Уэверли, или шестьдесят лет назад - Скотт Вальтер (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Глава 68. Как, завтра? О, как скоро! Пощадите!
Эдуард в сопровождении своего бывшего слуги Алика Полуорта, вновь поступившего к нему на службу в Эдинбурге, прибыл в Карлейл в то время, когда комиссия Ойера и Терминера еще продолжала судить его злополучных товарищей по оружию. Он старался ехать возможно быстрее, но – увы! – не в надежде спасти Фергюса, а лишь для того, чтобы успеть еще раз увидеть его. Мне следовало упомянуть, что, как только он узнал о дне суда, он щедро отпустил значительную сумму денег на оплату защитников, Благодаря этому на суде присутствовав и присяжный стряпчий и главный адвокат. Впрочем, они в этом случае играли примерно ту же роль, что и прекрасные врачи, призванные к изголовью какого-нибудь умирающего вельможи. Врачи стремятся использовать все непредвиденные проявления природы, а юристам оставалось придираться к малейшим погрешностям судопроизводства. Эдуард пробрался в переполненный до отказа зал суда. Его пропустили вперед, так как узнали, что он прибыл с севера, а по его взволнованному и расстроенному виду решили, что он приходится родственником кому-нибудь из обвиняемых. Шло уже третье заседание суда. На скамье подсудимых сидели двое. Только что был оглашен приговор: виновны. Воцарилась напряженная тишина. Эдуард взглянул на осужденных. Фергюса он узнал сразу по его полной достоинства осанке и благородным чертам, хотя одежда его была вся в пыли и в грязи, а на болезненно-бледном лице можно было прочесть следы длительного строгого заключения. Рядом с ним сидел Эван Мак-Комбих. Увидев их, Эдуард почувствовал, что у него кружится голова и ему становится дурно, но голос прокурора привел его опять в чувство.
– Фергюс Мак-Ивор из Гленнакуойха, – торжественно произнес прокурор, – иначе называемый Вих Иан Вор, и Эван Мак-Ивор из Дху, что в Террасклефе, иначе называемый Эван Дху, Эван Мак-Комбих или Эван Дху Мак-Комбих, оба вы и каждый из вас в отдельности признаны виновными в государственной измене. Что можете вы сказать в свою пользу, чтобы суд не применил к вам смертной казни согласно закону?
Когда при этих словах председатель суда надел на себя роковую шапку note 482, Фергюс тоже надел свою, пристально и сурово взглянул на него и ответил твердым голосом:
– Я не хочу, чтобы это многочисленное собрание думало, что на такое обращение мне нечего ответить. Но то, что я мог бы сказать, вы не стали бы слушать, так как, защищая себя, я осудил бы вас. Продолжайте же делать во имя божие то, что вам дозволено. И вчера и позавчера, осуждая на смерть многих благородных и честных людей, вы проливали их кровь, как воду. Не щадите же и моей. Если бы даже в моих жилах текла кровь всех моих предков, я все равно не побоялся бы подвергнуть ее опасности в этом смертельном споре.
– Он сел и не захотел больше вставать.
Эван Мак-Комбих взглянул на него очень серьезно и поднялся в свою очередь. Он хотел что-то сказать, но, смущенный обстановкой суда и затрудняясь говорить на языке, на котором ему не приходилось думать, ничего не мог выговорить. По залу пронесся сочувственный шепот. Считали, что несчастный сошлется в свое оправдание на то, что он действовал под влиянием своего начальника. Судья водворил тишину и постарался ободрить Эвана.
– Я только хотел сказать, милорд, – произнес Эван тоном, который он считал вкрадчивым, – что если бы ваша милость и почтенный суд отпустили сейчас Вих Иан Вора на свободу и дали ему уехать обратно во Францию, с тем чтобы он больше не беспокоил правительство короля Георга, любые шесть человек из его клана согласились бы пойти на казнь вместо него, и если вы меня пустите съездить в Гленнакуойх, я вам их сам доставлю, а там делайте с ними что хотите – вешайте их или рубите им головы, а начать можете с меня.
Несмотря на торжественность минуты, при столь необычном предложении в зале послышалось что-то вроде смеха. Судья прекратил неуместную веселость, и Эван, когда все стихло, сурово оглядевшись, продолжал:
– Если саксонские джентльмены смеются, – сказал он, – потому, что такой бедняк, как я, считает, что его жизнь или жизнь шести таких же бедняков стоит жизни Вих Иан Вора, возможно, они и правы; но если они смеются, считая, что я не сдержу слова и не вернусь, чтобы выкупить своего вождя, я скажу им, что они не знают ни сердца горца, ни чести джентльмена.
Тут уж больше никому не пришло в голову смеяться, и воцарилось гробовое молчание.
Тогда судья произнес обоим подсудимым приговор по закону о государственной измене, со всеми сопровождающими его ужасными подробностями. Казнь была назначена на следующий день.
– Для вас, Фергюс Мак-Ивор, – продолжал председатель, – я не могу надеяться на помилование. Приготовьтесь поэтому завтра претерпеть ваши последние земные страдания и предстать перед верховным судиею.
– Это мое единственное желание, милорд, – ответил Фергюс тем же мужественным и твердым тоном.
Пристальный взгляд Эвана, до тех пор непрерывно обращенный на вождя, затуманился слезой.
– А вы, – продолжал председатель, – бедный, невежественный человек, который, следуя идеям, внедренным в вас с детства, дал нам сегодня разительный пример того, как верность, являющаяся нашей обязанностью лишь по отношению к королю и государству, из-за ваших несчастных представлений о кланах перенесена была на честолюбца, превратившего вас в конечном счете в орудие своих преступлений, – вы, если вы решитесь просить о помиловании, я постараюсь его вам выхлопотать. Иначе…
– Не нужно мне вашего помилования, – сказал Эван, – раз вы собираетесь пролить кровь Вих Иан Вора. Я мог бы принять от вас только одну милость: прикажите развязать мне руки и дайте мне мой палаш, да посидите с минутку на своем месте…
– Уведите осужденных, – сказал председатель, – и пусть его кровь падет на его собственную голову.
Почти отупев от переживаний, Уэверли очнулся только тогда, когда людской поток вынес его на улицу. У него оставалось одно желание: еще раз увидеться и поговорить с Фергюсом. Он пошел в замок, где содержался его несчастный друг, но его не впустили.
– Верховный шериф, – сказал ему один унтер-офицер, – приказал коменданту никого не допускать к осужденному, кроме его сестры и духовника.
– А где мисс Мак-Ивор?
Ему дали адрес. Это был дом почтенного католического семейства, жившего под Карлейлом.
Не допущенный в замок и не решаясь лично от себя обратиться ни к верховному шерифу, ни к судьям из-за своего одиозного имени, он прибегнул к адвокату, защищавшему Фергюса. Этот джентльмен сообщил ему, что власти опасались впечатления, которое могли произвести на публику рассказы о последних минутах осужденных, особенно пройдя через уста сторонников претендента, и поэтому решили не пускать в тюрьму никого, кроме тех, кто мог бы сослаться на близкое родство. Однако, желая угодить наследнику Уэверли-Онора, он обещал добиться для него пропуска на следующее утро, прежде чем с Фергюса снимут кандалы, чтобы вести его на казнь.
«Неужели это действительно говорят о Фергюсе Мак-Иворе, – подумал Уэверли, – и это не сон? О Фергюсе, смелом, рыцарственном, великодушном, гордом вожде преданного ему племени? Неужели его, которого я видел впереди всех на охоте и в минуту атаки, его, доблестного, деятельного, молодого, благородного, любимца женщин, воспетого бардами, неужели его заковали в кандалы, как злодея… и повезут на телеге вешать… и умрет он медленной и мучительной смертью от руки презреннейшего из негодяев?.. Поистине, злым был дух, предсказавший такой конец отважному вождю Мак-Иворов!»
Дрожащим голосом просил он адвоката найти какую-нибудь возможность предупредить Фергюса о своем посещении, если только удастся его добиться. Потом он пошел в гостиницу и написал Флоре несколько едва разборчивых строк, предупреждая, что намерен посетить ее вечером. Посланный вернулся с письмом, написанным обычным прекрасным итальянским почерком, почти не утратившим своей твердости даже под бременем невзгод. «Мисс Флора Мак-Ивор, – гласило письмо, – не может отказать самому близкому другу ее любимого брата в дозволении посетить ее даже при настоящих невыразимо тяжелых обстоятельствах».
Note482
….председатель суда надел на себя роковую шапку… – В английском суде председатель надевал черный колпак при оглашении смертного приговора.