Длинная тень - Хэррод-Иглз Синтия (версия книг TXT) 📗
Хьюго видел, что Джордж кончил играть и подошел к матери, глядя, как брат нежно трется о ее щеку и что-то шепчет. Он отвлекся от игры.
Хлорис, которая симпатизировала ему, отложила карты и сказала:
– Я устала от этой игры. Что-то мы все очень тихие и скучные. Не поиграть ли нам в шарады? Да, да! Давайте поиграем в шарады!
Она знала, что Аннунсиата предпочитала шарады другим играм, обожая все, что связано с актерством и переодеванием.
Все посмотрели на нее, огляделись, заинтересовались, но Берч твердо сказала.
– Уже слишком поздно. Дети перевозбудятся и будут плохо спать. Давайте лучше помузицируем или попоем.
– Да, это будет славно, – поддержал ее отец Сент-Мор, страстный любитель музыки.
Хлорис, не найдя причины возразить, сказала:
– Хорошо, давайте помузицируем. Хьюго, ты сыграешь нам что-нибудь на клавесине?..
Но Аннунсиата прервала ее, качая головой:
– Ой! Нет, нет! Я не в силах выдержать этот шум, он действует мне на нервы. Джордж что-нибудь споет нам, правда, дорогой?
– Да, мама, – сразу ответил Джордж, польщенный просьбой матери, и спрыгнул с ее коленок.
Хлорис посмотрела на хмурое лицо Хьюго и беспомощно пожала плечами, пока Аннунсиата говорила:
– Спой мою любимую песенку, Джордж, «На сладких волнах любви».
Джордж встал посреди залы, слегка сжал руки за спиной и запел перед восхищенной аудиторией. Он пел прекрасно, и только близнецы не выражали своего восторга. Арабелла безразлично уставилась в потолок и думала о лошадях, а Хьюго смотрел на Джорджа с ненавистью и мечтал о реванше.
В июньский полдень Аннунсиата вышла через главные двери и посмотрела, куда Ральф повел Златоглазку. На его лице настолько легко читались гордость и возбуждение, что Аннунсиата не смогла удержаться от улыбки. «Он так хотел, чтобы я наслаждалась этим днем, и так в этом не уверен», – думала она. Златоглазка приветственно покивала головой при виде хозяйки, нетерпеливо перебирая своими изящными бабками в быстром танце. Кобыле было уже шестнадцать лет, но она вела себя, как двухлетка, хотя ее манеры стали более эффектными. Ее темные глаза сияли, и шелковистый зеленый султан, украшавший сбрую, сильно подрагивал при каждом движении головы.
– Ты прекрасно выглядишь, дорогая! – прошептал Ральф жене. – Как королева!
Не желая портить прекрасный день, Аннунсиата сдержалась, чтобы не наговорить гадостей, а их у нее наготове было много, а просто мило улыбнулась и удобно устроилась в седле, разложив вокруг себя шелковые золотистые юбки.
Она подумала, что он беспокоится о младенце, и вспомнила, как он специально устраивал выезды и праздники для своей покойной жены, несчастной Мэри.
Держа Златоглазку за узду, Ральф подозвал Тома:
– Возьми лошадь под уздцы и отведи ее.
При этих словах Том и Аннунсиата невольно встретились взглядами, и она поспешила вперед, чтобы твердой рукой взять повод.
– Мой дорогой муж, – сказала она, – я никоим образом не калека. И далек еще тот день, когда я не смогу на своей лошади удержаться в седле.
Ральф сделал круглые глаза: шел третий месяц ее беременности, а Златоглазка вряд ли умела ходить шагом, но Аннунсиата жестко сказала, едва удерживаясь от грубости:
– Посторонись, муж! Я тебя умоляю!
Ему осталось только вздохнуть и подчиниться. Он вскочил на коня, и кавалькада двинулась вперед. Кавалькада получилась большая, потому что на праздник середины лета приехало много гостей: Кловис из Лондона, Фрэнсис Морлэнд из Тодс Ноу, семья из Нортумберлендского поместья и кузены Симондс из Блайндберда. Тетка Ральфа, Анна, вышла замуж за Сэма Саймондса, у которого было небольшое поместье в Шевиоте. Анна и Сэм давно умерли, а их сын Криспиан стал хозяином поместья. Он привез с собой двух незамужних сестер, Фрэнсис и Анну, которых представлял всем как Фэн и Нэн, и дочь Ральфа Сабину, выросшую в Блайндберде.
Многочисленные гости, одетые в праздничные наряды и с праздничным настроением, собрались на нижнем поле на окраине Хоб Мура. Это был праздник Святого Джона, и все надеялись от души повеселиться. Хозяин Морлэнда устроил для них новое интересное развлечение. Сцена радовала глаз яркими флагами, развевающимся на ветру шелком открытого павильона, приготовленного для удобства дам, цветными вожжами и попонами множества лошадей, которых водили туда и обратно среди толпы. Йоркширцы любили лошадей, и мужчины всегда устраивали состязания своих фаворитов; поэтому со стороны хозяина Морлэнда было очень мудро устроить такие скачки с призами для победителей. После скачек планировался большой праздник с танцами. На кухне давно уже горел огонь, и на всю округу распространялись вкусные запахи. На другой стороне большой дороги, совсем рядом, располагалась харчевня «Заяц и вереск», хозяин которой выкатил на поле бочки своего отменного эля, так что недостатка в горячительных напитках не должно было случиться. Он с удовольствием выставил пиво по вполне умеренной цене, ожидая удачной торговли, особенно вечером. Для тех, кто не проявлял внимания ни к женщинам, ни к лошадям, тут же на арене, которая находилась позади харчевни, были устроены петушиные бои.
Толпа с громким одобрением приветствовала Морлэндов: Ральфа – со всей широтой их простой души, Аннунсиату – более сдержанно, хотя за красоту и близость к королевскому дому ее любили не меньше. Златоглазка вела себя неспокойно, пугаясь орущей и напирающей толпы, и Аннунсиата с облегчением вздохнула, когда наконец сошла с лошади, заслужив одобрительные восклицания за умелое обращение с нею.
– Думаю, им хотелось бы, чтобы ты приняла участие в скачках, – тихо сказал ей Кловис, помогая сойти с лошади.
– Три месяца назад – с удовольствием, – улыбнувшись, ответила Аннунсиата.
– И, без всяких сомнений, ты выиграла бы! – ухмыльнулся он.
Ральф присоединился к ним, огорченный тем, что не смог прийти на помощь жене, оттесненный толпой.
– Я с нетерпением жду начала состязания, – продолжал Кловис. – Все лошади элитных кровей – потомки Кингскапа, не так ли? Это был отличный жеребец!
Лицо Ральфа засияло. О чем, о чем, а о лошадях он поговорить любил.
– Лучший из всех, которые когда-либо у нас были! Может быть, даже лучше, чем великий Принц Хэл, хотя он тоже произвел несколько хороших животных. Но все они слишком тяжелы для быстрого бега. И я хочу добавить в нашу местную породу немного легкой крови. Я слышал, что некоторые из лошадей варваров...
– Если ты начнешь беседовать с Ральфом о разведении лошадей, то никогда не остановишь его, – предупредила Аннунсиата Кловиса. – Он почти готов ехать в Африку, чтобы вывезти оттуда лошадь, поэтому я умоляю, не заводи его!
– Да ты подумай только, как это могло бы улучшить породу! – воскликнул Ральф, но, увидев их удивленные лица, сменил тему разговора. – Ну, ладно, ладно. Я вижу, там люди пытаются привлечь мое внимание, пойду-ка лучше к ним. Кловис, ты проследишь за тем, чтобы графиня устроилась поудобнее?
– Конечно, – ответил Кловис.
Ральф отошел в сторону, и его тут же обступили плотники, повара, грумы, наездники, друзья и нищие. Кловис сказал:
– Я не завидую сегодня его доле, – и повел Аннунсиату под навес. Он усадил ее в центральное кресло и заботливо проследил, чтобы остальным тоже было удобно. Элизабет Хобарт уселась справа от Аннунсиаты, Фрэнсис и Анна Саймондс – слева, Сабина и другие дети – по обе стороны, а слуги стояли сзади, вдоль скамей. За спиной Аннунсиаты Хлорис и Берч устроили молчаливую войну за место подле нее. Затем, подчиняясь взгляду Аннунсиаты, Кловис сел на пуф у ее ног, сдвинув спаниелей в одну сторону, и приготовился развлекать даму.
– Ну, а теперь, – сказала она, – пока до скачек еще есть время, мы можем спокойно поговорить. Расскажи мне обо всех новостях. Был ли ты в Сент-Омере? Видел ли Эдмунда?
– Да, он очень счастлив. В этом году, надень Святого Михаэля, принял обет, думаю, скоро он станет монахом. Ты знаешь, ведь он такой... – Кловис замолчал в поисках слова, а затем продолжил: – Его взгляд всегда направлен внутрь, на тихую лужайку души.
