Рыцарь-крестоносец - Уэлч Рональд (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗

Все вокруг застыли в ужасе, наступила тяжелая тишина. Опомнившись, вперед шагнул Джосселин, но, кажется, он опоздал со своими объяснениями.

– Полагаю, вы имеете в виду меня! – угрожающе проговорил де Ножент, ощутивший почву под ногами в бесконечной топи словоплетений. Он почувствовал себя в своей стихии и решил поставить на место этого мальчишку.

– Конечно, – просто ответил Филипп.

На бычьей шее де Ножента заиграли вены, обнаруживая распиравший его гнев.

– Ты, вонючий маленький сириец! [33] – прорычал он. – У меня появилась неплохая мысль: взять кнут и научить тебя, как нужно разговаривать со знатным нормандским сеньором.

Филипп удивлялся сам себе: ему удавалось сдерживаться до этого момента, несмотря на то, что все д'Юбиньи отличались вспыльчивостью нрава и сам он отнюдь не представлял исключения. Но теперь?! В его голову ударила горячая волна кипящего гнева; легкая вуаль восточной вежливости, которую он с таким трудом учился носить, внезапно улетучилась; юношу терзало неудержимое желание сбить с ног этого жирного хама и хлестать, хлестать по лицу…

– Филипп! – услышал он крик Джосселина, переходящий в визг, и чьи-то руки крепко обхватили его сзади, сдерживая его порыв.

– Оставьте его, – сказал де Ножент. – Маленькому пуллану нужен хороший урок.

– Не валяй дурака, де Ножент, – холодно проговорил Жан де Дюр. – Филипп д'Юбиньи – чистокровный нормандец из одного из древнейших родов герцогства. Его дед участвовал в Первом крестовом походе с другими рыцарями под предводительством самого Роберта Нормандского, и ему был пожалован титул за отвагу при штурме Антиохии.

Де Ножент, услышав это, на мгновение совершенно растерялся. Вытирая пот, заструившийся по его лицу, он почувствовал, что промахнулся, но потом упрямо помотал головой.

– Что ж, все равно хороший урок ему не помешает, – проревел он.

– Филипп еще очень молод, – снова выступил вперед Джосселин, поднося к ноздрям надушенный платок и оглядывая де Ножента с ног до головы с таким же презрительным равнодушием, с каким, наверное, бросал стертую монетку прокаженному оборванному нищему на улице Иерусалима.

– Не вмешивайся, Джосселин, – посоветовал Филипп, немного успокоившийся, но все еще сжимавший и разжимавший кулаки.

Джосселин повернулся к нему и тяжело вздохнул, поняв, что ссора все-таки неизбежна и что Филиппу придется отстаивать свои принципы до конца.

– За Силоамскими воротами, – сказал Филипп, – за час до заката. Точнее, у купальни Силоам! [34] Там многие встречались.

– Где это? – спросил де Ножент. Ему поспешили объяснить, и скоро были оговорены все условия предстоящей схватки: сражаться они будут пешими, на мечах и со щитами, до тех пор, пока один из них не признает себя побежденным.

Филипп развернулся и в сопровождении Джосселина покинул дворец.

Глава 3

ПОЕДИНОК У КУПАЛЬНИ СИЛОАМ

– Ты просто ничего не смыслящий в жизни дурак! – в сердцах проговорил Джосселин, когда они вышли из дворца, и им в глаза ударило яркое сияние солнца. – Де Ножент – взрослый мужчина, к тому же самый хладнокровный убийца из всех, о ком мне довелось слышать из вновь прибывших. Он снесет тебе голову, Филипп!

– Ничего, я смогу за себя постоять, – уверенно ответил Филипп.

– Ну конечно, сможешь! – саркастически воскликнул Джосселин, сбрасывая маску равнодушия и забывая о всех своих величественных манерах, – он был очень привязан к своему кузену. – Как же ты сможешь, если еще ни разу не был в настоящем бою и недостаточно хорошо владеешь мечом. Твой старый грек-учитель не особенно хорошо исполнял свои обязанности, должен тебе сказать. Слишком много лишних трюков!

Филипп улыбнулся и покачал головой, прекращая спор.

Несусветная жара хозяйничала в Леванте, иссушающая мозг, мешающая соображать, но он был уверен, что прежде чем зайдет солнце, Джосселин откроет много для себя нового: у старого грека, ветерана знаменитой варяжской дружины [35], личного телохранителя императора в Константинополе [36], был свой, особенный взгляд на технику владения мечом.

Фехтование считалось в то время опасным и грубым уделом сильных мужчин, способных без устали махать мечом. Но в понимании греков фехтование приравнивалось к искусству – гармоничному и художественному сочетанию положений тела, выверенных во времени быстрых, точных ударов и выпадов, – искусству, постигаемому долгими тренировками и опытом, нанести удар противнику с учетом веса последнего, застать его врасплох, предварительно открыв для себя его слабые стороны. В Филиппе грек нашел прекрасного ученика, с лету перенимавшего опыт своего наставника, готового проводить в тренировках целые дни и даже месяцы, и это молодое рвение не раз вызывало улыбку старика, смешно приподнимавшую кончики его усов.

К тому же Филипп был необычайно силен и вынослив для своих лет. Он часто практиковался с Джосселином, и в последнее время, когда он осознал свою силу, его удары стали еще более точными и сокрушающими.

В предстоящем поединке, результат которого поторопился предсказать Джосселин, конечно, нужно учитывать и другие обстоятельства, ведь это будет настоящий смертельный бой, а не учебная тренировка. И у этого поединка совсем иная психология и тактика, но главным союзником Филиппа станет жара. Сражаться при полном вооружении, в кольчуге и шлеме – тяжело в любое время суток и в любой сезон. А под знойным солнцем Леванта нашлось бы немного рыцарей, способных биться часами, и то лишь благодаря строгим тренировкам и привычке к жаркому климату. Де Ножент в Святой земле был новичок, да и перенесенное длительное путешествие не могло не ослабить его. Во дворце от Филиппа не ускользнула склонность де Ножента к полноте, и он с улыбкой вспоминал его постоянно потеющее лицо. Десять минут орудования мечом превратят тело рыцаря в настоящее желе в собственном соку, и силы его иссякнут.

Кузены договорились встретиться за дневной трапезой в доме сира Фулька.

Когда молодые люди пришли, сир Хьюго д'Юбиньи был уже там – он разговаривал со своим шурином, а точнее, с удовольствием слушал его рассуждения, поскольку сир Фульк любил поговорить, желая поставить всех в известность о том, что он думает по тому или иному поводу. Лицо сира Фулька Грандмеснила со временем приобрело кирпично-красный цвет, а сам он стал немного грузноват; волосяной покров на его голове давно уже поредел, и лоб плавно переходил в лысый череп, который достойный мессир имел привычку поглаживать во время разговора. У него существовало собственное мнение по любому вопросу, а поскольку он плохо переносил зной Леванта и от этого страдал одышкой, то говорил отрывочными фразами, из-за чего у плохо знавших его собеседников складывалось мнение о нем как о раздражительном старике, постоянно находящемся в дурном расположении духа.

На самом же деле сир Фульк был очень добрым и очаровательным человеком, который с трудом воспринимал новые идеи и приспосабливался к переменам, происходящим в его жизни, и поэтому частенько выказывал сожаление о том, что молодежь, забывая старые традиции и манеры, увлекается новомодными веяниями.

– Где это вы, двое, были? – гаркнул он, едва молодые люди показались на пороге. – Вы опоздали, Джосселин!

Джосселин, уже немного обретя спокойствие и вернувшись к своим модным манерам, поднял брови в вежливом удивлении.

– Мне кажется, я не припоминаю, чтобы вы жаловались на мои опоздания к трапезе, отец, – сказал он. – Наоборот, это вам всегда приходилось напоминать об этом.

– Что ж, значит, я изменился! – раздраженно прошипел сир Фульк. – Я брал в ваше отсутствие уроки у сира Хьюго. Он всегда чертовски пунктуален. Очень полезная привычка!