Офицерская честь - Торубаров Юрий Дмитриевич (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
Увидив удивление на лице Бонапарта, Шарль рассмеялся:
– Вы, генерал, удивлены. Понимаю. Во-первых, я только назначен, а во-вторых… – он замялся.
Бонапарт понял его.
– Вы хотите сказать, что я еще не дорос, чтобы знаться с такими министерствами, как ваше!
– У вас все впереди, – нашелся Талейран и сделал изящный поклон.
Да, Бонапарт был удивлен. Это правильно заметил Шарль. Генерал не мог и предполагать, что люди такого ранга так запросто могут появляться в таком скромном месте, в котором он обитал. А тот продолжал, вероятно, поняв, что своим представлением он изменил настроение молодого человека.
– Я сам революционер, а им не присуще высокомерие. Я отказался от сана епископа. Я люблю Францию и хочу для нее только хорошего. В вас, мой генерал, я увидел того человека, который может сделать ее счастливой страной.
Он говорил еще долго. Речь его была гладкой и даже красивой. Когда он закончил говорить, они рассмеялись, сомнение рассеялось. Бонапарт почувствовал, что его слова сблизили их. Шарль предложил поехать в салон мадам Терезии Тальен. Там Бонапарт увидел графиню Жозефиню и влюбился в нее с первого взгляда. Их познакомили. Худенький генерал не произвел на нее никакого впечатления. Но она не знала, с кем встретилась.
Любовная страсть так захватила генерала, что он немедленно пошел на «штурм». Его напор, настойчивость и решительность были настолько сильны и неотразимы, что она долго не могла раздумывать. Он потребовал немедленного венчания. Правда, невеста попыталась остановить жениха, сказав, что она старше его и что у нее двое детей. Она даже отыскала мать Бонапарта, и та, узнав об этом, выступила категорически против женитьбы сына. Но все было напрасно, даже ей, любимой своей матушке, он отказал, настолько сильно было его чувство. Настойчивый генерал продолжал энергичные действия в этом направлении.
Но самым страшным для Жозефины было… предательство близкого ей человека Барраса, который подключился к тому, чтобы она согласилась на предложение генерала. Он рисовал перед ней в ярких красках прекрасное будущее этого человека. Она не понимала его. Только что он говорил, что дороже ее у него нет ничего на свете. И что это… Он боится Бонапарта? Голова шла кругом. А без поддержки крепости, как правило, сдаются. Сдалась и она. Это случилось 9 марта 1796 года.
Едучи из церкви в ее дом, новоиспеченный муж был молчалив, сосредоточен. И только его глаза горели хищным, нетерпеливым огнем. Его молчание позволило ей предаться сладким мечтаниям. Свое ближайшее будущее она видела в том, что они где-нибудь в уединенном месте снимут уютное гнездышко и проведут там пару месяцев, предаваясь сладким утехам. Но каково же было ее удивление, когда генерал на третий день совместной жизни вдруг объявил, что он завтра уезжает в … армию! Причем это было сказано таким тоном, а взгляд его был так выразителен, что она почувствовала ту его покоряющую мощь, ту силу его духа и власть интеллекта, против которых у нее не было ни сил, ни желания протестовать. Она безропотно покорилась своей судьбе, поняв, почему и другие подчиняются его всепобеждающей воле. Ей стало ясно, что она попала в клетку, выбраться из которой сможет только по его желанию. И она не знала, радоваться ей или нет. Успокаивало только одно: судя по всему, жизнь ее будет непростой. Чутье не подвело. И даже более того. На зависть своим подружкам, у которых когда-то искала поддержки и опоры, она взлетела так высоко, что за всю историю человеческого общества можно было найти мало подобных примеров. Теперь те, кто с презрением когда-то посматривал на нее, порой оскорбляя разными грязными словами, готовы были ползать перед ней на четвереньках, только чтобы она позволила им это сделать.
Но… все течет, все изменяется. Река жизни подмывает порой и гранитные берега, нанося тяжелые удары. Так случилось и с ней. Со временем они расстались. Это был первый удар. Но она ни в чем не винила супруга, понимая, что причина такой развязки заключалась в ней. Уж он так сильно хотел ребенка, но, увы… Она сделать этого не могла. Но знала, верила, что ее образ в его сердце занимает по-прежнему первое место. А главное, он оставил за ней свое любимое творение – дворец Мальмезон. Кстати сказать, оно было приобретено по ее желанию.
Второй удар. На ее глазах рушилась французская империя. Нечаянная встреча с неизвестными угрюмыми бородачами в косматых шапках напугала ее до смерти, и она решила немедленно бежать в Наварру, в свой медвежий угол, подальше от всего происходящего. Вернувшись в Мальмезон, Жозефина забежала в спальню и, крикнув служанку, закрыла за ней дверь, точно кто-то ее преследовал. Из всех ящичков, шкатулок она вывалила на кровать бриллианты. Недолго думая, достала одну из своих многочисленных нижних юбок и стала с помощью служанки зашивать в нее драгоценности. Она очень торопилась, часто раня себя иголкой. Когда все было готово, надела эту юбку и несколько раз повертелась перед зеркалом:
– Ну, как, не заметно? – спросила она у служанки.
Девушка подтвердила.
– Собирайся и ты, – приказала она ей. – Живо. И никому ни слова!
И стала кидать в сумку разное женское барахло. Потом, взяв сумку поменьше, бросила туда деньги и мелкие бриллианты. Это она сделала с целью, что, если вдруг ее будут обыс-кивать и ничего в сумке не найдут, не поверят. Могут добраться и до главного. Всю дорогу до Наварры Жозефина старалась не смотреть в окно, боясь увидеть этих людей.
А здесь у нее заболело сердце от мысли, что она всеми брошена в этой глуши, где волчьи завывания да глухариные стенания были единственной связью с внешним миром, что здесь ей придется доживать остаток своих дней. От этой мысли ей становилось не по себе. А тут еще такая погода.
Это был один из неприятных, противных дней. Еще с ночи проползли низкие, свинцовые тучи, принесшие с собой холод и сырость. Мелкий, назойливый дождь загонял людей под крыши. В такую погоду все кажется серым, неуютным, теряя свою ценность. Тяжело было на душе у хозяйки. Она даже подумывала о том, чтобы небо поскорее забрало ее. Но оно решило по-другому.
Неожиданный нагловатый звон колокольчика прервал ее тяжелые думы. Сердце дрогнуло: «Кого это принесло?» Но какова же была ее радость, когда в комнату к ней ворвалась… ее Гортензия с сыном. Как одно мгновение меняет взгляд на жизнь. Теперь сердце хозяйки было переполнено радостью, а хмурый, печальный день стал казаться не таким уж безрадостным.
Она схватила внучонка на руки и от счастья закружилась с ним по комнате. Но его обращение: «Отпусти меня, бабка», шокировало ее. Она очень не любила, когда ее так называли и принялась учить внука, чтобы он звал ее просто Жози. Он запомнил это слово. Правда, ребенок выговаривал его не Жози, а Зози. Этот маленький буквенный казус Жозефине понравился, и она от души смеялась, когда его слышала.
– Ух ты, мой хороший, мой умничек, – подхватывала она внука на руки и целовала бесконечное число раз.
Когда она наконец оторвалась от внучонка, дочь спросила:
– Мама, правда, он очень похож на своего дядю?
– Да! Да! – отвечала она, опуская внука на пол.
Кстати, это сходство находила не только она. Находила вся многочисленная родня. Дело в том, что в свое время Наполеон отдал Гортензию замуж за своего брата. После рождения малыша все взоры родни устремились на него. Может быть, неокрепшее детское сознание спасало его от их назойливых сравнений, и они пока проходили мимо его ушей. Ведь стоило ему задуматься… как сразу со всех сторон неслось: «Вылитый дядя, такой же задумчивый…».
Перед отъездом Гортензия, а она эту глушь могла вынести не более двух дней, уже садясь в карету, ошеломила мать.
– Да, чуть не забыла… новая власть, у таких, как ты, все отбирает. Ну, прощай, мамочка! Не бери близко к сердцу. Я приеду еще. Трогай!
Звон бубенцов резанул ей по сердцу. Пока она в отчаянии думала, что же ей делать, о ней подумали другие. Через несколько дней опять же колокольчик возвестил ей, что она не забыта. «Но кто едет? – сердце ее сжалось до боли, – отберут и последнее! – а в голове лихорадочно закрутилось: – Куда податься? Уж не вернуться ли ей на Мартинику?» Пока она думала, в дверь постучали.
