- - Клюев Николай Алексеевич (читать книги бесплатно TXT) 📗
444. Богатырка
Моя родная богатырка —
Сестра в досуге и в борьбе,
Недаром огненная стирка
Прошла булатом по тебе!
Стирал тебя Колчак в Сибири
Братоубийственным штыком,
И голод на поволжской шири
Костлявым гладил утюгом.
Старуха — мурманская вьюга,
Ворча, крахмалила испод,
Чтоб от Алтая и до Буга
Взыграл железный ледоход.
Ты мой чумазый осьмилеток,
Пропахший потом боевым,
Тебе венок из лучших веток
Плетуг Вайгач и теплый Крым.
Мне двадцать пять, крут подбородок
И бровь моздокских ямщиков,
Гнездится красный зимородок
Под карим бархатом усов.
В лихом бою, над зыбкой в хате,
За яровою бороздой
Я помню о суконном брате
С неодолимою звездой!
В груди, в виске ли будет дырка —
Её напевом не заткнешь...
Моя родная богатырка,
С тобой и в смерти я пригож!
Лишь станут пасмурнее брови,
Суровее твоя звезда...
У богатырских изголовий
Шумит степная лебеда.
И улыбаются курганы
Из-под отеческих усов
На ослепительные раны
Прекрасных внуков и сынов.
Декабрь 1925
445. Ночная песня
За невской тихозвонной лаврой,
Меж гробовых забытых плит,
Степной орел — Бахметьев храбрый,
Рукой предательской зарыт.
Он в окровавленной шинели,
В лихой папахе набекрень,
Встряхнуть кудрями цепче хмеля
Богатырю смертельно лень,
Не повести смолистой бровью,
10 Не взвить двух ласточек-ресниц.
К его сырому изголовью
Слетает чайкой грусть звонниц.
По-матерински стонет чайка
Над неоплаканной судьбой,
И темень — кладбища хозяйка,
Скрипит привратной щеколдбй.
Когда же невские буксиры
Угомонит глухой ночлег,
В лихой папахе из Кашмира
20 Дозорит лавру человек.
Он улыбается на Смольный —
Отвагой выкованный щит,
И долго с выси колокольной
В ночные улицы глядит.
И траурных касаток стая
Из глуби кабардинских глаз
Всем мертвецам родного края
Несет бахметьевский приказ:
Не спать под крышкою сосновой,
30 Где часовым — косматый страх,
Пока поминки правят совы
На глухариных костяках.
По русским трактам и лядинам
Шумит седой чертополох,
И не измерена кручина
Сибирских каторжных дорог.
У мертвецов одна забава —
Звенеть пургой да ковылем.
Но только солнечная пава
40 Блеснет лазоревым крылом, —
На тиховейное кладбище
Закинет невод угомон,
Буксир сонливый не отыщет
Ночного витязя затон.
Лишь над пучиной городскою,
Дозорным факелом горя,
Лассаль гранитной головою
Кивнет с проспекта Октября.
Кому поклон — рассвету ль мира,
50 Что вечно любит и цветет,
Или папахой из Кашмира
Вождю пригрезился восход?
И за провидящим гранитом
Поэту снится наяву,
Что горным розаном-джигитом
Глядится утренник в Неву.
Апрель 1926
446
Милый друг, из Святогорья
Ни улыбки, ни письма.
На божнице лик Егорья
Застит сумерек косма.
Ты у папы и у мамы —
«На вакациях студент»,
Вечер пушкинский «тот самый»
Облака плетет из лент.
Я с тобой... Махоркой вея
В грудь плакатных парусов,
Комсомольская Рассея
Отошла от берегов.
Как в былом, у печки мама,
Дух пшеничный избяной —
Распахнем же настежь раму
В звон зеленый полевой!
Погляди, как вьются бойко
Трясогузки над прудом,
Хворь мою с больничной койкой
Жданой свахой назовем,
Только б ран моих касались
Чудотворные персты...
Солнце жгло, гроза ли мчалась,
Смяв жасминные кусты.
Только я влюблен, как речка,
В просинь, ивы, облака,
Обручальное колечко
Шлю тебе издалека.
Если ж стих пустой игрушкой
Прозвенит душе твоей,
Выпью с горя, где же кружка —
