Проклятие виселицы (ЛП) - Мейтленд Карен (читать полную версию книги TXT) 📗
Элена зажала ладонями рот, чтобы удержать готовый вырваться крик.
— Тот человек... тот несчастный в клетке в подвале Матушки, это отец Джерарда!
Рафаэль поднял голову и взглянул на неё, лицо искажало страдание. Ему было незачем отвечать.
— Как же ты мог оставить его вот так, в клетке?
— Что же мне было делать? — Рафаэль опустил голову на руки. — Мне нужно было безопасно спрятать его. А денег, чтобы заплатить за жильё и присмотр за ним на те годы, что он мог прожить, у меня не было. Как бы он выжил, побираясь на улицах? Матушка взяла его, когда я уже не знал, куда его поместить. Она была обязана мне спасением жизни её брата Та... брата, которого она не видела с детства. Она согласилась его принять. "Жизнь за жизнь", — сказала она. По крайней мере, здесь ему не приходится выносить людское презрение или жалость, ведь Матушка никого не жалеет.
Элена не могла смотреть на него. Прикрыв глаза, она пыталась собрать воедино все обломки своих рассыпанных мыслей. Те сны были совсем не о ней. Она никогда не причинила бы зла своему ребёнку. А всё, что случилось — её арест, и смерть Атена, и то, что с ней делали Хью и Рауль, и сегодняшнее нападение на Осборна — ничего этого не было бы, если бы не единственный сон. И это не её собственный сон, он был навязан ей Рафаэлем.
— Почему? — закричала она Рафаэлю. — Почему ты выбрал меня? Ты мог взять в пожиратели грехов любого — нищего, вора, бродягу, кого угодно. Почему я? За что? Какое зло я тебе причинила?
Он уставился на Элену.
— Как ты не понимаешь? Это не было наказанием. Я не мог вынести это один. Пока жив был Джерард, мы несли эту ношу вдвоём. Наше бремя, но и связь между нами, которая делала нас ближе кровных братьев.
И когда он ушёл, я не мог передать этот груз чужаку. Он — часть меня, моя память, это я весь, и я хотел разделить его только с тобой. Во всём мире одной тебе я мог это отдать, потому... потому что люблю тебя.
Элена замерла, с ужасом глядя перед собой, на этого жалкого и несчастного человека. Слёзы ручьём лились по его впалым щекам. Он протянул к ней огромные руки безнадёжным жестом ребёнка, жаждущего утешения, а потом бессильно уронил их, словно понял, что ничего не получит.
Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвалась Матушка. Рафаэль поспешно отвернулся, стирая влагу с лица. Элена не могла пошевелиться. Она всё так же смотрела на него, не в силах поверить.
Матушка переводила взгляд с одного на другого, ощутив то, что носится в воздухе, но времени церемониться не было. Она нетерпеливо фыркнула.
— Живо поднимайтесь оба. Ниже по реке вас ждёт лодка. Лодочник не рискнул приблизиться к городу, могут остановить и проверить. Я сама отведу вас туда. Тальбот останется здесь, на случай если придут солдаты. Торопитесь, скоро рассвет, а мы хотим, чтобы до тех пор вы убрались из Норвича. Вот твой узелок, дорогая. А теперь отдай мне тот плащ и амулет, вдруг их кто-то узнает. — Она сунула в руки Элены другой плащ, потемнее и старый, подбитый серым кроличьим мехом. — В нём тебе будет тепло на воде.
— Вода? — непонимающе переспросила Элена.
— Ты что, до сих пор ей не сказал? — возмутилась Матушка. — О чем вы тут болтали, черт возьми? Мастер Рафаэль пришёл, чтобы забрать тебя.
Элена отшвырнула плащ, глаза вспыхнули яростью.
— Идти с ним? Я не могу с ним идти! Я не хочу! Ты не знаешь, что он сделал.
Матушка так же решительно опять набросила плащ на неё.
— Значит, ты собираешься оставаться здесь? Ты только что напала на самого могущественного человека в этих краях, ранила его, позволила ему узнать себя, а теперь будешь сидеть и ждать, когда он придёт за тобой? Но только не здесь. Может, тебе и не дорога твоя голова, но я намерена ещё долгие годы носить на плечах свою, если дьявол меня не достанет.
— Тебе не о чем волноваться, я не подвергну тебя опасности, — Элена вызывающе вздёрнула подбородок. — Я покину твой дом, но одна. Не вместе с ним, ни за что.
— Смело сказано, дорогая. И что же ты станешь делать одна? Даже если допустить, что ты сумеешь не попасться, когда полстраны тебя ищет и за тебя назначена плата, как же ты собираешься жить? Просить подаяние или торговать собой в переулках какого-нибудь грязного городка? Ты думаешь, здесь с девушками обходятся несправедливо, но подожди, тебе ещё придётся обслуживать вонючих пьяниц и мерзких жуликов, которые не могут себе позволить девушку из борделя. Когда тебя трахнут под забором и дадут пинок вместо монеты, когда остаток ночи ты будешь спать голодной на кладбище — вот тогда ты поймёшь, каково это, быть одной.
Слова Матушки были жестокими, но сделали то, для чего предназначались — вернули Элену к реальности. На мгновение она погрузилась в отчаяние, но потом вспомнила то, что скрывалось где-то в глубинах сознания. И она отчаянно ухватилась за это.
— Мы должны рассказать. Рассказать, что сделал Осборн. Тогда арестуют его, а не меня.
Рафаэль и Матушка переглянулись, как будто она заговаривается.
Элена обернулась к Рафаэлю.
— Помнишь, я рассказывала, как подслушала в поместье разговор о корабле и французах? Я знаю, кто это был, знаю, кто говорил в той спальне.
— Я уже знаю, — устало сказал Рафаэль. — Это был Хью, но...
— Нет, нет, не он. Это Осборн. Я должна была узнать его голос на суде, когда сын... но я была слишком расстроена, чтобы подумать об этом.
Рафаэль изумлённо смотрел на неё.
— Ты ошибаешься. Осборн — человек короля. Предателем был Хью. Спустя столько месяцев ты вряд ли могла бы припомнить тот голос.
— Я не помню голос, — сказала Элена. — Но сегодня вечером, когда Осборн узнал во мне свою беглую крестьянку, он сказал, что знает — я та девушка, которую он видел убегавшей от двери. Он решил, что я пришла просить денег за молчание о том, что услышала.
Рафаэль быо ошеломлён.
— Всё это время я думал... но это был не тот брат.
Матушка фыркнула.
— Это объясняет, почему Осборн так старался вернуть Элену, — она обернулась к девушке. — Но, дорогая, боюсь, тебе это не поможет. Только увеличит опасность. У тебя нет никаких доказательств, только то, что Осборн сказал тебе, а он будет всё отрицать. И теперь он еще настойчивее будет пытаться заставить тебя замолчать навсегда.
В свете свечей лицо Рафаэля было бледным и измождённым.
— Элена, прошу, поедем со мной. Дай мне попытаться искупить вину перед тобой. Я буду тебя оберегать, обеспечивать и поддерживать, чтобы ты ни в чём не нуждалась, сделаю всё, что смогу. Знаю, моё тело тебе отвратительно. Я всегда это знал, и поверь, понимаю лучше, чем ты можешь себе представить, ведь оно противно и мне самому. Но клянусь душой Джерарда, я и пальцем до тебя не дотронусь. А если со временем ты найдёшь мужчину, которого полюбишь и который полюбит тебя, клянусь, я отпущу тебя со спокойным сердцем. Раньше я просил тебя довериться мне, но доверия не заслуживал. Клянусь, я его заслужу.
Тальбот сунул голову в дверь.
— Матушка, если они сейчас не уйдут, можно и вообще не ходить.
Матушка кивнула. Не дожидаясь ответа Элены, она сунула ей в руки узелок и решительно вытолкнула за дверь. Через минуту Элена уже торопливо спускалась по лестнице за Рафаэлем, даже не понимая, согласилась она или нет.
За дверью Матушка схватила обоих за руки и быстро повела через спящие улицы. Она шла между ними, и случайному наблюдателю показалась бы похожей на ребёнка, идущего с родителями.
В этот час улицы были безлюдны. Таверны и пивные опустели. Свечи погашены либо давно догорели, и в слепых окнах не видно ни лучика света. Моросящий дождь покрывал лица крошечными каплями влаги, пропитывая одежду. Элена дрожала. Раф низко держал фонарь, чтобы они могли безопасно миновать открытые сточные канавы и пройти по узким переулкам. Свет фонаря скользнул по глазам нищего, свернувшегося у ворот, и тот заворчал во сне, отвернулся и крепче обхватил себя руками, укрываясь от холода и дождя. Морщинистое желтоватое тело влажно поблёскивало сквозь дыры в его тряпье, грязные пальцы босых ног скрючились от холода.
