Дитя Всех святых. Перстень со львом - Намьяс Жан-Франсуа (читать книги полные .txt) 📗
— А меня вы завтра возьмете с собой на войну?
И, услышав отрицательный ответ, залилась слезами.
Франсуа уехал на следующий день, сопровождаемый через весь лабиринт заплаканной Изабеллой и Ариеттой, скрывающей под улыбкой свою тревогу. Он обещал скоро вернуться. С Гекленом дело не затянется…
Франсуа и Оруженосец торопились, чтобы поскорее присоединиться к армии, которая должна была прибыть в Ренн. В тот день они биться не собирались, однако сразу же по выезде из леса Вивре столкнулись с каким-то рыцарем в сопровождении оруженосца. Франсуа спросил:
— Вы за Блуа или за Монфора?
Рыцарь ответил с сильным английским акцентом:
— Я за единственного герцога — Жана де Монфора!
Франсуа опустил свое забрало, незнакомец сделал то же самое, и бой начался. Оба рыцаря помчались друг на друга; схватились и их оруженосцы. Англичанин был дороден и медлителен. Франсуа легко отбил удар его меча. Он мог ударить в свою очередь, но передумал. Почему бы не взять этого англичанина в плен? Тогда бы все снова стало на свои места. Франсуа взмахнул своим цепом и сумел ловко закрутить цепь вокруг меча. Потом дернул. Его противник остался без оружия.
В тот же миг галопом подоспел Оруженосец, прикончивший своего противника. Рыцарь закричал:
— Прошу пощады!
Франсуа опустил оружие и принял железную перчатку с правой руки, которую тот ему протянул.
— Вы мой пленник. Ваше имя?
Рыцарь поднял забрало.
— Томас Бедхэм.
Франсуа побледнел:
— Туссенов Бедхэм?
— Не понимаю вас…
— Не вы ли в свое время приговорили к котлу одного из сподвижников дю Геклена?
— Возможно. Какое это имеет значение?
— Ответьте: да или нет?
— Да, но…
Глаза Франсуа гневно блеснули. Выходит, он имел возможность отомстить тому, кто отправил Туссена на смерть, и не сделал этого! Сам того не осознавая, Франсуа снова поднял руку с боевым цепом. Жирное и красное лицо Бедхэма побледнело, но Франсуа вовремя опомнился и опустил руку. С пленниками так не поступают. Это было бы убийством.
На следующий день Франсуа и Оруженосец присоединились к своей армии в Ренне. Отныне во главе ее стоял Карл Блуаский, а дю Геклен и его люди должны были лишь выполнять приказы герцога. Бедхэма перевели в тот дом в городе, где содержались все пленные. До тех пор пока за них не внесут выкуп, им предстояло повсюду следовать за армией. После каждой остановки они вновь пускались в путь под надежной охраной.
Армия Жана де Монфора и его английских союзников находилась южнее, неподалеку от Ванна, и, казалось, не имела намерения уходить оттуда. Карл Блуаский, ожидавший прибытия остальных бретонских подкреплений, тоже решил остаться на месте и дать неприятелю возможность подойти.
За время своего пребывания в городе Франсуа вновь обрел хорошее расположение духа. Сожаления о том, что он не убил Бедхэма, покинули его. Разве это воскресило бы Туссена? Зато взять в плен англичанина представляло собой еще одну победу. Уже который месяц все удавалось, да и могло ли не удаваться?
Кроме того, у Франсуа имелся план: дорога на Ванн шла мимо Куссона. Как и в случае с Вивре, он завернет туда, покинув ненадолго армию. Прежде чем идти в бой, он проведет несколько часов среди дорогих его сердцу воспоминаний…
Карл Блуаский покинул Ренн 26 сентября. Вечером армия сделала привал в Бэн-ле-Бретань. На следующий день Франсуа был бы уже в Куссоне.
Он как раз подкреплялся в компании с Оруженосцем, когда к нему явился какой-то человек. Франсуа сразу же узнал его: это был Мардохей Симон, сын Елеазара. Во время своего последнего пребывания в Куссоне Франсуа видел его лишь мельком, поскольку тот держался весьма сдержанно; молодой еврей лишь почтительно поприветствовал хозяина замка и сразу же удалился, чтобы оставить того наедине с отцом, на которого, впрочем, сам был удивительно похож.
Мардохей Симон приблизился к огню. Едва увидев его трагическое лицо, Франсуа вскочил.
— Что случилось?
— Я отправил гонца в Вивре, но вчера он вернулся, объявив мне, что вы на войне. Тогда я счел нужным явиться сам.
Мардохей был бледен.
— На прошлой неделе приходили англичане, монсеньор! Они разорили Куссон…
Франсуа не мог в это поверить. Не мог!
— Что ты плетешь? Куссон неприступен!..
— Не замок, монсеньор, деревню…
Мардохей Симон был примерно в том же возрасте, что и Франсуа. Они стояли лицом друг к другу, трудно сказать — кто бледнее.
— Рассказывай!
— Англичане пришли рано утром. Встали между замком и деревней, чтобы никто не мог спастись, и начали разорять дома.
— Надо было сделать вылазку!
— Именно это и приказал мой отец. Но людей в гарнизоне оказалось недостаточно. Они дали себя побить и вернулись в замок. Англичане весь день терзали Куссон — огнем и мечом. А ночью, оставив после себя один пепел, ушли.
Повсюду в лагере слышны были веселые голоса. С самого начала похода настроение у всех было уверенное, приподнятое, почти восторженное. И один только Франсуа чувствовал, как погружается в пучину ужаса… Он сгреб Мардохея за его платье — длинное одеяние в черную и белую полоску.
— Почему приехал ты? Почему не твой отец? Чувствует себя виноватым?
— Да, монсеньор. Он почувствовал себя виноватым. И повесился на замковой виселице в ту же ночь…
Франсуа разжал кулаки. Уронил руки.
— В деревне все погибли?
— Не все. Некоторым удалось убежать.
Франсуа поморщился. Размягчаться нельзя, надо действовать. После самоубийства Елеазара Куссон остался без главы. Долго так продолжаться не может. Франсуа посмотрел на молодого человека, столь похожего на своего отца, который до самой смерти оставался верен долгу и собственной суровой совести.
— Отец передал тебе свои знания?
— Да, монсеньор. Он обучил меня всему.
— Сможешь завтра занять его место?
Мардохей Симон посмотрел на Франсуа глубоким взглядом.
— Почему после того, что случилось, вы хотите этого от меня?
— Потому что такова моя воля! Отвечай!
— Если такова ваша воля, значит, такова воля Господа. Я повинуюсь и буду молить Его, чтобы Он дал мне для этого силы.
Франсуа тотчас же начал перебирать меры, одну за другой, которые необходимо было предпринять. Это был единственный способ отвратить горе и ужас.
— Обойдешь округу в поисках крестьян, чтобы заменить погибших солдат. Вдвое увеличишь замковую охрану. Через какое-то время ты выдашь лук каждому способному носить оружие. Затем ты…
Франсуа внезапно осекся. Ему вспомнилось нечто не имеющее имени…
— А мельница?
Разумеется, Мардохей не знал историю Франсуа и Маргаритки. Поэтому он отвечал без всякой задней мысли:
— Сгорела, как и все остальное.
— А… хозяева?
— И мельник, и мельничиха погибли.
— А их дети?
На этот раз Мардохей выразил искреннее сочувствие.
— У мельниковой жены как раз незадолго перед тем родились близнецы. Им едва исполнилось три месяца. Англичане зажарили их, как ягнят.
Франсуа схватил Мардохея и стал неистово трясти.
— Плевать мне на близнецов! Я о девочке говорю, ей должно быть лет десять!
— Она тоже погибла, монсеньор. Ее изнасиловали и убили, как и мать…
— А-а-а-а-а!..
Франсуа испустил дикий вопль, неописуемый, нечеловеческий… На глазах Мардохея и Оруженосца, оцепеневших от ужаса, он схватил секиру и скрылся куда-то в ночи. Франсуа промчался через весь лагерь к коровьему загону, куда на ночь помещали пленников. Часовой попытался остановить его.
— Что вам угодно, монсеньор?
Франсуа с секирой в руке оттолкнул его с такой силой, что тот упал навзничь. Завидев молнии в глазах француза и пену на его губах, пленники, собравшиеся было поужинать при свете костров, повскакали на ноги. Поваленный на землю часовой кликнул своих товарищей и теперь бежал вслед за Франсуа. А тот, наконец, нашел того, кого искал. Бедхэм вскочил, как подброшенный пружиной. Его толстое багровое лицо побелело.
