Двадцать лет спустя (часть вторая) (худ. Клименко) - Дюма Александр (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Она подбежала к письменному столу и поспешно набросала несколько слов.
VI. Свидание
Д’Артаньян спал эту ночь в комнате Портоса, как и все ночи с начала возмущения. Шпаги свои они держали у изголовья, а пистолеты клали на стол так, чтобы они были под рукой.
Под утро д’Артаньяну приснилось, что все небо покрылось желтым облаком, из которого полил золотой дождь, и что он подставил свою шляпу под кровельный желоб.
Портосу снилось, что дверца его кареты оказалась слишком мала, чтобы вместить его полный герб.
В семь часов их разбудил слуга без ливреи, принесший д’Артаньяну письмо.
— От кого? — спросил гасконец.
— От королевы, — отвечал слуга.
— Ого! — произнес Портос, приподнимаясь на постели. — Ну и что там?
Д’Артаньян попросил слугу пройти в соседнюю комнату и, как только дверь затворилась, вскочил с постели и поспешно прочел записку. Портос смотрел на него, выпучив глаза и не решаясь заговорить.
— Друг Портос, — сказал наконец д’Артаньян, протягивая ему письмо, — вот наконец твой баронский титул и мой капитанский патент. Читай и суди сам.
Портос протянул руку, взял письмо и прочел дрожащим голосом:
— «Королева желает переговорить с господином д’Артаньяном, которого просит последовать за подателем этого письма». Что же, — произнес Портос, — я не вижу тут ничего особенного.
— А я вижу, и очень много, — возразил д’Артаньян. — Если уж позвали меня, то, значит, дела плохи. Подумай, что должно было произойти, чтобы через двадцать лет королева вспомнила обо мне!
— Правда, — согласился Портос.
— Наточи свою шпагу, барон, заряди пистолеты и задай лошадям овса. Ручаюсь, что еще сегодня у нас будет дело; а главное — никому ни слова.
— Не готовят ли нам западню, чтобы избавиться от нас? — спросил Портос, уверенный, что его будущее величие уже теперь многим не дает покоя.
— Если это западня, — возразил д’Артаньян, — то я ее разгадаю, будь покоен. Если Мазарини итальянец, то я гасконец.
Д’Артаньян в один миг оделся. Портос, по-прежнему лежавший в постели, уже застегивал ему плащ, когда в дверь снова постучали.
Вошел другой слуга.
— От его преосвященства кардинала Мазарини, — произнес он.
Д’Артаньян посмотрел на Портоса.
— Дело осложняется, — сказал тот. — С чего же начинать?
— Не беда, — отвечал д’Артаньян, прочитав записку кардинала, — все устраивается отлично — его преосвященство назначает мне свидание через полчаса.
— А, тогда все в порядке.
— Друг мой, — сказал д’Артаньян, обращаясь к слуге, — передайте его преосвященству, что через полчаса я буду к его услугам.
Слуга поклонился и вышел.
— Хорошо, что этот не видал того, — заметил д’Артаньян.
— Значит, ты думаешь, они прислали за тобой не по одному и тому же делу?
— Не думаю, а уверен в этом.
— Однако, д’Артаньян, торопись. Не забывай, что тебя ждет королева, а после королевы кардинал, а после кардинала я.
Д’Артаньян позвал слугу Анны Австрийской.
— Я готов, мой друг, — сказал он, — проводите меня.
Слуга провел его окольными улицами, и через несколько минут они вступили через маленькую калитку в дворцовый сад, а затем по потайной лестнице д’Артаньяна ввели в молельню королевы.
Лейтенант мушкетеров испытывал безотчетное волнение: в нем не было больше юношеской самоуверенности, и благодаря приобретенной им опытности он понимал всю важность совершающихся событий.
Через минуту легкий шум нарушил тишину молельни. Д’Артаньян вздрогнул, увидев, как чья-то рука приподнимает портьеру. По форме, белизне и красоте он узнал эту руку, которую ему однажды, так давно, дозволили поцеловать.
В молельню вошла королева.
— Это вы, господин д’Артаньян, — сказала она, устремив на офицера ласковый и в то же время грустный взгляд. — Это вы, и я вас узнаю. Взгляните и вы на меня, я королева. Узнаете вы меня?
— Нет, ваше величество, — ответил д’Артаньян.
— Разве вы забыли уже, — сказала Анна Австрийская тем чарующим тоном, какой она умела придать своему голосу, когда хотела этого, — как некогда одной королеве понадобился храбрый и преданный дворянин и как она нашла этого дворянина? Для этого дворянина, который, быть может, думает, что его забыли, она сохранила место в глубине своего сердца. Знаете вы это?
— Нет, ваше величество, я этого не знаю, — сказал мушкетер.
— Тем хуже, сударь, — произнесла Анна Австрийская, — тем хуже; я хочу сказать — для королевы, так как ей опять понадобилась такая же храбрость и преданность.
— Неужели, — возразил д’Артаньян, — королева, окруженная такими преданными слугами, такими мудрыми советниками, такими выдающимися по заслугам и положению людьми, удостоила обратить свой взор на простого солдата?
Анна поняла скрытый упрек, который только смутил, но не рассердил ее. Самоотверженность и бескорыстие гасконского дворянина много раз заставляли ее чувствовать угрызения совести; он превзошел ее благородством.
— Все, что вы говорите о людях, окружающих меня, может быть, и верно, — сказала она, — но я могу довериться только вам, господин д’Артаньян. Я знаю, что вы служите господину кардиналу, но послужите немного мне, и я позабочусь о вас. Скажите, не согласились бы вы сделать для меня то же, что сделал некогда для королевы дворянин, вам неизвестный?
— Я сделаю все, что прикажет ваше величество, — сказал д’Артаньян.
Королева на минуту задумалась; в ответе мушкетера ей послышалась излишняя осторожность.
— Вы, может быть, любите спокойствие? — спросила она.
— Я не знаю, что это такое: я никогда не отдыхал, ваше величество.
— Есть у вас друзья?
— У меня их было трое: двое покинули Париж, и я не знаю, где они находятся. Со мной остался только один, но этот человек, кажется, из тех, что знали дворянина, о котором ваше величество удостоили рассказать мне.
— Отлично! — сказала королева. — Вы вдвоем с вашим другом стоите целой армии.
— Что я должен сделать, ваше величество?
— Приходите еще раз, в пять часов, и я вам скажу; но не говорите ни единой душе о свидании, которое я вам назначила.
— Слушаюсь, ваше величество.
— Поклянитесь на распятии.
— Ваше величество, я никогда не нарушал своего слова. Что я сказал, то сказал.
Королева, не привыкшая к такому языку, необычному в устах ее придворных, вывела заключение, что д’Артаньян вложит все свое усердие в исполнение ее плана, и осталась этим очень довольна. На самом деле это была одна из хитростей гасконца, подчас желавшего скрыть за личиной солдатской резкости и прямоты свою проницательность.
— Ваше величество ничего мне больше сейчас не прикажет? — спросил он.
— Нет, — отвечала Анна Австрийская, — до пяти часов вы свободны и можете идти.
Д’Артаньян поклонился и вышел.
«Черт возьми, — подумал он, — я, кажется, и в самом деле им очень нужен».
Так как полчаса уже прошло, то он прошел по внутренней галерее и постучался к кардиналу.
Бернуин впустил его.
— Я к вашим услугам, монсеньор, — произнес д’Артаньян, входя в кабинет кардинала.
По своему обыкновению, он сразу осмотрелся кругом и заметил, что перед Мазарини лежит запечатанный конверт. Но конверт этот лежал верхней стороной вниз, так что нельзя было рассмотреть, кому он адресован.
— Вы от королевы? — спросил Мазарини, пытливо поглядывая на мушкетера.
— Я, монсеньор? Кто вам это сказал?
— Никто, но я знаю.
— Очень сожалею, но должен сказать вам, монсеньор, что вы ошибаетесь, — бесстыдно заявил гасконец, помнивший данное им Анне Австрийской обещание.
— Я сам видел, как вы шли по галерее.
— Это от того, что меня провели по потайной лестнице.
— А зачем?
— Не знаю; вероятно, тут какое-нибудь недоразумение.
Мазарини знал, что нелегко заставить д’Артаньяна сказать то, чего тот не хочет говорить; поэтому он на время отказался от попыток проникнуть в его тайну.
