «Русским человеком» Я тоже считаю, что народ обманут царем. Старое крепостное право заменено новым.

Лиза смотрит на него испуганно и удивленно.

— Андрей, ты столбовой дворянин, помещик, офицер!

— Прежде всего, Лиза, я честный человек! Я много думал… Ах, Лизанька, сейчас в России все, кто честен, думают так же, как и я. У всех, наделенных душой честной и смелой, у всех, способных мыслить глубоко и пытливо, те же чувства в душе, что и у меня, и те же мысли в голове.

— Это не твои мысли, Андрюша! Это тоже из твоего ужасного «Колокола». Чего ты хочешь, скажи?

— Хочу не я один. Все честные люди хотят дать человеческую жизнь мужику, перед которым мы грешили столетиями!

Это вырвалось у Андрея так горячо, что танцевавшая визави пара с удивлением посмотрела на него.

— Андрей, ради бога, спокойнее! — зло шепнула Лиза.

— Да, да, конечно. Извини, — понизил голос Андрей. — Мы хотим свободы нашей рабской Родине. Только совершенное уничтожение позорного самодержавия создаст в России жизнь новую, прекрасную, чистую!

— Андрюша, ты на краю гибели!

Так говорили они, делая изящные па под звуки придворного оркестра. Оба очень волновались. На глазах Лизы показались слезы.

— Мне надоела эта теснота и толкотня! — раздраженно сказала она, прекращая танец. — Посади меня.

Он поклонился и повел ее к креслам, стоявшим по кругу зала меж колоннами. Лиза выбрала одно из самых дальних кресел, почти у окон, закрытых тяжелыми голубыми шторами Андрей встал за спинкой кресла и, глядя с нежностью на пушок, вившийся на тоненькой девичьей шее, сказал горько:

— Мы любим друг друга, а думаем по-разному.

— Mais non [25], думать по-твоему я не буду, — холодно, не оборачиваясь, ответила Лиза.

Андрей тоскливо вздохнул. Да, они перестали понимать друг друга! В последнее время он начал замечать в глазах Лизы, обращенных на него, раздражение и даже унизительный стыд. Но Андрей объяснял эти чувства любимой девушки, заставлявшие его страдать, просто завистью, просто ложным стыдом бедности перед богатством. Лиза стыдилась его скромного армейского мундира, она со злой завистью смотрела на блестящие гвардейские мундиры поклонников и родственников ее институтских, подруг.

И среди разговора совсем на другую тему она вдруг говорила тихо и горько: «Боже, как мне хочется быть богатой-богатой, как Аннет Юсупова или как Мери Шихматова! Отвратительно быть бедной! И это на всю жизнь! N'est ce pas, Андрей?» [26]

Они, и Лиза и он, не были бедны, но и богатыми их нельзя было назвать. Все их состояние заключалось в небольших имениях, плохо и вяло управляемых одряхлевшими отцами А в голосе Лизы звучали в эти минуты беспросветное отчаяние и жадная, жгучая зависть. Но разве можно сурово судить за это неопытную девушку, широко раскрытые глаза которой каждый день видят чужую роскошь и чужое ослепляющее богатство?