Из жизни слов - Вартаньян Эдуард Арамацсович (читать полную версию книги .txt) 📗
Но как ни изменялась за долгие годы эта ядовитая поговорка, смысл ее остался старым: «стряслось с тобой неожиданное несчастье».
Когда она родилась? Неясно: одни думают, что еще при Димитрии Самозванце, когда «в ощип» попали польские завоеватели; другие — что в Отечественную войну 1812 года, когда русский народ принудил к бегству полчища Наполеона.
Перед вами не простая поговорка, а часть древней заклинательной формулы. Бывало, знахарка, обливая больных детей «наговорной водичкой», да и заботливые родители, купая их в бане, таинственно приговаривали: «С гуся вода, а с нашего Коленьки (или Петеньки) худобa (то есть болезнь)». И верили, что всякие напасти сбегут с их сынка или доченьки так же быстро и бесследно, как сбегает вода с гусиного оперения.
Именно с гусиного? Нет, необязательно: с перьев любой водяной птицы. Ведь у таких птиц оперение покрыто особой жирной смазкой, которую выделяет железа на спине у корня их хвоста. Вода их не смачивает, скатываясь по жиру…
А уж вот сказать: «Как с курицы вода» — нельзя. Видели вы мокрую курицу? Жалкий вид! Недаром и говорят про растерянных, испуганных людей: «мокрая курица».
На первый взгляд поговорка эта похожа на предыдущую.
На самом же деле между ними нет ничего общего ни по форме, ни по смыслу.
От овцы две «пользы»: молоко, из которого делают сыр — брынзу, и шерсть. От барана — одна: шерсть (мясо не в счет). Но, в то время как от козы тоже есть польза — молоко, козел ни молока, ни шерсти не дает. Разве его сравнишь с бараном?
Первоначально наша поговорка была длиннее, точнее и звучала вот как: «Польза, как от козла: ни шерсти, ни молока». Со временем она сократилась. И так можно было понять, что речь идет о чем-то или о ком-то совершенно ненужном и бесполезном.
Надо сказать, что иногда говорят и еще короче — про козла не упоминают, а просто досадуют: «Какая от тебя польза: ни шерсти, ни молока!» И тоже все понятно.
Так говорят про людей, пришедших к власти случайно и на короткий срок, а затем вынужденных с нею распроститься. «Вы здесь — калиф на час, а я земский человек!» — пренебрежительно говорит одному назначенному свыше чиновнику — губернатору предводитель дворянства, местный уроженец, в одной из повестей писателя Н. Лескова. Этим он хотел сказать: вас отсюда уберут, а я останусь.
Смысл понятен, а каково происхождение? Оно заимствовано из арабских сказок «Тысяча и одна ночь». Знаменитый герой восточных легенд калиф (царь) Багдада Гарун-аль-Рашид снизошел к желанию одного из подданных — хотя на короткий срок стать калифом (сравни «Дамоклов меч»). Человека этого усыпили, перенесли во дворец, а когда он очнулся, начали воздавать ему царские почести. Однако эта комедия продолжалась недолго: вскоре новоявленного калифа усыпили снова и вернули в его хижину. Эта сказочная история и породила в дальнейшем нашу ироническую поговорку.
Городским жителям нелегко догадаться, что могут значить два эти слова; деревенские разберутся легче. Идя в темноте (да и на свету) по глухим дорогам и тропкам, человек нет-нет, да натыкается на выступающие из земли камни. О них легко споткнуться, а то и сильно разбить ногу.
То же самое испытывали люди и на кремнистых путях Древней Иудеи. Неудивительно, что в одном из библейских текстов «камнем преткновения» для грешников именуется сам бог и его строгие законы. Удивительнее, что мы и теперь продолжаем называть так всякие препятствия, особенно те, на которые натыкаешься постоянно, всякий раз, как доходишь до них.
Это означает: разрушить до основания. Выражение почерпнуто из преданий о Христе, который, по словам евангелия, однажды предсказал гибель Иерусалима, обведя рукой его пышные постройки и сказав: «Видишь сии великие здания? Все это будет разрушено, так что не останется тут камня на камне».
С постоянными фразеологическими сращениями, которыми мы занимаемся, происходит порой любопытная вещь: два выражения, первоначально означавшие совершенно разное, родившиеся по различным поводам и в разных условиях, впоследствии начинают значить одно и то же. Вы уже встречали примеры этого: сочетание слов «И на солнце есть пятна» родилось, вероятно, на Западе, среди средневековых ученых, а поговорка «И на старуху бывает проруха» возникла у нас на Руси, в гуще русского простонародья. А значат оба примерно одно: нет ничего, что было бы, как говорится, без сучка, без задоринки.
Так вот и здесь «канитель» — слово французское: оно означает тонкую нить, золотую или серебряную, употребляющуюся в золотошвейном деле для расшивания узоров. Изготовлять канитель было занятием кропотливым и трудным.
«Тянуть канитель» получило переносное значение — зря терять время, растягивать работу, делать что-то нудное, затяжное. Но ведь примерно такой же смысл, если вы помните, имеют и слова «волынку тянуть» (см.), хотя волынка вовсе не золотая нить, а музыкальный инструмент.
Два выражения, ничуть не похожие в своих буквальных смыслах, в переносном смысле приобрели почти одинаковое значение.
В пушкинском «Евгении Онегине» юный поэт Ленский, готовясь к дуэли со своим другом, написал такие стихи:
В другом стихотворении Пушкина, в ядовитой эпиграмме, говорится о бездарном поэте, который сначала пишет стихи,
И мы сейчас нередко говорим: «Это все давно кануло в Лету». Что это означает?
Слово «кануть», подумав, можно понять из выражения «Как в воду кaнул». А Летой в греческой мифологии называлась одна из подземных адских рек, отделявших от мира живых мрачное царство усопших. Воды этой темной и медленной реки несли забвение. «Кануть в Лету» значит: исчезнуть из памяти, быть поглощенным вечным забвением. Само наименование «Лета» означает по-гречески «забвение».
Во время Пунических войн — борьбы не на жизнь, а на смерть между Карфагеном и Римом — суровый римский сенатор Катон Старший прославился усвоенной им упрямой привычкой. О чем бы ни говорил он на заседаниях сената — о выборах ли в комиссию или о ценах на овощи на римском рынке, — он каждую свою речь кончал неизменно одной и той же фразой: «А кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен!» Старый политик не однажды побывал в логове африканского льва, в самом Карфагене, и каждый раз возвращался настолько потрясенным его богатством и мощью, что самое существование этого государства считал (не без оснований) смертельной угрозой для своей родины.
Над мудрым старцем сначала посмеивались, а потом все случилось, как ему хотелось: в результате страшной кровавой борьбы Рим победил, Карфаген был стерт с лица земли, и самое место, где он стоял, запахано римскими плугами. Но прошло два тысячелетия, а мы все еще помним и повторяем назойливые слова упрямого старика; повторяем в двух случаях: когда хотим доказать, что кем-нибудь овладела навязчивая идея, мания, мысль, с которой его невозможно сбить, и когда нам надо указать на действительную, постоянную и грозную опасность, до уничтожения которой немыслима нормальная жизнь. «Цэтэрум цэнзэо, — говорим мы тогда, как Катон. — Картaгинэм дэлeндам эссэ!»
