Всем тяжбам тяжба, или когда судится женщина, сам черт ей не брат. - Уэбстер Джон (читать бесплатно полные книги txt) 📗
Действие V
Сцена 1
Женский монастырь. Входят Иолента и Анджионелла с уже заметным животом.
Иолента
Вот радость-то! Ну, как ты? Иногда
Мне кажется, что мы с тобой, две крохи,
Резвились лишь вчера и с той поры
Не поумнели.
Анджиолелла
Дорого пришлось мне
За это заплатить.
Иолента
Зачем ты скрыла
Лицо вуалью?
Анджиолелла
Ах, когда грешна,
Легко ли, посуди, смотреть в глаза
Того, чьей дружбой с детства дорожишь!
Иолента
Ого! Никак ты тяжела?
Анджиолелла
Как видишь.
Иолента
А что, скажи, ты сразу догадалась,
Что понесла?
Анджиолелла
Ну, тут ума не надо.
Ведь ты сама попала в переплет.
Иолента
Что, ходят слухи? Вот уж смех так смех.
Но воскресение Эрколе многих
Заставило забыть про мой живот.
А если честно, этот слух сама я
Пустила.
Анджиолелла
Чтоб с тобою поменяться,
Я все бы отдала.
Иолента
Ты что? Глупышка!
Все отдавать за то, что мы, девицы,
Рискуем то и дело потерять.
Ну, не грусти! Девчонка или мальчик?
Анджиолелла
То в высшей власти.
Иолента
Ставлю ожерелье.
Давай пари!
Анджиолелла
Не дам я и стекляшки.
Уже я прозакладывала честь.
Ты, верно, слышала, что завтра будет
Дуэль?
Иолента
Да как не слышать? В ней сразятся
Мой брат и мой жених.
Анджиолелла
Боюсь, дружок мой
Живым не выйдет. Что же мне теперь,
Сестрица, делать?
Иолента
То же, что и мне.
Раз мы не в силах помешать дуэли,
Бежим с тобой от этого кошмара
Как можно дальше.
Анджиолелла
Но куда?
Иолента
Неважно.
Бежим и все.
Анджиолелла
Ну ладно, ладно, только
Не морем. Я ужасно волн боюсь.
Иолента
Что, страшно снова на спину упасть?
Ну, не сердись. Отправимся мы сушей.
Твой сын отважным римлянином станет.
Анджиолелла
Так мы поедем в Рим?
Иолента
Слуга!
Входит слуга.
Снеси-ка,
Эрколе письмецо. Ну что, сестрица,
В дорогу?
Анджиолелла
Я как тень: везде с тобой.
Уходят.
Сцена 2
Входят Просперо и Санитонелла.
Просперо
Из вас, я думаю, выйдет не просто адвокат, а настоящий зубр.
Санитонелла
Почему бы и нет. Уж я-то возьмусь за дело, по-новому. У нас вон адвокаты не успели гонорар получить, а уж клиента за его спиной хают, потешаются над ним.
Просперо
Действительно, нехорошо.
Санитонелла
Это еще что! Есть вещи и похуже.
Просперо
Например?
Санитонелла
Судите сами, в течение всей судебной сессии проктору не разрешается после шести утра заглядывать в таверну.
Просперо
Интересно, почему?
Санитонелла
A потому, сэр, что клиент может с ним так набраться, что еще суд не начался, а их уже не разольешь водой.
Входят Эрколе с письмом и Контарино, оба в монашеских одеяниях. [62]
Эрколе
Оставьте нас, синьоры.
Просперо и Санитонелла уходят.
Контарино (в сторону)
Зачем я так упорно не желаю
Себя назвать? Вот-вот прольется кровь,
И в этот раз она уж точно будет
На совести моей. Один вопрос,
И все решится.
(Эрколе)
Благородный брат мой,
Не разрешите ль вы мое сомненье:
Как вы, любя прекрасную Иоленту
И возжелав усыновить чужого
Ребенка, накануне вашей свадьбы
Бросаете вдруг вызов ее брату,
Грозя убить того, кто был доселе
Вам только другом?
Эрколе
Сэр, я вам отвечу.
Как я в суде недавно говорил,
Мне дорог Контарино, чьей кончины
Желал злодей. И то, о чем мне пишет
Иолента, подтверждает лишний раз:
Да, он достоин смерти.
Контарино
Что ж в письме?
Эрколе
Я ей писал, прося ее ответить,
Кто истинный отец ее ребенка,
Она же, знай, одно — поносит брата,
Виновника позора своего.
Контарино
Кровосмешенье? Вот злодей!
Эрколе
Вы правы.
А я хотел покрыть ее позор,
Сочтя отцом ребенка Контарино.
Контарино
Теперь все ясно мне. Готовы ль шпаги?
Эрколе
Да, сэр.
Контарино
Чтоб я хоть раз еще о ней
Подумал!
Эрколе
Вы о ком?
Контарино
Я говорю
О матери своей. Пойдемте, сударь.
Уходят.
Сцена 3
Входят первый лекарь и Уинфрид.
Уинфрид
И вы так любите меня?
Первый лекарь
Ей-богу!
Уинфрид
И женитесь?
Первый лекарь
Да, я на все готов.
Хоть, как известно, принято у нас
Сначала женщин развратить, а после
На них жениться, я решил иначе:
Сначала сделаю тебя я честной,
Потом женюсь.
Уинфрид
Что значит «честной»? Объяснитесь, сударь.
Первый лекарь
А то, что завралась ты на суде,
Покрыв себя позором. Если хочешь
Отмыться добела, придется честной
Побыть разок.
Уинфрид
А что должна я сделать?
Первый лекарь
Пойди сейчас и госпоже своей
Скажи: мол, жив, синьора, Контарино.
Уинфрид
Как жив?
Первый лекарь
А так. Как живы мы с тобой.
Уинфрид
Я не могу сказать ей.
Первый лекарь
Чт_о_ так?
Уинфрид
Клятву
Я давеча дала, что с ней ни разу
Я не заговорю о нем.
Первый лекарь
Тогда
Судье все скажешь, Ариосто.
Уинфрид
Что вы!!
Единожды совравши, кто тебе
Поверит? Не сходить ли к капуцину?
Первый лекарь
Сходи, сходи. А юной госпоже,
Тебя подбившей, как ты мне сказала,
Бежать с ней, можешь смело подыграть.
А сам напялю я наряд, в котором
Изображал Ромелио еврея,
И, шум подняв, что вор меня ограбил,
Вернуть назад заставлю пассажиров,
А там откроюсь — и, глядишь, испугом
Безумье вылечу. Ишь, разбежалась!
Вот в чувство-то ее и приведем.
Ну, к капуцину ты идешь?
Уинфрид
Да, сударь.
Уходят.
Сцена 4
Замок, где содержатся под стражей Ромелио и Эрколе. Входят
Джулио, Просперо и Санитонелла.
Джулио
Вот дурья-то башка!
На кой же черт, ему я бросил вызов?
Послушайте, а если не прийти?
Просперо
Вас назовут, синьор, лжецом и трусом.
Датчанин вас велит забить в колодки
При всем честном народе, а не то
Привяжет вас к хвосту своей кобылы:
Извольте нюхать…
Джулио
Нет, благодарю.
Уж лучше драться. Пан или пропал.
Просперо
Ромелио, набить желая руку,
Стал фехтовать с каким-то виртуозом
И чуть не порешил его!
Джулио
Возможно.
Поскольку речь зашла о фехтованье,
Вы знаете историю с валлийцем,
Что все моря избороздил бесстрашно,
А как приехал в Рим…
Просперо
Ну-ну?
Джулио
Учиться
Стал фехтованью, ну и осрамился.
Просперо
А что ж случилось?
Джулио
Ему: "Ваш выпад, сэр!" — а он, как рак,
Все пятится назад, и не заставишь"
Его атаковать. Но вот однажды
Учитель видит, как вояка этот
Набрасывается на пармский сыр.
62
… оба в монашеских одеяниях. — Назначенный судом поединок, "божий суд", должен явить торжество высшей воли, поэтому он «угоден» церкви; в связи с этим одеяния участников символизируют временное отречение от мира. Ср. дуэль Контарино и Эрколе — она была следствием личной распри и потому подлежала осуждению закона и церкви.