Зараженное семейство - Толстой Лев Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
Студент. Что ж, я вам выскажусь. Любовь Ивановна девица не вредная. В ней есть задаточки. И попадись она человеку свежему, чистому и с энергией, из ее натурки вышла бы почтенная особа. Только ей нужен молодой, честный руководитель.
Катерина Матвеевна. Только как недоразвита!
Студент. Ну да что ж, доразвилась бы.
Катерина Матвеевна (подумавши). Да, пожалуй, я схожусь в этом воззрении с вами. Вы именно тот господин, который бы мог успешно воздействовать [на] ее личность.
Студент. Не будь она в этой подлой среде, из неё бы можно сделать почтенную девицу.
Марья Васильевна. Ну, вот и Петенька. Чего хочешь, чаю, кофею?
Петруша. Здравствуй, мать. Не хочу. Я уж молоко пил. Мать, вели дать завтракать. Здравствуй, отец.
Иван Михайлович. Что ты это все ломаешься, будь, пожалуйста, попроще…
Петруша. Напрасно ты думаешь, что я ломаюсь. Здравствуй, отец, я говорю.
Иван Михайлович. Что ты, с ума сошел? Что новое выдумываешь! Как здоровался, так и здоровайся, разве, ты думаешь, в этом образованье? Поди поцелуй руку у матери.
Петруша. С какой целью?
Иван Михайлович (строго). Я тебе говорю.
Петруша. На какой конец? Разве что-нибудь произойдет от того, что я буду прикладывать оконечности моих губ к внешней части кисти матери?
Иван Михайлович. Я тебе говорю, целуй руку
Петруша. Это противно моим убеждениям.
Иван Михайлович. Что?!
Петруша. Мы говорили об этом с Алексеем Павловичем, и мне очень стало ясно, что это только глупый предрассудок.
Иван Михайлович. Смотри, брат!
Петруша. Да это ничего, отец, я ведь от этого не изменю свой взгляд на тебя и на мать. Буду или не буду я целовать ваши руки, я буду иметь к вам обоим на столько-то уважения, на сколько вы его заслуживаете.
Иван Михайлович. Послушай наконец. Все это хорошо, и новые убеждения, и все, да надобно честь знать, и первое правило спокон века было уважать старших. Поди поцелуй руку. (Привстает.) Ну!
Студент. Тут, кажется, учинится скандал почтенный!
Петруша (робея). Разумеется, принудить вы можете. Но свободные отношения человека…
Иван Михайлович. Ну! ну!
Петруша (целует руку, тихо). Достоинство человека…
Марья Васильевна. А ты, Петя, слушайся. Что ж тебе яичницу или ливерок сделать? Я велю. Няня, Пете завтракать.
Иван Михайлович. Алексей Павлович, гм… гм… хоть и… вы меня извините, но… позвольте вам сказать, что я просил вас заниматься с моим сыном науками, а никак не учить его обращению с родителями. У нас есть свои и, может быть, странные и не современные привычки. Но я бы вас просил не вмешиваться в это.
Студент. Гм… хе… хе… ну-с.
Иван Михайлович. Ну-с и больше ничего. Что ячейкам – учите, а в обращение сына с нами прошу не вмешиваться и не внушать.
Студент. Мне довольно странно слышать замечания. Что вы хотите сказать?
Иван Михайлович. А то хочу сказать, чтоб сын не говорил мне этот вздор, вот и все.
Студент. Что же, можно его посечь-с.
Иван Михайлович. Послушайте, не выводите меня из себя.
Студент (робея). Я очень понимаю… но, поверьте, что я не поставлю себя… однако вы желали, чтоб я развивал вашего сына. Я, я… очень… Не могу же я скрывать от него своих воззрений.
Катерина Матвеевна. Довольно странно Алексею Павловичу умалчивать или игнорировать, так сказать, выводы науки.
Петруша. Я могу иметь сам свои убеждения.
Студент. Тем более, что жизнь имеет свои права, и предрассудки не выдерживают критики разума и науки.
Катерина Матвеевна. Особенно при том громадном шаге, который сделали естественные науки, отсталые воззрения не могут иметь места.
Иван Михайлович. Ну, хорошо, хорошо. Не будем говорить. Я прошу сына делать, как я хочу, вот и все. (Помолчав немного, к студенту.) Я вас не оскорбил, Алексей Павлович?
Студент. Я слишком ценю свое достоинство, чтоб считать себя оскорбленным. Нам пора заниматься. Прибышев-младший, шествуемте.
Петруша. Нет, я есть хочу.
Студент. Ну, посидим, и попитаться можно. (Придвигается к завтраку.)
Любочка. Мамаша, душечка, ведь я не одна пришла!
Марья Васильевна. Кто же с тобою?
Иван Михайлович. С кем же?
Любочка. А вот угадайте! С Анатолием Дмитриевичем. Я иду с девочками, а он едет, и пошел со мной. Какие мы два белых гриба нашли – знаете, под дворовыми, в канавке. Чудо! такие прелести! А Анатолий Дмитриевич ничего не видит, только один мухомор нашел. Посмотрите, какие душки! Катенька, посмотри. Машка, у тебя, дай сюда. (Берет корзинку у девочки и достает грибы.) А березовиков-то, Сашка, посмотри, сколько! А ты говорил – нету в березовой аллее! Папаша, видел?
Иван Михайлович. Да где же Анатолий Дмитриевич?
Любочка. Он отчищается, упал на коленки, запачкался. У него белые. Папаша, какие у нас с ним разговоры были, ужас! Ну да после я тебе одному скажу.
Иван Михайлович. Что ж такое? Что?
Любочка. Очень важное, да теперь никак нельзя сказать, – до меня касается…
Иван Михайлович. Однако ты не совсем хорошо делаешь, что этак ходишь по лесам одна с молодым человеком… Положим… но все-таки.
Любочка. Вот отсталое воззрение! Катенька, правда?
Иван Михайлович. Ну и ты туда ж! Ну-ка, поди сюда, расскажи. Какие такие важные разговоры были?
Любочка. Теперь никак нельзя. Погоди, узнаешь. Нет, ты посмотри, мамаша, что за душки. (Подпирается и петушится, представляя гриб.) Точно наш учитель, помнишь, Карл Карлыч? – маленький, толстенький. Ах, как мне нынче весело! Сашка, завтра пойдем с тобой ра-а-ано.
Марья Васильевна. Что ж, хочешь чаю, кофею с белым хлебом?
Любочка. Ну, ты удивишься, папа, об чем мы говорили. И ты тоже, Катя, и ты… и вы удивитесь, Алексей Павлович. Петруша, дай мне, что ты ешь? (Выдергивает у него вилку и кладет кусок в рот.)
