Остров, одетый в джерси - Востоков Станислав Владимирович (электронная книга .txt) 📗
В следующий момент, безусловно, проявилась великая мудрость Стоми. Он не стал спорить и доказывать, что подобное прозвище ему вовсе не подходит, чем только усугубил бы свое положение.
Вместо этого, он стал рассказывать о бонобо. В тот момент все окружающие сообразили, какой мудрый сидит перед ними человек. И, хотя Стоми продолжали звать «Томи», звучало это вроде бы уменьшительное, вроде бы ласкательное имя уже солидно и уважительно. Не так, как котов кличут.
Томи вздохнул и стал рассказывать по-английски. Правда, сам не замечая того, он то и дело переходил на французский, но его уже не тормозили, и о сказанном приходилось догадываться по смыслу.
— Я живу и работаю в Киншасе, — говорил Томи. — Это столица нашего великого государства Конго.
При этих словах Томи поднял подбородок и расправил плечи. Сразу стало понятно, что страну свою он любит и ею гордится.
— Наше государство Конго о-о-очень большое. Оно раскинулось в Южной части Африки, имеет богатую флору и фауну.
Слушая Томи, мы мысленно переносились в большую страну Конго, любовались ее удивительной фауной и нюхали богатую флору.
— В Конго, — шпарил Томи дальше, — водятся самые интересьные африканськие животные. Гориллы, шимпаньзе, встречаются и слоны.
— А леопарды? Леопарды в Конго встречаются? — спросил Наянго. Он, понятно, считал, что самые интересные животные водятся в его стране, в великой Нигерии. — А бывают ли у вас носороги?
— И носороги у нас бывают, и леопарды. Но главное, что у нас бывают бонобо. И больше они нигде не бывают.
Томи посмотрел на Наянго, не заявит ли он, что бонобо бывают и в его стране? Но Наянго угрюмо молчал. Нет, не живут бонобо в великой Нигерии.
— Но и у нас, жителей Конго, есть проблемы. Се ля ви!
— Какие проблемы? — оживился Наянго.
— Коридоры, — сказал вдруг Кумар. — Любую проблему можно решить коридорами.
— Коридорами? — удивился Томи. — Наша главная проблема — браконьеры. Какими же ты решишь ее коридорами?
Кумар загрустил. Он понял, что хотя коридоры во многом могут помочь животным, но панацеей их назвать нельзя.
— Человек с ружьем, — воскликнул Томи, — это кровоточащая рана на теле мировой охраны природы! И решить ее, я скажу, сложно.
— Сложно, — согласился Мриген, — но можно.
— Как? — удивленно спросил Томи.
Мриген прищурился и направил в холодильник указательный палец, который как бы превратился в автоматный ствол.
— Бах, бах! — сказал Мриген.
Холодильник, пораженный выстрелом Мригена, коротко задергался в судорогах и затих. Мотор, словно пробитое сердце, замер в его глубине.
Но Томи прижал ладонь к груди, будто пуля попала в него.
— Убийство? — ахнул он. — Нет! Нет! И еще раз нет!
Каждое новое «нет», которое произносил Стоми, было громче прежнего и звучало гораздо тверже предыдущих.
Даже Мриген смутился и опустил дымящийся ствол, который снова превратился в обычную руку.
— Человек не может убить другого человека!
— Как это не может? — удивился Мриген.
— То есть, может, но не должен. В этом его главное отличие от животных.
Эти слова сильно Мригену в душу запали. Время от времени на протяжении учебы они перебирались из души Мригена в голову, и тогда Мриген становился задумчивым, уходил на задний двор и долго бродил среди кустов жасмина.
Иногда оттуда прилетал странный вопрос:
«Ба-бах или не ба-бах?»
— Человек своим хорошим отношением к другому человеку должен показывать пример животным, — говорил мудрый Томи. — А сильнее всех такой пример показывает Джейн Ван Лавик Гуддолл. Знаете ли вы, спрашиваю я вас, этого человека?
— Знаем, — говорю, — знаем мы этого человека, мы ее интересные книжки читали.
Однако по глазам Наянго вижу, что они сроду в эти книги не заглядывали.
Пытаясь выручить товарищей, я сказал:
— Думаешь, мы не знаем, что она среди шимпанзе в лесу жила и их поведение изучала? Она еще социальной структурой их групп и внутривидовым способом общения занималась. Это мы все хорошо знаем, верно Наянго?
Наянго посмотрел на меня такими огромными глазами, что в них отразилась вся столовая и даже часть кухни.
— Ка-а-анечно, — сказал он.
— Ты нам чего-нибудь новенькое расскажи, — поддержал я.
— Ву аля, — сказал Томи. — Эта героиня основала приют для сирот.
— При чем тут сироты? — удивился из-за своего стола Кумар. — Ты нам про шимпанзе рассказывай.
— Сироты и есть шимпанзе. Злые люди убивают взрослых обезьян, и их детеныши становятся сиротами. Тогда добрые люди находят их и приводят в приют.
— А зачем злым людям шимпанзе? — спросил Мриген. — На носорога охотятся из-за рога, на слона, из-за бивней. Но что взять с обезьяны?
— Я тебе лучше не буду говорить.
— Почему?
— Тебе плохо станет.
— Не станет.
— Их едят.
— И все?
— Нет, не все. Из их рук пепельницы делают.
Тут мягкосердечному Кумару стало плохо, и он поспешил покинуть столовую. Да и мне было не больно-то здорово. И кому же от такого станет хорошо? Шимпанзе доставляют нам радость. Мы смеемся над их фокусами в цирке, радуемся, наблюдая в роли киноартистов. И вдруг узнаем, что из рук делают пепельницы. Если б я думал год, то не смог бы придумать более жуткой вещи.
— На воле бонобо осталось очень мало. Чуть-чуть. А у нас в приюте их уже шестьсот штук скопилось.
— Чего же ты тогда волнуешься? — сказал Наянго. — Вырастут они, окрепнут. Выпустишь их, и опять в природе будет много этих, как их… бонобов.
Тут Томи так врезал ладонью по столу, что тарелка с овсянкой подскочила передо мной сантиметров на двадцать. Я поймал ее в полете и затем поймал тарелкой овсянку, которая из нее вылетела. Но этого трюка никто не заметил.
— Много ты понимаешь! Над этой проблемой ученые всего мира день и ночь думают и решить ее не могут. А Наянго, умнее всех да?
— Да нет, почему…
— Умнее, умнее. Вон чего предлагает: бонобо выпустить! Обезьян, которых вырастил человек, в природу возвращать нельзя. Потому что они из леса тут же обратно в город прибегут и будут под окнами стоять, еду выпрашивать. Вот тут то их злые люди и схватят. Эта проблема называется «проблемой реинтродукции». Тому, кто ее решит, сразу Нобелевскую премию дадут.
Кумар от таких слов сразу назад в столовую вернулся. И стал решения трудной проблемы предлагать. То ли на Нобелевскую премию рассчитывал, то ли так, от чистого сердца.
— Может людям, которые за обезьянами ухаживают, на себя мешки надевать, чтобы их лиц видно не было?
— А запах? Они же запах чувствуют. Компре ву?
— Одеколоном побрызгаться.
— Шимпанзе очень умные, почти как человек. Вот если, Кумар, я надену на голову мешок, духами надушусь и подойду к тебе, ты что подумаешь?
— Я подумаю, что Томи с ума сошел.
— Вот и бонобо то же самое подумают. Тут воспитывать не бонобо надо, а людей. Чтобы они добрее стали.
Тут не только Кумар, но и все остальные поняли, что эту задачу сроду не решить, потому что среди людей обязательно найдется злой человек. Он подумает: «Работы нет. Денег нет. Вот бивень, говорят, много стоит. Не завалить ли слона?». И обязательно завалит, и бивень продаст. А потом и шимпанзе хлопнет.
Через десять лет в саванну приедут туристы и не найдут ни слона, ни жирафа. И им придется фотографировать баобабы или местных ярко разукрашенных воинов. Грустно-то как. И печально.
— А как у вас устроен приют? — спросил Кумар. — Нет ли в нем коридоров?
— Тре симпль. Очень просто устроен. Несколько гектаров леса огорожено сеткой и на этой территории живут обезьяны. Но не просто на деревьях сидят, а учатся. Ходят по лесу, растения срывают. Попробуют на вкус, ага, съедобно, значит, этот тростник есть можно. А это чего? Белена? Вай, мама! Стошнит его, и больше он уже белену трогать не станет. Так и учится.
— А если он сильную отраву какую сожрет? Поганку, к примеру?
— Ва!!! Поганку!!! А я зачем? Я ему быстро смесь горчицы с солью в рот налью, чтоб поганка наружу вышла и желудок промою. Ведь по профессии я — ветеринар.
