Назад к Мафусаилу - Сухарев Сергей Леонидович (читать полную версию книги TXT) 📗

Бердж (полагая, что ловко парирует удар). Согласен с вами. Совершенно согласен. Я не верю в коалиционное правительство.

Фрэнклин. Верно. И тем не менее вы дважды возглавляли его.

Бердж. А почему? Потому что мы вели войну. Вот чего не желают понимать люди, подобные вам. Гунны ^{154} были у ворот. На карте стояло все — отечество, наша жизнь, честь наших матерей, дочерей, жен, судьба наших невинных младенцев. Разве в такое время рассуждают о принципах?

Фрэнклин. А я думаю, что именно в такое время и следовало заявить о своих принципах, укрепив тем самым решимость наших соотечественников и завоевав доверие и поддержку мирового общественного мнения. Неужели вы полагаете, что гунны отважились бы подступить к нашим воротам, если бы они знали, что мы запрем перед ними эти ворота на несокрушимый засов принципов? Разве они не противостояли нам, пока наконец Америка не заявила открыто, что она за принцип демократии, и не пришла нам на выручку? Почему вы дали американцам лишить Англию этой чести?

Бердж. Американцы слишком любили громкие слова, Барнабас. Вот они и поперхнулись ими на мирной конференции. Бойтесь красноречия: оно — извечное проклятие популярных ораторов вроде вас.

(одновременно) [*] Фрэнклин. Ну и ну! / Сэвви. Это мне нравится! / Хэзлем. Неподражаемо!

Бердж (продолжает без тени смущения). Обратимся к фактам. Кто выиграл войну? Принципы? Нет, британский флот и блокада. Американцы разглагольствовали, я производил снаряды. Принципы не помогают побеждать на войне, но зато помогают побеждать на выборах. Тут я заодно с вами. Вы решили вести предвыборную борьбу на основе принципов. Речь идет об этом, не так ли?

Фрэнклин. Я вообще не желаю никакой борьбы. В нравственном смысле выборы такая же мерзость, как и война, — разве что кровь не льется. Это грязевая ванна для души избирателя, и вы прекрасно знаете, что борьба пойдет здесь не на основе принципов.

Бердж. Напротив, именно и только на основе их. Я считаю всякую писаную программу ошибкой. Я согласен с вами: нам прежде всего нужны принципы.

Фрэнклин. Принципы без программы, так, что ли?

Бердж. Именно так в трех словах.

Фрэнклин. Можно и в двух: пустая болтовня. Принципы без программы именно это и означают.

Бердж (он удивлен, но терпеливо старается понять, к чему клонит Фрэнклин, и выяснить, сколько придется ему дать). Я выразился недостаточно ясно. Послушайте меня. Я согласен с вами. Я на вашей стороне. Я принимаю ваше предложение. О коалиционном правительстве больше нет речи. В кабинете не будет тори. Мы обяжем каждого кандидата высказаться за свободу торговли с небольшими ограничениями в пользу наших заморских доминионов, за отделение церкви от государства, реформу палаты лордов, пересмотр налога на недвижимость и принятие мер для замирения Ирландии. Вас это устраивает?

Фрэнклин. Даже не интересует. Допустим, ваши друзья пойдут на все это. Что они этим докажут? Только то, что они безнадежно отстали от жизни даже как политики, что с тысяча восемьсот восемьдесят пятого года ^{155} они ничего не забыли и ничему не научились. Какое мне дело до того, что они ненавидят церковь и помещиков, завидуют аристократии и владеют не заводами в Средней Англии, а акциями судоходных компаний? Я могу вам назвать сотни самых отпетых негодяев или дремучих реакционеров, обладающих теми же достоинствами.

Бердж. Личными выпадами никого не убедишь. Уж не считаете ли вы всех тори ангелами лишь потому, что они принадлежат к англиканской церкви?

Фрэнклин. Нет, не считаю. Но, поддерживая ее, они хотя бы едины, а ваши люди, те, кто нападает на церковь, — все кто в лес кто по дрова. У защитников церкви одинаковый взгляд на религию, у каждого из ее противников — свой. Приверженцы церкви — это фаланга; ваши сторонники — сброд, где Плимутские братья теснят атеистов, а «огненные столпы» наступают на пятки позитивистам. ^{156} С вами и самые отъявленные безбожники, и самые отъявленные фанатики.

Бердж. Мы, как Кромвел, — за свободу совести, если, конечно, вы имели в виду именно это.

Фрэнклин. Как вы можете нести такой вздор над могилами своих честных противников? Любой закон уже ограничивает свободу совести. Много ли свободы предоставите вы человеку, совесть которого не возбраняет ему украсть ваши часы или увильнуть от военной службы? Нет, я не имею в виду свободу совести.

Бердж (раздраженно). Мне хотелось бы, чтобы вы наконец изложили свою платформу. Вы все время повторяете, что надо исповедовать принципы, а когда я выдвигаю их, отвечаете, что они неприемлемы.

Фрэнклин. Вы не выдвинули никаких принципов. Ваши партийные лозунги — это не принципы. Вновь придя к власти, вы оказались бы во главе котерии ^{158}, состоящей из социалистов и антисоциалистов, крайних империалистов и сторонников изоляции островной Англии, непоколебимых материалистов и экзальтированных квакеров, адептов христианской науки и поборников обязательного оспопрививания, профсоюзных деятелей и бюрократов, одним словом, из людей, которые решительно и непримиримо расходятся во взглядах на основные принципы, определяющие судьбы человека и общества. От подобного сброда нельзя ждать единства, и это вынудит вас вновь продать министерские портфели более устойчивой консервативной оппозиции.

Бердж (в бешенстве вскакивая). Вновь продать портфели? По-вашему, я торгую портфелями?

Фрэнклин. Когда страшный ураган настоящей войны положил конец вашей игрушечной парламентской войне и смел ее героев в помойную яму, вам поневоле пришлось за спиной своих сторонников пойти на тайный сговор с лидерами оппозиции. Они позволили вам остаться у власти, а вы за это похоронили все неугодные им законопроекты. И вы даже не смогли добиться от них соблюдения условий сделки: они немедленно предали ее гласности и навязали вам коалиционный кабинет.

Бердж. Я торжественно заявляю, что это чудовищная ложь.

Фрэнклин. Уж не пытаетесь ли вы отрицать, что все было именно так? Разве эти никем не опровергнутые слухи оказались клеветой, а опубликованные письма — фальшивками?

Бердж. Нет, конечно. Но я здесь ни при чем. Премьером был тогда не я. Им был этот старый болтун, этот сошедший с круга шарлатан Лубин ^{157}. Он, а не я был тогда премьером.

Фрэнклин. Выходит, вы ничего не знали?

Бердж (пожав плечами, садится). Ну, сказать мне об этом, разумеется, сказали. Но что я мог сделать? Если бы мы не согласились, нам, вероятно, пришлось бы уйти из правительства.

Фрэнклин. Совершенно верно.

Бердж. Но мы не имели права бросить страну на произвол судьбы в столь критический момент. Гунны были у ворот. В такие минуты долг каждого — жертвовать собой ради отечества. Мы обязаны были стать выше партийных интересов, и я с гордостью заявляю: мы и не думали о партии. Мы крепко держались…

Конрад. За власть?

Бердж (поворачиваясь к нему). Да, сэр, за власть. Иными словами, за ответственность, опасность, изнурительный труд, оскорбления, непонимание, за такие муки, что мы охотно поменялись бы участью с солдатами на передовой. Попробуй вы сами долгие месяцы глотать аспирин и бромистый калий, чтобы хоть немного поспать, власть перестала бы казаться вам лакомым кусочком.

Фрэнклин. Значит, вы все-таки признаете, что в условиях нашей парламентарной системы Лубин ничего другого не мог сделать?