Расколотое королевство (ЛП) - Эйтчесон Джеймс (читаем книги .TXT) 📗

И потому я был уверен: пока Этлинг находится на Севере, королевство в большой опасности. Ибо никто больше не имел достаточной репутации и положения, чтобы собрать армию, способную победить нас. Последней фигурой подобного масштаба был сам Гарольд Годвинсон, и при Гастингсе ему это почти удалось, несмотря на все песенки трубадуров о правоте нашего дела. После его смерти оставался один Эдгар, и пока он не выступил, все слухи, беспокоившие Роберта, так и оставались слухами.

Мы прошли через главные ворота и подошли к залу. Я позволил Роберту ступить на порог первым и последовал за ним. В зале не было оконных щелей, забранных роговыми пластинками, чтобы пропустить дневной свет, огонь в летнее время зажигали позже, так что моим глазам понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к сумраку в зале после яркого сияния дня снаружи. Вдоль одной из стен стоял длинный дубовый стол и скамьи, которые выдвигались на середину зала во время еды, а так же в тех редких случаях, когда нас посещали гости. На стенах для защиты от сквозняков висели полотнища алого и зеленого сукна; хотя это не были роскошные гобелены со сценами из легенд, охоты или сражений — вышитые картины с кораблями и чудесными зверями были мне не по карману — но свои функции они выполняли вполне.

Роберт обвел взглядом зал.

— А ты здесь хорошо устроился, — заметил он.

В его голосе слышалось подлинное удовлетворение, хотя при его образе жизни, мое существование должно было показаться более, чем скромным. Но для чего мне могли понадобиться дорогие ковры, драгоценные чаши и позолоченные подсвечники? Это всего лишь блестящие побрякушки, ценные не сами по себе, а только в качестве подтверждения могущества и влиятельности их хозяина. И некоторые из слов отца Эрхембальда снова вернулись ко мне: в конце концов настоящее значение имели только люди, которым я мог доверять, поклявшиеся служить мне и ожидающие моей защиты. Мужчины, готовые следовать за мной в самое сердце битвы и в тяжкие опасности. Их верность была дороже серебра, золота и драгоценных камней.

— Танкред, — раздался голос снаружи, и я обернулся.

Серло не спешил присоединиться к нам, но стоял посреди двора, напряженно глядя за ворота вниз в сторону полей и домов. Он снова взглянул на меня, выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

В тот же миг я услышал снаружи крики, сопровождаемые суетой и переполохом среди крестьян. Я взглянул на Роберта, который выглядел таким же удивленным, как и я; мы поспешили наружу.

Во дворе возникла какая-то неразбериха, и сначала, глядя против низкого солнца, я не мог понять, что происходит. Но потом рядом с овчарнями я заметил Турольда и Понса. Они шли пешком, заведя руки под плечи человека, который мешком висел между ними. Понс обратился за помощью, и некоторые из мужчин бросились вперед, приняв груз обмякшего тела и помогая уложить человека на кучу соломы.

Я пробежал через двор к стремительно увеличивающейся толпе, пробился в первый ряд и наклонился над человеком, чтобы разглядеть его лицо. Даже тогда мне понадобилось время, чтобы узнать его по особым приметам. Грудь его туники казалась сплошь бурой, из-под руки торчала застрявшая в боку стрела, а лицо было залито кровью, которая продолжала стекать в бороду, когда он кашлял. Потом я разглядел выжженный черный шрам на месте, где должен находиться глаз.

Это был Эдда.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Я присел рядом с англичанином. Эдда был жив, но веки сомкнуты, и каждый глоток воздуха он втягивал через стиснутые зубы с таким трудом, словно ему на грудь давила неимоверная тяжесть.

— Найдите священника, — крикнул я тем, кто стоял у меня за спиной. — Приведите его сюда сейчас же.

Отец Эрхембальд был лучшим лекарем в долине. У себя дома он держал большой запас трав, мазей и других лекарств. Он поймет, что надо делать.

Эдда застонал, казалось, такой жалобный звук не мог выйти из этого крепкого тела. Его веки дрогнули, потом все тело начало сотрясаться, когда он опять закашлял. На губах появилась свежая кровь. Он приоткрыл здоровый глаз, но совсем немного и только на мгновение.

— Милорд? — сумел выговорить он, словно был не совсем уверен, что видит именно меня.

Он выглядел таким слабым и странно беспомощным для человека, умевшего прекратить спор одним лишь взглядом. Я взглянул на Турольда и Понса.

— Что случилось?

— Нападение валлийцев, — ответил Понс. — Они пробрались к нам через соседнюю долину и застали нас врасплох. Мы только-только повернули к дому, как вдруг нас обстреляли с опушки соседнего леса. Эдда был ранен, и нам пришлось отступить.

Новый набег, как я и подозревал.

— Вы знаете, сколько их было?

— Мы их не видели, милорд, — сказал Турольд. — Все произошло слишком быстро. Мы не стали останавливаться, чтобы пересчитать. Хотели скорее убраться оттуда.

Эдда снова закашлялся. Его туника прилипла к коже вокруг раны. Я начал осторожно отгибать ткань, надеясь лучше рассмотреть место, куда впилась стрела. При моем прикосновении он отшатнулся, его лицо исказила судорога нестерпимой боли. Было понятно, что ни Понс, ни Турольд не пытались выдернуть стрелу, чтобы не разорвать рану. Крепко ухватив древко, я выдернул его так, что в глубине плоти остался один стальной наконечник.

Я повернулся к Понсу.

— Принеси воды.

Большая часть моей юности прошла в монастыре, где старый монах передал мне некоторые сведения о ранах и способах их лечения. Среди других полезных вещей, которые я там узнал, была необходимость держать рану в чистоте, чтобы предотвратить нагноение, и я был глубоко благодарен брату лекарю за науку, которая не раз помогла мне спасти не только чужие жизни, но и свою.

— Держи его крепче, — приказал я Турольду.

Ножом я обрезал часть туники, чтобы лучше видеть рану. Стрела ударила его примерно в середину туловища, чуть ниже ребер. К счастью, она выглядела так, словно наконечник погрузился не слишком глубоко, конечно, я видал раны и похуже. Однако я вспомнил, что терял друзей и товарищей от ран, гораздо менее серьезных на вид, чем эта.

Вернулся Понс с ведром воды и лоскутом чистой ткани, которую я смочил, а затем приложил к ране конюха, пытаясь смыть кровь и грязь, уже застывшую вокруг раны. Эдда пытался вырваться, но Турольд крепко держал его за плечи и прижимал к земле, пока я не смыл почти всю кровь, хотя после этого, она потекла из раны сильнее, обильно смачивая мои пальцы, такая густая и теплая.

— Как он? — раздался голос среди толпы, и повернув голову, я увидел спешащего к нам отца Эрхембальда.

— Плохо, — сказал я и поднялся на ноги, чтобы уступить ему место возле раненого.

Он опустился на колени, взял у меня лоскут ткани и прижал его к ране англичанина, пытаясь остановить кровотечение, а потом обмотал вокруг туловища, чтобы сделать своего рода повязку.

— Что нам делать? — спросил я.

Священник поднялся на ноги.

— Сначала нужно отнести его ко мне домой, — ответил он. — Здесь я ничего не смогу сделать.

Мне не нужно было повторять дважды.

— Давай, — сказал я Турольду. — Помоги мне нести его.

Эдда был крупным мужчиной, но теперь он оказался даже тяжелее, чем я ожидал, и я чувствовал, как быстро заныли от напряжения мои спина и плечи. Но вместе нам удалось поднять его. Он был почти без сознания; не было и речи, чтобы он шел сам, и потому мы, шатаясь, побрели через двор к воротам, в то время, пока Роберт и остальные мои рыцари разгоняли крестьян с нашего пути. Некоторые из людей Роберта, вероятно, услышали шум и оставили своих лошадей, чтобы попытаться выяснить, что происходит во дворе, но, должно быть, кто-то им рассказал, потому что в ту минуту я думал только о том, как перенести Эдду в дом священника.

Дом стоял меньше, чем в ста шагах вниз по широкой тропе, но сейчас мне казалось, что он находится намного дальше. Эрхембальд уже ждал нашего прибытия. Рядом с ним на табурете стоял открытый короб со всяческими лекарскими принадлежностями: оловянными ложками, костяными пестиками, плоскими стальными лопатками. Он махнул рукой в сторону кровати с соломенным матрасом у противоположной стены комнаты.