Атта Тролль - Гейне Генрих (читать книги бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
Кипятить настои ведьме.
Как позорно и преступно
Ведьмовство! И как трагичен
Жребий мой: в собачьей шкуре
Чувствовать, как человек!
Лучше б мне остаться дома,
Средь моих друзей по школе,
Ах, они людей не могут
Зачаровывать, как ведьмы!
Лучше б мне остаться дома
С Карлом Майером сладчайшим,
С этим швабским желтоцветом,
При супах благочестивых!
Где ты, мой родимый Штуккерт?
Как твои увидеть трубы,
Сизый дым от них и печи,
Где хозяйки варят клецки?"
Я глубоко был растроган
Этой речью; спрыгнув с ложа,
Подбежал, и сел к камину,
И промолвил с состраданьем:
"О певец, о благородный,
Как попал ты в лапы ведьмы?
Ах, за что -- какая гнусность! -
Превращен ты ведьмой в мопса?"
И в восторге тот воскликнул:
"Как, вы, значит, не француз!
Значит, немец вы и был вам
Весь мой монолог понятен!
Ах, земляк, какое горе,
Что всегда советник Келле -
Если мы с ним заходили
В погребок распить по кружке -
Уверял меня за трубкой:
Всем своим образованьем
Он обязан лишь поездкам,
Пребыванью за границей.
Чтобы с ног своих коросту
Ободрать пробежкой легкой,
Чтобы светскую шлифовку
Получить, как этот Келле,
Я с отчизной распростился,
Стал бродить по всей Европе
И, попав на Пиренеи,
Прибыл в хижину Ураки.
К ней мне дал Юстинус Кернер
Личное письмо: к несчастью,
Я не знал тогда, что друг мой
Водит с ведьмами знакомство.
И Уракой был я принят
Дружелюбно, но, к несчастью,
Дружба ведьмы все росла,
Превращаясь в пламя страсти.
Да, в груди увядшей вспыхнул
Нечестивый гнусный пламень,
И порочная блудница
Соблазнить меня решила.
Я взмолился: "Ах, простите!
Ах, мадам, я не фривольный
Гетеанец, я невинный
Представитель швабской школы.
Нравственность -- вот наша муза!
Спит в кальсонах из крепчайшей
Толстой кожи, -- ах, не троньте
Добродетели моей!
Есть поэты чувства, мысли,
Есть мечтатели, фантасты,
Но лишь мы, поэты-швабы,
Добродетель воспеваем,
В ней одной богатство наше!
Ох, оставьте мне, прошу вас,
Нравственно-религиозный
Плащ убогой нищеты".
Так молил я, но с улыбкой,
С иронической улыбкой,
Ведьма веткою омелы
Головы моей коснулась.
И на теле ощутил я
Странный и противный холод,
Будто весь гусиной кожей
Начал быстро покрываться.
На поверку оказалось -
То была собачья шкура.
С той минуты злополучной
Я, как видите, стал мопсом".
Бедный парень! От рыданий
У него пресекся голос.
Он рыдал неудержимо,
Чуть не изошел слезами.
"Слушайте, -- сказал я грустно.-
Может, я могу помочь вам
Шкуру сбросить и вернуть вас
Человечеству и музам?"
Но с отчаяньем во взоре
Безутешно поднял лапы
Бедный мопс и с горьким вздохом,
С горьким стоном мне ответил:
"Вплоть до Страшного суда мне
Пребывать в собачьей шкуре,
Если я спасен не буду
Некой девственницей чистой.
Лишь не знавшая мужчины
Целомудренная дева
Может снять с меня заклятье,
Правда, при одном условье:
В ночь под Новый год должна
Эта дева в одиночку
Прочитать стихи Густава
Пфицера и не заснуть.
Не заснет она над чтеньем,
Не сомкнет очей невинных -
Вмиг я в люди расколдуюсь
И размопситься смогу".
"Ах, тогда, мой друг, -- сказал я, -
Вам помочь я не способен.
Я, во-первых, не могу быть
К лику девственниц причислен.
Но еще трудней второе:
Мне совсем уж невозможно
Прочитать стихи Густава
Пфицера -- и не заснуть".
ГЛАВА XXIII
Ведьмы логово покинув,
Мы спускаемся в долину;
Снова почву под ногами
Обретаем в позитивном.
Прочь, безумье, бред горячки,
Грезы, призраки, виденья!
Мы серьезно и разумно
Вновь займемся Атта Троллем.
Меж детей в своей берлоге
Наш старик лежит и спит,
И, как праведник, храпит он;
Вот проснулся -- и зевает.
Рядом с Троллем -- Одноухий.
Как поэт, что ищет рифму,
Лапой голову скребет он,
И скандирует он лапой.
Тут же, рядом с папой, дочки
На спине лежат, мечтая;
Непорочны и невинны
Сны четвероногих лилий.
Что за томные виденья,
Как цветы, трепещут нежно
В душах девственниц медвежьих?
Их глаза блестят слезами.
И особенно меньшая
Вся полна волненьем тайным,
Ибо тайно чует в сердце
Зуд блаженный Купидона.
Ах, стрела малютки-бога
Сразу шкуру ей пронзила,
С первой встречи. Но -- Всевышний!
Тот, кто мил ей, -- человек!
Да, зовут его Шнапганский,
Он, в великом отступленье
По горам спасаясь бегством,
На рассвете ей явился.
Девам люб герой в несчастье,
А в глазах сего героя
Тихой грустью, мрачной скорбью
Клокотал карманный кризис.
Всей казной его походной -
Двадцатью двумя грошами,
Что в Испанию привез он,
Завладел дон Эспартеро.
Даже и часы погибли:
Он оставил их в ломбарде
В Пампелуне -- распрощался
С драгоценностью фамильной.
И бежал он что есть мочи -
Но, и сам того не зная,
В бегстве выиграл он нечто
Лучше всякой битвы -- сердце!
Да, смертельный враг, он мил ей!
Мил медведице несчастной.
Знай отец про тайну дочки -
Как ревел бы он свирепо!
Словно старый Одоардо,
Что Эмилию Галотти
В мрачной гордости мещанской
Заколол, и Атта Тролль бы
Растерзал скорее дочку,
Лапой собственной убил бы,
Чем позволить недостойной
Кинуться в объятья принца.
Да, но в данную минуту
Он лирически настроен,
Он сломать не жаждет розу,
Не потрепанную бурей.
В тихой грусти возлежит он
Меж детьми в своей берлоге,
Как предчувствием томимый
Думой о загробном мире.
"Дети! -- так вздыхает Атта,
И в глазах медведя слезы,-
Дети! Кончен путь мой дольний,
Близок час разлуки нашей.
Нынче в полдень задремал я,
И во сне, как бы предвестьем,
Дух мой был охвачен сладким
Предвкушеньем скорой смерти.
Право, я не суеверен,
Но меж небом и землею
Вещи есть, в каких не может
Разобраться и мыслитель.
В размышлениях о мире
Раззевался и заснул я,
И приснилось мне: лежу я
Под высоким странным древом.
С веток древа капал белый
Чистый мед и попадал мне
Прямо в рот, и, насыщаясь,
Я парил в блаженстве сладком.
Я глядел, блаженно жмурясь,
Вверх и вдруг узрел на древе
Семь малюток-медвежаток,
Быстро ползавших по веткам.
Семь пленительных созданий
С розовато-рыжим мехом,-
За плечами он вился,
Точно крылышки из шелка.
Да, у розовых малюток
Были шелковые крылья,
И малютки нежно пели
Неземными голосами.
Эта песня леденила
Кожу мне, но вдруг сквозь кожу
Вырвалась душа, как пламень,-
Вознеслась, сияя, в небо".
Так промолвил умиленно
Атта Тролль, потом минуту
Помолчал он, пригорюнясь,
Но внезапно оба уха,
Странно дрогнув, навострились...
И вскочил он бурно с ложа
И, ликуя, громко рявкнул:
"Дети, чей я слышу голос?
То не голос ли прелестный
Нашей мамы? О, я знаю
Нежное ворчанье Муммы!
Мумма! Сладостная Мумма!"
И помчался из берлоги
Атта Тролль, как полоумный,
