Завтрашний ветер - Евтушенко Евгений Александрович (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
страусовые белоснежные перья... Серия телевизион-
ных дебатов между кандидатами была тоже отме-
чена озабоченностью этих двух усталых немолодых
мужчин, чья ежедневная нелегкая работа называет-
ся политикой.
Но в этом вечном городе есть еще одна работа,
которая называется литературой. Оба кандидата не
касались**ее в своей дискуссии, потому что этой ра-
ботой занято не так уж много людей по сравнению
с другими профессиями. Однако такое уж свойство
у этой работы — она делается немногими людьми.
Иногда немногими для немногих. Но иногда немно-
гими — для всех.
На тихой улочке Себастьен Боттэн скромно пря-
чется дом, зажатый между фешенебельным отелем
и особняками. Это издательство «Галлимар», где
уже долгие годы во многом определяется литера-
турная политика Франции. Оно — престижное, хо-
тя, по некоторым слухам, экономические его дела
неважны. Правда, в таком положении сейчас на-
ходятся многие европейские издательства. Книжные
магазины «затоварены». Перелистывающих книги
гораздо больше, чем покупающих. Однако писатель
Мишель Турнье, с которым у меня была назначена
встреча в «Галлимаре», относится к редкой во
Франции категории и «бестселлерных», и серьезных
писателей. Помимо других романов, национальную
и международную славу ему принесла новая вариа-
ция на тему «Робинзона» Даниеля Дефо, названная
автором «Пятница, или Круги Тихого океана». Она
написана в двух версиях—для детей и для взрослых.
Турнье, как, впрочем, и большинство француз-
ских современных писателей, совершенно не похо-
дит на устаревшее представление о писателе-фран-
цузе, как человеке с чердака Латинского квартала —
обязательно в бархатной блузе, с небрежно завя-
занным бантом. Если Турнье встретить где-нибудь в
метро, его можно принять скорее за учителя сред-
ней школы. В нем нет никакой аффектации — ни в
одежде, ни в манерах, лишь усталые и вниматель-
ные глаза из-под очков выдают профессию челове-
ка, привыкшего анализировать все вокруг. Разговор
происходит в одной из опустевших после конца ра-
бочего дня комнат издательства, заваленных рукопи-
сями, судьба которых еще не решена.
Я сказал:
— Вы пошли на серьезный для любого писателя
риск, вступив в соревнование с Дефо... Некоторые
критики отмечают, что Робинзон и даже Пятница в ва-
шей версии выглядят прочитавшими Фрейда и Кафку...
Турнье чуть улыбнулся:
— Я бы сказал, что Маркса тоже... Я начал
свою работу после серьезного изучения этнографии.
В прекрасной книге Дефо все-таки чувствуется пре-
восходство Робинзона над Пятницей. Мне хотелось
сделать героем именно Пятницу. Конечно, Робинзон
цивилизованней. Но ум и цивилизация — разные ве-
щи. На стороне Робинзона — технические знания.
На стороне Пятницы — природные инстинкты. По-
этому в первой части Робинзон думает, что знает
все, а вот во второй ему приходится многому учить-
ся. Наивность Пятницы в технике, конечно, опасна.
Когда Робинзон прячет в грот бочки с порохом,
то Пятница, позаимствовав его трубку, начинает
курить рядом с ними.
Я спросил:
— Вы не вкладывали в этот эпизод метафору
опасности атомной войны?
— Я так не думал, — Турнье грустно улыбнул-
ся, — но многим читателям это сразу пришло в го-
лову. Наверное, потому, что сегодня все думают об
угрозе ядерной катастрофы. Даже школьники.
Я очень часто встречаюсь с юными читателями. Кста-
ти, вот какой парадокс я заметил. Во Франции поч-
ти все школьники симпатизируют именно Пятнице.
Но в прошлом году я побывал в Сенегале, где вы-
ступал в школах, говорил с маленькими африканца-
ми. Я был поражен тем, что многие из них люби-
ли больше Робинзона, а не Пятницу. Им нравилось,
что у Робинзона — борода, ружье, то, что он по-
своему хороший агроном, и даже то, что он хозяин
и у него есть слуга. А одна девочка сказала, что
никогда бы не вышла замуж за Пятницу, потому
что он не в состоянии обеспечить семью. Дети в
развивающихся странах не хотят быть похожими на
своих предков — они тянутся к так называемой ци-
вилизации. А мы, европейцы, очень часто хотим бе-
жать от нее к целомудренной природе. Многие из
нас, французов, стыдятся «Конкорда>. С экономи-
ческой точки зрения «Конкорд» бессмыслен. Но
когда «Конкорд> садится в дакарском аэропорту,
то самолет окружают тысячи восторженных афри-
канских детишек...
9 Е. Евтушенко
257
Я задумался над тем, что сказал Турнье. Под
словом «цивилизация» люди действительно слишком
часто разумеют лишь внешние технологические при-
меты. Но можно летать в «Конкорде», а быть ду-
ховно бескрылым. Опасность бескрылости в эпоху
крылатых ракет?
— Когда я бывал в США, меня поражало, что
многие молодые американцы даже слыхом не слы-
хивали о Драйзере, Джеке Лондоне... А эти писа-
тели — их национальная гордость. Насколько моло-
дые французы знают сегодня, скажем, Мопассана,
Виктора Гюго? — спросил я.
— Мопассана всегда читали и читают, — отве-
тил Турнье. — Жискар д'Эстен незадолго до выбор-
ной кампании даже выступил по телевидению о Мо-
пассане, ибо знал, как это тронет французов. Гюго,
при всей его риторичности, тоже остается читаемым
и даже обожаемым. Когда Андре Жида спросили,
кто лучший поэт Франции, он ответил: «Увы, Виктор
Гюго». Жан Кокто пошутил: «Виктор Гюго был су-
масшедшим, принимавшим себя за Виктора Гюго».
— Чем вы объясните, что французскую современ-
ную поэзию так мало читают?
Турнье вздохнул:
— Частично в этом вина МаЛларме. Он создал
разрыв поэзии с читателем, ушел от понимаемости
поэзии. Усложненная поэтика Малларме была реак-
цией на «простую» поэзию, например, Беранже. Ге-
те считал Беранже величайшим поэтом. Но Маллар-
ме находил его «слишком доступным». После Мал-
ларме были другие, не менее значительные поэты,
прошедшие по пути недоступности для обыкновен-
ного читателя: Валери, Сен-Жон Перс... Сегодня
есть прекрасные поэты: Анри Мишо, Рене Шар, Ро-
бер Сабатье. Ален Боске. Я бы не назвал их недо-
ступными. Но многие французы успели отвыкнуть
от того, что можно читать стихи и понимать их...
Я задал несколько щепетильный вопрос:
— Когда-то, приехав в Париж, я пытался найти
характеры, похожие на Атоса, Портоса, Арамиса,
д'Артаньяна, и не нашел их к своему глубокому ра-
зочарованию. Может быть, мне просто не повезло?
А может быть, эти характеры были всего лишь ро-
мантизированы автором?
Турнье не обиделся на мой «подвох».
— Конечно, были романтизированы. Но не надо
• лбывать и другого. После трагедии французской ре-
волюции, лет 150 назад, начали процветать не уни-
кальные характеры, а буржуа. Однако это не озна-
чает, что вся Франция только из них и состоит. Ха-
рактеры все-таки не исчезли. Когда мы заседаем в
Гонкуровской академии, нас десять человек, и у каж-
дого свое лицо. Надо сказать еще и о том, что ни
один из людей не существует сам по себе, отдельно
от взаимоотношений с другими людьми. Все мы рас-
крываемся только во взаимосцеплении друг с другом.
Писатель еще раскрывается во взаимоотношениях с
бумагой, со своими собственными героями. Именно
таковы лучшие, на мой взгляд, сегодняшние прозаи-
ки — Маргерит Юрсенар, Альбер Коан, Жан Мари
Клезио, Патрик Модиано.
