Судьбы и сердца - Асадов Эдуард Аркадьевич (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Однако смех мгновенно оборвался: —
Постой, ты плачешь? Таня, что с тобой?!
— Эх ты, геолог! — проглотив слезу,
Сказала Таня с невеселым вздохом. —
Ведь я же знаю — нынче там, в лесу,
Ты обо мне небось подумал плохо.
Решил, конечно: что ей до того,
Что я женат? Она и крохам рада…
Ты, как всегда, не понял ничего…
Нет, подожди, перебивать не надо.
Сейчас поймешь. О ней я солгала.
Однако верь мне: вовсе не со зла,
Так было проще. А она иная:
Не рыжая, увы, и не кривая.
Ее глаза (и это уж не ложь)
Большие, темно-синие и чистые.
А волосы, как перед жатвой рожь,
Такие же густые и пушистые.
Он ею жил, а я — пустой мечтой.
Ну вот тебе и сказочки конец!
Жила-была принцесса, а герой
Пошел совсем не с нею под венец…
Татьяна попыталась улыбнуться,
Но к горлу снова подступил комок.
— Графин с водой… вон там стоит на блюдце…
Сходи, не поленись, налей глоток…
Мир как-то сразу спутался, смешался…
— Так, значит, Таня… Значит, ты меня?..
— Уже пять лет. А ты не догадался?
Совсем стемнело. Разыщи огня.
— Зачем, Танюша?
— Да уж поздно. Вечер.
В других домах уже давно огни. —
Под легкой кофтой так округлы плечи…
А губы близко, рядом… Вот они!..
Он как в чаду. Он все забыл отныне.
И, как бы вечер ни синел сейчас,
В душе Андрея цвет небесной синий
Закрыли тучи темно-серых глаз.
Все мутит разум: и слова хмельные,
И тонкий запах девичьих волос,
И губы… губы влажные, тугие,
Слегка солоноватые от слез.
Татьяна Бойко, статно-горделивая,
Краса и гордость институтских стен,
Твоя теперь — покорная, счастливая
И ничего не ждущая взамен…
3
Ночь сползла в овраги. Рассвело.
Во дворах дымятся самовары.
А с плетней гремят на все село
Петухов победные фанфары.
Щелкнул за околицей пастух,
Разошлась туманная завеса,
И громадный огненный петух
Медленно взлетел над спящим лесом,
Все пока истомою объято…
Но, уже проворны и легки,
Солнечные желтые цыплята
Понеслись к селу вперегонки.
Через стекла яркою лавиной
В дом, в уют, в жилую теплоту!
Вот уж двое прыгнули на спину
Серому ленивому коту,
Эти трое бродят по буфету,
Те рядком уселись на окне,
А вон тот забрался на газету
И полез беспечно по стене…
* * *
Дверь открыв, вошла хозяйка в хату,
Полушалок скинула на стол.
— Здравствуйте-ка, с солнышком, ребята!
А «баромет» мой-то не подвел!
И, повесив ватник возле печи,
Гулко пробасила: — Ну, дела,
Я всю ночь сегодня не спала.
Бык-то крепко лошадь покалечил.
Только что ж вы, милые, молчите?
Может, я не то все говорю?
Или просто вы так крепко спите?
Ну-ка, ну-ка, дай-ка посмотрю!..
Так и есть: ладони разметав.
Парень спал, плечистый, смуглолицый,
А она, к плечу его припав,
Крепко сжав пушистые ресницы.
Все во сне губами шевелила.
Что шептал с улыбкой этот рот?
Может статься, говорил он: «Милый!..»
Может… Впрочем, кто их разберет!
Бабка вдаль задумчиво взглянула,
Видно, что-то вспомнила, вздохнула.
Что ж, и ей когда-то, может быть,
Довелось такое ж пережить…
Ласково гостей перекрестила,
Что-то прошептала горячо
И полой тулупчика прикрыла
Девичье открытое плечо…
Глава V ПИСЬМО
1
— Андрей! Татьяна! Филины лесные!
Как можно трое суток пропадать?
«Колумб» велел уж нынче вас искать.
Ан вон и «выплывают расписные»!
И Лешка, сдвинув кепку набекрень,
Весь просиял веснушками своими.
Потом со вздохом Тане: — Каждый день
Я повторял в молитвах ваше имя!
Умолк и вдруг воскликнул: — Ну дела!
Да кто ж из вас сегодня именинник?!
Одна, как вишня в поле, расцвела,
Другой блестит, как новенький полтинник?!
А впрочем, хватит, прежде о делах.
Иди, Андрей, на взбучку к Христофору.
Потом склонись передо мной во прах,
Или спляши, иль влезь на ту вон гору,
Что, догадался? Правильно, герой!
Сегодня почту привезли верхами.
«Вас, — говорят, — в чащобине такой
Не сыщут даже черти с фонарями».
Без мала месяц письма пролежали.
— Отдай, Алешка, ну? Не то сейчас…
— Пусти, дракон! Да, вот письмо от Гали!
От той, что ждет и не смыкает глаз!
Держи еще, вот третье… Тут, брат, в пору
С тебя сто грамм… Да шут с тобою, пусть!
Ну, вы ступайте, братцы, к Христофору,
А я пойду в речушке окунусь.
2
Нынче жарко. Сонная река,
Кажется, застыла… Не течет…
Впрочем, нет: вон там, издалека
Движется огромный длинный плот.
Проплывает чуть зеленоватый,
Будто щука. А за ним вразброд
Бревна, как веселые щурята,
Крутятся, носами тычась в плот.
Таня с Лешкой брызжутся, хохочут,
То ныряют, то плывут к плоту.
Теплый ветер лица им щекочет,
Осушая кожу на лету.
— Таня, брось меж бревнами крутиться!
С лесосплавом, знаешь, не шути!
— Ничего, Алешка, не случится,
Я ж как рыба плаваю, учти!
У палатки на мохнатой кочке
Он сидит недвижный и немой.
Только писем легкие листочки
Чуть шуршат в руке его порой.
Взгляд скользит бесцельно по травинкам,
Мчит сквозь лес в далекие края.
Галя, Галя, милая Галинка,
Звездочка весенняя моя!
Значит, в час, когда, в толкучке стоя,
Ждал тебя я, пасмурный и злой,
Тихо дверь больничного покоя
Где-то затворялась за тобой…
А сейчас ты ждешь меня, вздыхаешь
И уж вновь заботами полна
(Нет, так можешь только ты одна),
На сюрприз какой-то намекаешь.
Что там: шляпа? Трубка? Эх, Галинка!
Все сюрпризы мелочь. В них ли суть?!
Да за взгляд твой, за одну слезинку
Я весь мир готов перевернуть!
Впрочем, стоп! Восторги эти прочь!
Ведь и впрямь те слезы недалече…
Он вдруг вспомнил: дождик, хату, ночь…
Вспомнил Танин шепот, губы, плечи…
К черту ночь. Ночь позади осталась!
Знаю. Пусть все это не пустяк.
Но ведь и с другими так случалось?!
Ах, да что мне — так или не так?!
Вон глаза: они такие чистые!
В них моря, сады и соловьи…
Галка, Галка, волосы пушистые
И ресницы черные твои…
Ты слаба. Так этого ль стыдиться?
Пишешь «подурнела» — ерунда!
Раз мы вместе, все нам не беда.
Вот вернусь, и съездим подлечиться.
Трудно мне… Ведь я в глуши лесной,
Ах, не то! Не в этом вся причина!
Да, я виноват перед тобой!
Но ведь ты простишь меня, Галина?
Только что я? У нее беда,
Я ж примчусь кудахтать, словно квочка:
«Ах, ошибся…» Глупость! Ерунда!
Ничего тут не было, и точка!
— Ну, геолог, что сидишь в печали? —
Танин голос будто в сердце нож! —
Отчего купаться не идешь?
Письма, что ли, душу истерзали?
Громов вспыхнул, встал и, помолчав,
Произнес, не подымая взгляда:
— Я не знаю, кто и в чем был прав,
Только больше нам нельзя… не надо…
Вышло так… Нет, ты не думай, Таня,
Что я трус… Что я не дорожу…
Я не знал… Я не хотел заране,
Погоди… Ты сядь, я расскажу.
С Галей плохо. — И пока, сбиваясь,
Говорил он о своей беде,
Танин взор скользил, не отрываясь,
По кустам, по бревнам и воде…
Вон пришла к реке купаться ива.
Подошла, склонилась над водой
И струю прохладную пугливо
Трогает зеленою рукой.
Что у ивы, например, за боли?
Веточку сломаешь — отрастет…
Громов все рассказывал о школе
И о письмах Галиных на фронт.
Руку взял — руки не отняла.
