Сердце не камень - Островский Александр Николаевич (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗

Александр Николаевич Островский

Сердце не камень

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Потап Потапыч Каркунов, богатый купец, старик.

Вера Филипповна, жена его, 30 лет с небольшим.

Исай Данилыч Халымов, подрядчик, кум Каркунова.

Аполлинария Панфиловна, его жена, за 40 лет.

Константин Лукич Каркунов, племянник Потапа Потапыча, молодой человек.

Ольга Дмитриевна, его жена, молодая женщина.

Ераст, приказчик Каркунова, лет 30-ти.

Огуревна, ключница, старуха.

Иннокентий, странник.

В доме Каркунова, в фабричной местности, на самом краю Москвы. Жилая комната купеческого дома, представляющая и семейную столовую, и кабинет хозяина, в ней же принимают и гостей запросто, то есть родных и близких знакомых; направо (от актеров) небольшой письменный стол, перед ним кресло, далее железный денежный сундук-шкаф, вделанный в стену; в углу дверь в спальню; с левой стороны диван, перед ним круглый обеденный стол, покрытый цветной салфеткой, и несколько кресел; далее большая горка с серебром и фарфором; в углу дверь в парадные комнаты; в глубине дверь в переднюю; с правой стороны большой комод, с левой – буфет; вся мебель хотя не модная, но массивная, хорошей работы.

Огуревна стоит, подперши щеку рукой. Входят Константин и Ольга.

Константин. Огуревна, что ты тут делаешь?

Огуревна. Самоё дожидаюсь насчет самовара.

Константин. А где ж она, сама-то, где дяденька?

Огуревна. В зале сидят; залу растворить велели и чехлы все с мебели давеча еще поснимали.

Константин. Что за праздник такой? Кажется, такие параты у нас раза три в год бывают, не больше.

Огуревна. С гостями сидят.

Ольга. С какими гостями?

Огуревна. Аполлинария Панфиловна с Исай Данилычем приехали; за ним давеча нарочно посылали.

Константин (Ольге). Поняла?

Ольга. Ничего не понимаю.

Константин. Завещание.

Ольга. Какое завещание?

Константин. Дяденька давно собирались завещание писать, только хотели посоветоваться с Исаем Даннлычем, так как он подрядчик, с казной имел дело и, значит, все законы знает. А мы с дяденькой никогда понятия не знали, какие такие в России законы существуют, потому нам не для чего.

Огуревна. Да, да, писать что-то хотят – это верно; у приказчика Ераста карандаш и бумагу требовали.

Константин (Ольге). Слышишь?

Ольга. Ну, так что ж?

Константин. Не твоего ума дело. Огуревна, поди скажи дяденьке, мол, Константин Лукич желает войти, так можно ли?

Огуревна. Хорошо, батюшка. (Уходит налево.)

Ольга. Зачем ты пойдешь?

Константин. Разговаривать буду.

Ольга. В таком-то виде?

Константин. Я всегда умен, что пьяный, что трезвый; еще пьяный лучше, потому у меня тогда мысли свободнее.

Ольга. Об чем же ты будешь разговаривать?

Константин. Мое дело. Обо всем буду разговаривать. Никакого завещания не нужно; дяденька должен мне наследство оставить; я единственный… понимаешь… И потому еще, что я, в надежде на дяденькино наследство, все свое состояние прожил.

Ольга. А кто тебе велел?

Константин. Не разговаривай! Если дяденька мне ничего не оставит, мы должны будем в кулаки свистеть, и я даже могу попасть в число несостоятельных, со всеми последствиями, которые из этого проистекают.

Входит Огуревна.

Огуревна. Пожалуйте!

Ольга. И я с тобой пойду.

Константин (отстраняя жену). Марш за шлам-баум! Нечего тебе там делать. Разговор будет умственный. Тетенька и Аполлинария Панфиловна должны сейчас сюда прийти: либо их попросят вон, либо они сами догадаются, что при нашем разговоре они ни при чем, а только мешают; потому это дело на много градусов выше женского соображения. (Уходит налево.)

С той же стороны входят Вера Филипповна и Аполлинария Панфиловна.

Вера Филипповна, Аполлинария Панфиловна, Ольга и Огуревна.

Вера Филипповна. Здравствуй, Оленька!

Аполлинария Панфиловна. Здравствуй, Оленька!

Вера Филипповна. Садиться милости прошу, гостьи дорогие!

Огуревна. Матушка Вера Филипповна, чай-то сюда прикажете подавать аль сами к самоварчику сядете?

Вера Филипповна. Да он готов у тебя?

Огуревна. В минуту закипит, уж зашумел.

Аполлинария Панфиловна. А ты ему шуметь-то много не давай, другой самовар ворчливее хозяина, расшумится так, что и не уймешь.

Вера Филипповна. Сейчас придем, Огуревна.

Огуревна уходит.

Я поджидаю, когда сам выдет.

Аполлинария Панфиловна. Что это вы, Вера Филипповна, точно русачка из Тележной улицы, мужа-то «сам» называете!

Ольга. Тетенька всегда так.

Вера Филипповна. Мы с Потап Потапычем люди не модные, немножко старинки придерживаемся. Да не все ли равно. Как его ни называй: муж, хозяин, сам, – все он большой в доме.

Аполлинария Панфиловна. Ну, нет, разница. «Хозяин» – уж это совсем низко, у нас кучерова жена своего мужа хозяином зовет; а и «сам» тоже разве уж которые еще в платочках ходят.

Ольга. А кто нынче в платочках-то ходит! Все и лавочницы давно шляпки понадели.

Аполлинария Панфиловна. Нынче купчихи себя высоко, ох, высоко держат, ни в чем иностранкам уступить не хотят… снаружи-то.

Вера Филипповна. Слышала я, по слуху-то и я знаю.что ж мудреного. Люди людей видят, один от другого занимаются. Только я одна пятнадцать лет свету божьего не вижу, так мне и заняться не от кого.что это Потап Потапыч с Исаем Данилычем затолковались!

Аполлинария Панфиловна. Стало быть, дело есть. Разве не слыхали?

Вера Филипповна. Ничего не слыхала.

Ольга. Напрасно вы, тетенька, скрываете от нас; мы и сами довольно хорошо знаем.

Аполлинария Панфиловна. Мне Исай Данилыч говорил.

Вера Филипповна. А мне Потап Потапыч ничего не сказывал.

Аполлинария Панфиловна. По заслугам и награда.

Ольга. Отчего ж не награждать, коли кто чего стоит; всякий волен в своем добре; только и других тоже обижать не нужно.

Вера Филипповна. Зачем обижать! Сохрани бог! Только не знаю я, про какую награду вы говорите.

Аполлинария Панфиловна. Завещание пишут, Вера Филипповна, завещание.

Вера Филипповна (с испугом.) Завещание? Какое завещание, зачем? Потап Потапыч на здоровье не жалуется; он, кажется… слава богу.

Аполлинария Панфиловна. Осторожность не мешает, в животе и смерти бог волен. А ну, вдруг… Значит, надо вперед подумать да успокоить, кого любишь. Вот, мол, не сомневайтесь, все вам предоставляю, всякое счастие, всякое удовольствие.

Ольга. Как же, тетенька, неужели ж вы этого не ожидали?

Вера Филипповна. Не ожидала, да и не думала никогда.

Аполлинария Панфиловна. Как, чай, не думать! Разве вы богатству не рады будете?

Вера Филипповна. Нет, очень рада.

Аполлинария Панфиловна. Ну, еще бы!

Вера Филипповна. Я много бедным помогаю, так часто не хватает; а у Потапа Потапыча просить боюсь; а кабы я богата была, мне бы рай, а не житье.

Входит Огуревна.