Книга алхимика(Роман) - Уильямс Адам (читаемые книги читать txt) 📗
Бесерра расхохотался. Смех получился булькающим. Пинсон увидел кровавые пузыри на губах солдата. Значит, пуля пробила легкое.
— Ничего себе, сменить… Ну просто обхохочешься… — прохрипел солдат. — Мы взлетим до самого неба…
— И заберем с собой целую дивизию фашистов, — отозвался Огаррио. — Согласись, неплохо. А ну иди сюда, сволочь ты эдакая, — с нежностью сказал он и осторожно обнял солдата, стараясь не потревожить ран, а потом поцеловал в обе щеки. — Хороший ты человек, Бесерра. Сберег себя. Не стал погибать со всеми. И ты тоже, обалдуй, — сержант обнял Ринкона. — Славные вы бойцы. Я вами чертовски горд. А теперь марш держать оборону, а то фашисты доберутся сюда раньше времени.
Проводив их взглядом, Огаррио потер лоб и взял фонарь.
Сержант заметил неладное, только когда приблизился к гробнице.
— Это еще что за херня?.. — пробурчал он себе под нос, взяв в руку один из кусков камня, которыми Пинсон заложил пролом в саркофаге. В этот момент профессор выскользнул из-за балюстрады и неслышно шагнул к Огаррио.
Сержант, видимо повинуясь некоему инстинкту, обернулся. Отбросив камень, он схватился за пистолет. Оружие оказалось у него в руках, прежде чем Пинсону удалось сделать три шага.
— Ты? — ахнул Огаррио и выстрелил.
Пинсон почувствовал сильный удар в грудь как раз в тот момент, когда его руки с зажатой в них киркой устремились вниз. Стальное острие впилось сержанту прямо над солнечным сплетением.
Профессор ощутил приступ чуть ли не детской гордости оттого, что удар достиг цели. Вдруг зала завертелась вокруг него. Ноги Пинсона подкосились, и он потерял сознание.
Профессор открыл глаза. К грохоту стрельбы, по-прежнему доносившейся до него издалека, теперь примешивались еще какие-то странные шорохи и клацанье, звучавшие в непосредственной близости от него. Он попытался встать, но ему помешала жгучая боль в груди. После нескольких попыток профессор обнаружил, что может шевелить головой. Ее он и повернул в сторону источника загадочных звуков.
К гробнице Паладона тянулся кровавый след. Возле самого саркофага на спине лежал Огаррио. Напрягая все силы, он расшатывал один из камней, скрывавших пролом в стене гробницы. Вытащив, сержант отшвырнул обломок в сторону и потянулся за следующим.
— Я тебя сильно ранил? — спросил Пинсон.
Огаррио замер с камнем в руках.
— Опять ты? Что, не сдох? — Он отбросил камень. — Еще как сильно! Ты повредил мне позвоночник, гнида! Я не чувствую ног.
— Извини. Я не хотел, чтобы ты взрывал мечеть.
— Думаешь, остановил меня? Дожидайся! Я уже почти расчистил дыру в гробнице. По лестнице я спущусь, сил хватит.
Пинсон начал было смеяться, но тут же замолчал — волна боли, исходившей из груди, прокатилась волной по всему телу. Когда она стихла, ему потребовалось еще несколько мгновений, чтобы перевести дыхание. Затем профессор попытался вспомнить, что он хотел сказать.
— Собрался спуститься? Что ж, удачи. Если лестницу найдешь.
— Найду, никуда она не денется, — прохрипел Огаррио. Еще один камень глухо стукнул об пол. — Что на тебя нашло, а? Ладно, заложникам каким-то образом удалось бежать. Тут я зла на тебя не держу. Каждый имеет право попытаться спасти свою шкуру. При побеге вы с заложниками убили моего солдата. Это я тоже могу простить. — Огаррио откинул в сторону еще один камень. — Но… — сержант тяжело дышал, — на хрена ты спрятался здесь с киркой и напал на меня? Зачем ты мешаешь мне забрать с собой на тот свет моих врагов? Знаешь, чего я добился? Знаешь, сколько сюда фашистов набежало? По меньшей мере дивизия, а то и больше. И я их могу прихлопнуть одним махом. Они же и твои враги. Ты же был министром, когда шла война. — Он замолчал, силясь отвалить последний камень. — Не понимаю я тебя, и все тут.
— Я решил, что цена слишком высока, — ответил Пинсон.
— Ты про мою жизнь и жизнь моих солдат? Ты сам только что видел Бесерру. Он рад сложить здесь свою голову. Я тоже. И все мои солдаты. Мы ведь сражаемся… за… ну, не знаю… за великое дело. Оно придает всему смысл. Мы приближаем победу трудового народа. Всего того, во что мы верим. Это что-нибудь да значит.
— Ничего это не значит, если вы ради этой победы забыли человечность.
— Да какое отношение эта поганая мечеть имеет к человечности? — Сморщившись от боли, Огаррио приподнялся на локтях.
— С одной стороны, никакого, — прошептал Пинсон, — а с другой — самое непосредственное. Но такие фанатики, как ты, этого никогда не поймут.
— Знаешь что, профессор? Иди-ка ты на хер! — выдохнул сержант. — Все это уже не имеет смысла. Сейчас я спущусь и все тут подорву к чертовой матери. И мечеть, и тебя, и себя…
Вдали с грохотом разорвались две гранаты. Раздались крики, хлопки выстрелов и звук приближающихся шагов.
— Черт, — прошипел сквозь зубы Огаррио и полез в гробницу.
Практически тут же из нее раздался вопль, полный ярости, отчаяния и даже страха. Сержант выполз назад, а за ним выкатился череп, увенчанный светлой копной волос.
— Там скелет! Скелет!
— Возможно, это вернулся Паладон, чтобы защитить свой собор, — тихо промолвил Пинсон.
Конец разговору положил долетевший до профессора окрик на арабском языке. Повернув голову, он увидел четверых солдат, которые приближались к гробнице, выставив перед собой винтовки. Огаррио рычал ругательства. Кинув на него взгляд, Пинсон увидел, что сержант поднимает руку с пистолетом. Четыре винтовки одновременно изрыгнули огонь, и Огаррио упал навзничь. Тело его по плечи находилось внутри саркофага.
Пинсон услышал звук быстрых шагов, поднял глаза и узнал капитана Маранду. Офицер выглядел очень элегантно, несмотря на раненую руку, которую держал на перевязи. Потыкав ногой труп Огаррио, капитан посмотрел на солдат.
— Прекрасная работа, бойцы. Это был их командир. Думаю, больше никого не осталось. — Прищурившись, он посмотрел на статую Паладона. — Интересно, что он тут делал?
— Думаю, эфенди [87], он хотел спрятаться в могиле мертвеца, — ответил один из мавров.
Остальные рассмеялись.
— Вытащите его оттуда, — приказал Маранда. — Ты, — он ткнул пальцем в грудь ближайшего солдата, — останешься здесь. Приведешь гробницу в должный вид. Со всем почтением положишь череп на место, а потом заложишь камнями отверстие. Это святое место и без того уже достаточно осквернили.
Пинсон с облегчением вздохнул. Задача выполнена. О пещере, сокрытой внизу, никто не узнает.
Капитан приблизился вплотную к нему и опустился на колени.
— Министр Пинсон, я рад, что вы еще живы. Надеюсь, здоровье позволит вам присутствовать на суде, который готовит мой генерал.
Профессор попытался ответить, но в глазах все помутилось от красного тумана.
— Господи, да он тяжело ранен. Носилки, быстрее!
Голос капитана, спешно отдающего приказы, доносился словно откуда-то издалека.
— Врача сюда! Живо!
«К чему вся эта суматоха, — подумал Пинсон. — Неужели нельзя просто оставить меня в покое?» Он был доволен тем, что все получилось, и теперь ему хотелось просто уснуть. Прежде чем тьма окутала профессора, перед его мысленным взором возник образ лампы, горящей в Нише Света, и птиц, порхающих среди цветов.
Его привязали к стулу на главной площади, а на шею повесили табличку «Изменник и еретик Энрике Пинсон». Рядом с ним на стуле ерзал толстяк Сулуага, бывший мэр и теперь уже бывший председатель революционного совета. Табличка на его груди гласила: «Изменник и анархист Рамон Сулуага». Бедолага так орал от ужаса, что ему пришлось вставить в рот кляп.
Все пришлось делать в страшной спешке да еще и на фоне царящего в городе хаоса, который неизменно приходит на смену грабежам.
Целую вечность Маранда истратил на попытки дозвониться по полевому телефону до генерала. Когда это все же удалось, капитан объяснил, что бывший министр при смерти и вряд ли протянет еще час. Таким образом, генералу пришлось поставить крест на своих планах устроить в Севилье открытый судебный процесс. И тогда он потребовал немедленной, причем непременно публичной, казни Пинсона. А это означало, что бывший министр должен был каким-то образом дотянуть до расстрела! Только продемонстрированное врачом мастерство и переливание крови смогли немного отсрочить остановку сердца Пинсона. А тот факт, что во время казни арестованный политик будет находиться в бессознательном состоянии, сочли несущественным.
