Полное собрание стихотворений - Случевский Константин Константинович (книги онлайн полные TXT) 📗
Тут можно читать бесплатно Полное собрание стихотворений - Случевский Константин Константинович (книги онлайн полные TXT) 📗. Жанр: Поэзия. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте mybrary.info (MYBRARY) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
II
Вышел порядок в лачуге иной —
Будто Андрей обзавелся женой!
С прежней хозяйкой, – была она злая,
Прозвище было ей жизнь холостая, —
С юности ранней, господь ей прости,
Право – ну не было вовсе пути!
С новой иначе. Приперт в потолок,
Вывешен черный как смоль образок;
Значит, узнает сейчас, кто войдет,
Что не татарин, не жид тут живет.
Метлы, лопаты сошлись в стороне,
Скромно уставились в угол, к стене;
С прежней хозяйкой иначе бывало —
Все, вишь, бросалось куда ни попало;
Этим бесчинствам теперь не бывать —
Всякому в доме места свои знать.
Ну а того, чтобы миска какая
Сутки валялась, мытья ожидая,
Лайку прельщая своим содержаньем, —
Стало у мисок давнишним преданьем!
Мелкому миру по щелям стены
Тягость открылась ужасной войны:
Как только праздник придет небольшой —
Ерзает тряпка с горячей водой,
Жжет беспощадно в потемках келейных
Многие тысячи счастий семейных.
Жжет... А Андрей не поймет, почему
Спится спокойней и слаще ему?
Шапка ли лезет, рубаха ль порвется,
Выйдут лучины иль жир изведется —
Всякое горе хозяйка исправит,
Дела лежать никогда не оставит.
Даже на Лайку старуха ворчит:
И недовольная Лайка молчит!
Как-то никак старикам не случалось
Встретиться так, – чтобы речь завязалась?
Скажут по слову, в глаза поглядят,
Скажут и снова упорно молчат!
Точно обоим, за долгим досугом,
Нечем им было делиться друг с другом
И ничего в их умах не созрело,
Что бы сказаться порой захотело?
К слову случилось Андрею узнать,
Что его гостью Прасковьею звать.
Но уж различны, как «я», и «не я»,
Шли и свершалися их бытия!
Равно начавшись, нигде не скрестившись,
Шли, чтобы кончиться, объединившись;
Точно две струйки – в единую слились,
Два ветерочка – в один превратились!
Жизнь старика вся бесцветна была,
Облачком в горных туманах прошла;
Мимо событий, сторонкою, с края,
Всюду и все обходя, проскользая,
Вечно безличная, не очертилась
И, без остатка, в степях схоронилась.
Ну, а Прасковья, напротив того,
Видела, ведала много всего.
Ярко очерчена, окаймлена,
Обрисовалася в жизни она!
Всяких епископов, митрополитов,
Схимников разных прославленных скитов,
С мертвыми главами на власяницах, —
Знала Прасковья и видела в лицах.
На Валааме, в Печорской, в Задонской,
В дальних Соловках и даже в Афонской, —
Всюду она самолично бывала
И монастырских квасов испивала.
Свет увидала она на Хопре;
Выросла в службах, на барском дворе;
Бабою сделаться ей не пришлось:
Дрянное дело замужство, хоть брось!
Позже в Москве в белошвейках училась
И с барчуками, бывало, водилась.
У балерины одной знаменитой,
Нынче вполне, даже сплетней, забытой,
В горничных год с небольшим проживала,
Феей, вакханкой ее одевала!..
Постники-схимники в черных скуфьях,
Ножки танцовщицы в алых туфлях,
Говор в кулисах, пиры до утра,
Память деревни, разливов Хопра,
Грубые шутки галунных лакеев,
Благословения архиереев,
Ладан, пачули, Афон и кулисы,
Вкус просфоры и румяна актрисы —
Все это как-то, во что-то слагалось,
Стало старухой, и то, что осталось,
Силой незримой в тайгу притащилось
И, обгорев на морозе, свалилось
В ноги к мордвину, вперед головой,
Старою льдиной на снег молодой!..
Как-то случилось, что пасмурным днем
Вьюга завыла по степи кругом.
Гулко помчались ее перекаты;
Снежные хлопья, толсты и косматы,
Воздух застлали, в окошко набились...
К печке молчать старики приютились.
Долго не двигаясь оба сидели,
Слушая рев и рыданья метели...
Ну, да пришлось же и им говорить:
«Я Верхотурье пошла посетить;
К дальней обители на покаянье,
Было такое мое обещанье...» —
«Да, Верхотурье, слыхал стороной,
Там, за горами, есть город такой...» —
«Есть и другой город, Пермью зовется;
К Перми народ пароходом везется.
Дальше, сказали, дорогой пойдешь,
Ближние горы когда перейдешь,
Там, где большая река побежит, —
Тут-от обитель сама и стоит.
Вышла в дорогу я ранней порой,
Только что почал народ с молотьбой.
Шла бы скорей, да частенько хворала,
Шла потому, что давно обещала,
Только не тот, видно, путь избрала!
Тут я семь суток болотцами шла,
Прежде чем хату твою повстречала.
Ну и не помню уж, как постучала...
Хлебушко вышел, не слушались ноги,
Знать бы вперед, что страна без дороги!
Я уж святую Варвару молила,
Чтобы не вдруг меня смерть посетила;
Чтобы покаяться время мне дать...
Стала заступница смерть отгонять!
Хату твою из земли подняла,
Словно не я, а она подошла!
Прямо на самом том месте явилась,
Где мне сырая могила открылась...
Значит, для смерти душа не созрела,
Грех мой не выхожен странствием тела!..»
Грех!.. Это слово чуть-чуть прозвучало
И, отделившись от прочих, – отстало...
Быстро и часто старуха крестилась...
Снежная вьюга все яростней злилась!
В двери стучалась, окошком трясла,
Ревмя ревела, все петли рвала!
Будто бы грешные души какие,
Малые души и души большие,
Силы бесплотные, к аду присчитаны,
Неупокоены и не отчитаны,
Бились неистово и распинались,
В хату гурьбою ворваться старались!..
Красноречива, но с виду проста
Простонародья родная черта:
Тех не расспрашивать, к слову не звать,
Кто не желает чего рассказать.
Эту черту в нем столетья питали,
Многое с детства таить приучали;
Тут, да тогда, приходилось молчать,
Свой ли, отцовский ли стыд укрывать.
Ну и расспросов в народе не любят,
Редко о чем загалдят, да раструбят...
Так и теперь со старухою было:
Грех, значит, есть, а какой – не открыла;
Сам же Андрей расспросить не хотел.
Только поутру, как день засерел,
Вышел он снег от дверей отгребсти,
Дров наколоть и воды принести;
К дому вернулся с дровами, глядит:
Крестик на двери наружной прибит!
Вспомнил он, как из метели вчерашней,
Друг друга резче, смелей, бесшабашней,
Клики гудели, росли и серчали,
Словно как духи какие стонали,
Чуяли rpex! И сбегалися к двери,
Будто на падаль полночные звери! —
Крестик теперь над дверями повешен:
Смолкнет нечистый, хотя он и бешен;
Крестик господень его остановит;
Он хоть не слышно, а все славословит!
Страшная, злая стояла зима!
В елях построив свои терема,
Резвых кикимор к ветвям пригвоздила,
Нежным снежком их хребты опушила;
Юрких русалок опасный народ
Спрятала в тину, в коряги, под лед;
Леших одних допустила бродить,
Робких людей по лесам обходить.
Дни обрубила зима, не жалея!
Только что солнце заблещет, краснея,
Вслед за ним тянется хмурая тьма:
«Я, говорит, заблещу и сама!..»
Ночь выступает во всю вышину,
Звезды сзывает гореть и луну
И рассыпает, куда ни взгляни,
Зеленоватые блестки, огни...
Зимняя ночь! Ты глубоко светла!
Чья ж это ласка тебя нам дала?
Кто, в утешенье угрюмого края,
Дал тебя северу, ночь голубая?!
Только одна ты по росту степям,
Шире ты их – обняла по краям.
В вас, ночи долгие, ночи хрустальные,
Вволю наплакаться могут печальные;
Вволю натешиться могут распутные,
Вечными кажутся скорби минутные!
Мыслью, блуждающей мрачно, тревожно,
В вас до безумья додуматься можно!
А немоты в вас, глухого молчания —
Хватит с избытком покрыть все страдания!..
Это ль не милость судьба нам дала,
Чтобы по Сеньке и шапка была,
Чтобы да в том же краю процветали:
Долгие ночи – большие печали!
Изо дня в день старики наши жили,
Чаще, чем прежде, они говорили.
Много того, что Андрей услыхал,
Он от рожденья и вовсе не знал...
Очень Прасковья его удивила,
Как в разговоре ему сообщила,
Будто во многих больших городах
Воздух какой-то горит в фонарях;
В те фонари ничего не вливают,
Ну, а как вечер придет – зажигают.
Слышал он также о царских смотрах,
Как ходит гвардия в красных грудях,
Как между войск у царя есть такие:
Птицы на шапках сидят золотые,
Сами солдаты в кольчуги закованы,
Лошади их серебром перекованы.
Спрашивал сам у Прасковьи Андрей:
Много ль видала железных путей,
Правда ль, что тянутся вдоль по ним паром,
Катятся вслед за большим самоваром?
Что называется новым судом?
Летом частенько он слышит о нем!
Как там в судах господа заседают,
Имя немецкое, всех защищают?
Также присяжных ему объясни:
Судьи не судьи, так кто же они?
Впрочем, не та и не эта затея
Больше всего занимала Андрея.
Больше любил он вопросы духовные!
Как богом созданы силы верховные?
Как бог нам душу, спасенье ей дал?
Все это знать он хотел и – не знал.
Ну и была тут Прасковья готова
Все Объяснять хорошо и толково!
Тут она ясно, как день, излагала,
Не говорила ему, – а вещала.
Целые книги Четии-Миней
Все наизусть были ведомы ей.
Речи Прасковьи уверенны были:
Ею пророки, отцы говорили!
В сердце Андрея, из глуби сознанья,
Мало-помалу взросли очертанья,
И выступали чудесны, велики
Словом Прасковьи рожденные лики
Мучениц славных, церковных святителей,
Светских владык и святых небожителей...
«Каждому делу, господь так велит,
Тот или этот святой предстоит:
Пчел сохранить – так Зосиме молиться,
Флором и Лавром конь-лошадь хранится;
Трифон от тли и от червя спасает;
Воин Иван – воровство открывает;
Все то, что криво, да полно изъяну,
Все то, что слепо, – Козыре и Демьяну;
Браки несчастные, семью разбитую
Ведают издавна Кирик с Уллитою;
Пьяных, загубленных водкою братий
Много спасает святой Вонифатий...»
Как же ты думал, Андрей, до сих пор,
Будто везде пустота и простор,
Если такое везде населенье
Можешь ты вызвать, начавши моленье?
Как мог ты думать, что беден рожден,
Если все яхонты, жемчуг, виссон,
Те, что в святительских ризах блистают,
В митрах горят, – налицо здесь бывают?
Как мог ты думать, что в жизни темно,
Если все небо святыми полно?!
Ярких венцов и оглавий блистающих
Больше гораздо, чем звезд, в нем мерцающих!
Вечная жизнь ожидает тебя,
Коль проживешь здесь, души не сгубя!..
И что дороже всего, что бесценно:
Все это – правда и все несомненно!
При разговорах таких о святыне,
Боге, душе, о спасенье в пустыне,
Лайка-собака всегда пребывала
И разговоры отлично слыхала...
Пес был спокоен. В мозгу у него
Не пробуждали они ничего.
Лайку Прасковья не подкупала,
Лайка по-своему все понимала.
Злое предчувствие в ней просыпалось,
Что-то недоброе, знать, собиралось!
«Не приходить бы старухе сюда,
Не приходить никогда, никогда!
Прежде Андрей меня, Лайку, любил.
Нынче Андрей меня, Лайку, забыл;
Гладить не гладит, ругать не ругает,
Будто нет Лайки, не замечает!
Вон и ружье, что на стенке висит,
Точно как палка какая, молчит;
В желтое ложе не брякнет кольцом,
Выстрелом степь не пробудит кругом!
Стыдно сказать: как сегодня светало —
Целых пять зайцев у дома гуляло!
А куропаток больших – вереницы
Ходят кругом, как домашние птицы!
Нынче дичинки поесть не дается,
Больше все рыбка да рыбка печется.
Ну, да и разница тоже большая:
Мчаться ль за лыжами, по лесу, лая, —
Или у проруби темной лежать;
Видеть, как крючья начнут поднимать;
Бедный Андрей то отдаст, то потянет,
Сядет, нагнется, на корточки станет;
То вдруг затыкает палкой о дно...
Право: и жалко смотреть, и смешно!
Ну, да и разница вкуса большая:
Рыбьи головки иль птица лесная?
Есть ли что в рыбе-то, кроме костей?
Нет, изменился ты, братец Андрей!..
И не люблю я старуху Прасковью,
И поделом ей, что харкает кровью.
Чую: недоброе с нами случится...
Да не хочу я без толку сердиться:
Милым насильно не быть. Подождем.
Может, до лучшей поры доживем!»
Дни за короткими днями бежали,
Ночи так длинны, велики так стали,
Что уж им некуда больше расти,
Разве что дни целиком погребсти?
В срок, когда в людях средь мира крещеного
Праздник пришел сына божья рожденного, —
Свету везде в небесах поприбавилось;
Солнце как будто маленько оправилось...
«Ты вот, Прасковьюшка, мне объясни:
Как это вдруг да длинней стали дни?
И почему каждый год так бывает,
Что с рождества много дня прибывает?» —
«Это, родимый мой, разно толкуют.
Божий сочельник, вишь, в небе ликуют.
Нынче, под праздник, сам бог Саваоф
К грешному миру приходит из снов.
С богом и свет к нам на землю приходит...
Впрочем, господь и в другие дни ходит,
Ходит и грешных людей посещает,
Где он пройдет – чудеса проявляет!» —
«Что ты, Прасковья, прости тебя бог!
Кто ж это господа видеть-то мог?» —
«Старцы-святители зрели отлично:
Ходит господь Саваоф самолично!
Ежели там, где незрим он идет,
Зло иль неправда навстречу встает, —
Божье присутствие все возмущает;
Вечный порядок оно нарушает;
Грань между жизнью и смертью мутится;
И невозможное может случиться!
Ну и случается. Люди ж потом
Чудо постичь помышляют умом.
Так и теперь время свету прибавиться!
Чудо! Иначе откуда ж он явится?..
Чудом бы также, Андреюшко, было,
Если б здоровье мне что возвратило!
Кашель меня все до сердца изводит,
Все он сильнеет во мне, не проходит.
Крови я много от кашля теряю.
Ох! Доживу ли до лета, не знаю...
Грех бы мне только успеть замолить,
С совестью чистой глаза мне закрыть!»
В душу Андрея морозом пахнуло,
Больно так стало, в груди шевельнуло...
Лайка как будто бы что поняла:
Встала и в угол под лавку ушла...
Ясно, что Лайка хотела сказать:
«Надо и честь знать, пора умирать!..»