Лебединая дорога - Семенова Мария Васильевна (библиотека книг txt) 📗
Он указал на них Халльгриму. Сын Ворона только пожал плечами, обтянутыми черным сукном. Узнать булгар было нетрудно. Другое дело, объясниться с ними он не сумел бы за все золото конунга хазар.
Но на его драккаре был Хельги, а рядом с Хельги сидел князь Радим, пожелавший побывать на боевом корабле. Слепого князя еще водили под руки — был слаб. Хельги помог ему подняться. Радим крикнул на берег по-булгарски, и его голос был звучен, почти как прежде.
Всадники отозвались немедля. Радим перевел:
— Дядя хана Кудряя к Чуриле Мстиславичу по делу какому-то приехал. Тебя, Виглавич, признали, перевезти просят…
Халльгрим еще не видел степных воинов в деле. Но десяток булгар, пусть сколь угодно отчаянных, никак не могли наделать на драккаре особой беды.
Халльгрим коротко кивнул головой. Корабль подогнали к берегу, поставили на желтый песок и бросили сходни.
Булгары возвели своих коней на драккар с таким невозмутимым достоинством, точно привыкли делать это ежедневно.
Один из них был старше годами и наряднее одеждой. Белый чуб, знак высокого рода, спускался у него с выбритой бронзовой головы. Седые усы свисали на грудь. Сверкал бляшками богатый боевой пояс, гордость степняка… А уж конь мог посрамить любого: огненной шерсти и наверняка такого же нрава. Хозяин не доверил его чужой руке, повел по сходням сам. Конь настороженно нюхал смоленые доски, покачивавшиеся под ногами. Булгарин не торопил его, давал привыкнуть. И мало-помалу конь освоился, забыл недоверие и страх.
Хельги на ухо Радиму описал старого воина. И князь поднялся вновь, приветствуя его как равного себе:
— Здрав будь, Булан, светло сияющий в спорах мужей! Тучны ли нынче стада твоего славного племянника, хана Кубрата?
Булгарин отвечал так:
— Мой родич хан шлет привет своему союзнику, хану славов, и всем его всадникам и призывает на них милость вечного неба. Он желает, чтобы его земля и твоя, младший хан, оставалась всегда плодородной, а стада не ведали мора.
Он видел запавшие веки Радима, но не позволил себе опуститься до жалости, унижающей храбреца. И только в зорких черных глазах Булана Хельги причудилось нечто вроде досады: каким воином оскудели бранные поля!
А князь Чурила Мстиславич в ту пору был занят делом совсем не княжеским, не воинским: баловался с сынишкой. Гридни постарше, давным-давно деды, снисходительно посмеивались. А боярин Вышата, совсем было подобревший, Преисполнился новой неприязни. Не иначе, ревновал, мечтая о собственных внуках…
Но Чуриле дела было мало. Внук колодезника вырастет уже истинным княжичем, без подмесу. Воином у воина-отца, будущим князем. А назвали его — Мстислав.
Счастлив был Чурила сверх всякой меры. И, даже выйдя в гридницу навстречу послам, не выдержал, улыбнулся. Руки хранили тепло детского тела.
Поговорит с булгарами — и скорей снова туда.
Строго глянул на сына старый князь — эх, мальчишка еще! Но тот сам уже подобрался, посерьезнел. Светлые глаза потвердели, ладонь оперлась на стоящий в коленях меч. Шрам лежал на лице, от волос надо лбом до подбородка.
Из двух городов сидели в гриднице бояре. И князья впервые возглавляли их все втроем — двое кременецких и с ними Радим.
Давно бы так!
Хан Кубрат дорогих даров не прислал. Только провели по двору несколько безупречной красы жеребцов, покрытых шелковыми коврами вместо попон.
И речь старого Булана, не в пример беседам хазарских послов, оказалась коротка.
Хану Кубрату нужна была помощь.
Видать, царь хазарский не надеялся более приманить или примучить словен… Да и жили они от него мало не вдвое дальше булгар. И не словенин — заложник Органа сбежал восвояси. Вот и двинулось на Кубрата великое войско.
Частью хазарское, частью наемное. Шли в нем и печенеги-кангары, опять подкочевавшие с востока. Не отправь их хакан походом — точно принялись бы грабить самих хазар… Обещанное золото не надолго превратило их в друзей. Шел отряд барсилов — южных соседей и родичей хазар. И даже аль-арсиев, царских любимцев, не обошли стороной сборы и поход.
А вели всю эту силу старые знакомцы кременчан: Алп-Тархан и царевич Мохо. Имя шада Булан выговорил на словенский лад:
— Князь Муха.
Этих двоих разгневанный хан отправил заглаживать ошибки зимы.
Речь Булана была речью воина, подробной и точной. И без ненужных слов. И пока он говорил, его глаза подмечали на лицах каждую тень.
— Мой родич хан, — сказал Булан, — ждет от вас ответа, великие и славные ханы. Я кончил.
Словене остались одни…
Поднялся Чурила — левое веко низко опустилось на глаз:
— Что сдумаем, братие? Я так мыслю: помочь надо Кудряю Алмушевичу…
Радим наклонил голову:
— Я с тобой, Мстиславич.
Старый князь промолчал.
Бояре разноголосо загудели.
Круглица единой рукою желала встать за Кубрата — не столько за него, сколько против хазар. Халейги пока помалкивали, а кременчане разделились.
Стукнул палкой, поднялся боярин Вышата! Другие примолкли: что-то скажет…
Чурила же сразу понял — вновь поперек дороги ему встанет старый Добрынич. Суровый лик Вышаты от гнева был красен. Не вспоминал старик ни о сыне, удравшем с хазарами, ни о дочери — невесте Радима, ими искалеченного.
Склонил седую голову, словно бык-рогач в осеннем бою. И почти прокричал:
— Уже, князь, к тому приучил, что урман своих сажаешь выше верных бояр!
А теперь еще с булгарином побрататься хочешь? Два раза с ним поохотился, а мы уже и головы за него клади? Воев выставляй, одевай-корми? Сам иди, коли дома с Виглавичами не сидится! А мы погодим, у нас головы не болят! А забыл, кто князем тебя сделал, так можем и путь показать!
И затопали, замахали кулаками подле Вышаты его дружки-бояре из Верхнего конца:
— Быть по сему! Не любо нам! Не пойдем! Все те, что и допрежь того перечили князю и в малом, и в большом. И плели невесть что о молодой княгине, о жизни ее в чужой стране…
Халльгрим хорошо знал, что следует делать, когда тебя оскорбляют. Вот так, прилюдно, да еще на дружинном совете! Он покосился на Хельги. Тот сидел неподвижно, сложив руки на топоре, и смотрел на Вестейна. Хельги выглядел спокойным. Но пройдет два-три дня, и он вызовет ярла на хольмганг. И навряд ли сам конунг сумеет ему помешать.
Халльгрим отвернулся, глянул в резное окошко. У судьбы предначертания были иные. Ей, судьбе, нет дела до людских ссор и свар. Поход состоится — Вестейну ярлу против конунга не потянуть. И он, Халльгрим, пойдет за Торлейвом Мстицлейвссоном туда, куда тот поведет. Будет либо смерть, либо добыча и слава.
Но Торсфиорда ему в это лето уже не видать.
Халльгрим смотрел в окошко и видел в прозрачном солнечном небе тяжелые зимние облака.
Чурила Мстиславич повернулся к боярам, и могучий голос легко взмыл над бешеной руганью, которой что было мочи осыпали друг друга лучшие мужи:
— А ну тихо!
И не было заметно, чтобы он покраснел или побледнел. Лишь рубец на лице сделался мертвенно-синим, да левый глаз закрылся окончательно. Точно целился князь!
По человечку умолк под этим взглядом Верхний конец… А у Радима по старой памяти легонько, совсем легонько закололо в спине…
— Не вы меня на стол сажали, — уже в тишине обратился Чурила к Вышате и его кончанам. — Не вам и гнать. Один надо мной господин есть — Господин Кременец!
Ратибор и Радогость, двое друзей, первыми подошли к своему вождю и встали у него за плечами. Глядя на них, потянулись другие. Поднялись трое Виглафссонов и Торгейр Левша, Вячко, Доможир…
Чурила продолжал:
— Господину Кременцу и отвечу, не вам. А его с толку собьете… вином ли заморским, серебром ли хазарским! Дружина моя при мне еще! И за мной поскачет, бояре, не за вами! А и поскачет, бояре, да по ваши премудрые головы…
Мгновение он помолчал, будто испытывая, не перебьет ли кто. Но даже Вышата на сей раз встрять не посмел. Князь продолжал по-прежнему негромко, но слышно было всем:
— Кудряй нам друг верный. Что с того, что дружбу ту нам первыми показать. Хватит друг от друга за стенами хорониться, кабы кто не обманул!