Из жизни слов - Вартаньян Эдуард Арамацсович (читать полную версию книги .txt) 📗
Особенно живо ощущают это различие переводчики: «сращение» никак не переведешь буквально, а тут это вполне возможно. Выражение «гора родила мышь», например, встречается уже у древних греков (стр. 77) и повторяется на всех языках земли. Поэтому такому типу объединенных слов дано особое обозначение: их зовут уже не «сращениями», а «фразеологическими единствами». Но не следует думать, что между теми и другими пролегает четкий и ясный рубеж: есть «сращения», в которых некоторые элементы сохраняют известную понятность (то же «убить бобра»); есть «единства», где она почти окончательно утратилась: скажем, сердито произнося «ни дна тебе, ни покрышки», мало кто понимает, что желает этим своему собеседнику остаться после смерти непогребенным (стр. 183). Поэтому иные выражения трудно точно отнести к какому-либо «классу».
Резче отличаются от окаменевших «сращений» так называемые «фразеологические сочетания». Здесь составляющие элементы не только не «сращиваются» наглухо, но даже не образуют нерасторжимого «единства». В «сращениях» все отдельные слова одинаково могут быть непонятными («бить баклуши», «попасть впросак», морское: «пробить склянки») или, во всяком случае, не вполне понятными; а вот в «сочетаниях» целое становится ясным каждому, кто представляет себе простое значение всех его частей. Да и скреплены эти части между собой несравненно менее прочно, чем в первых двух типах. В довольно широких (правда, все же ограниченных) пределах тут можно менять порядок слов, подставлять одни на место других и т. д.
Вот возьмем выражение «находиться в зените славы». Вы не допустите нелепости, если слова «в зените» замените на «в перигeе» (стр. 44). Однако, подставив на его место какой-либо другой астрономический термин — ну, хотя бы «на горизонте», вы уже разрушите смысл сочетания: оно перестанет быть самим собой, а то и вовсе обратится в бессмыслицу.
Русские и французы, англичане и китайцы, армяне и украинцы — все люди пользуются в своей речи наряду со словами также и различными фразеологическими «комплексами» — постоянными, привычными соединениями слов. Нельзя как следует овладеть языком, не изучив его фразеологии. А по-настоящему изучить — это не только уразуметь, что значит то или другое «сращение» или «единство», но и выяснить, откуда и как оно появилось в языке.
Чтобы помочь разобраться в подобных вопросах, написана книга, лежащая перед вами. В ней вы найдете, конечно, не все до одного постоянные словосочетания нашего языка (их слишком много), но, во всяком случае, немало наиболее часто встречающихся и чем-либо любопытных. В дальнейшем вы будете сами отыскивать в алфавитном перечне то выражение, которое почему-либо привлечет ваше внимание, и узнавать как его смысл, так и его историю. Однако, прежде чем вы этим займетесь, мне хочется поговорить с вами о том, как и откуда являются к нам все вообще постоянные словосочетания.
Прежде всего надо заметить, что их легко разбить на две сразу же бросающиеся в глаза группы. Есть такие, которые как бы спускаются в народный язык сверху — из собственной и иноязычной литературы, из книг по науке, технике, философии, политике, из речей политических деятелей и дипломатов. Было время, когда заголовок статьи, написанной Владимиром Ильичем Лениным, — «Лучше меньше, да лучше» знал только сравнительно тесный круг близких к Ильичу людей; да и связывали они эти слова лишь со строго определенными вопросами, которые разбирал Ленин. Так было в 1923 году. А теперь мы очень часто пользуемся этими словами, когда хотим указать, что качество дороже количества. Заголовок статьи превратился во «фразеологическое сочетание», вошел в наш язык, сделался тем, что называют нередко «крылатым словом». Он получил общее значение.
Характерным признаком таких сочетаний является то, что — иногда совсем просто, порой после некоторых усилий — мы можем установить, когда, где, при каких условиях они родились на свет, а нередко и кто был их автором. Они имеют определенных творцов, и творцов этих можно найти.
Как вы увидите, некоторые из наших ходовых выражений принадлежат знаменитым людям глубокой древности, другие пущены в мир писателями, поэтами, учеными, государственными деятелями недавних дней… Правда, бывает так, что отыскать человека, который первый произнес то или другое крылатое слово или написал его, все-таки не удается, ибо история просто не сохранила его имени; но можно как-никак сказать, что слова «растекаться мыслию по древу» мы впервые встречаем в «Слове о полку Игореве», а «око за око, зуб за зуб» — в собрании древнееврейских легенд и преданий, называемом Библией.
А вот ответить на вопрос, кто первый сказал «баклуши бить» в смысле «бездельничать», просто невозможно даже приблизительно. Ведь также нельзя установить, кто является автором наших старинных народных песен, кто сочинял сказки, какой остряк выдумал пословицы, вроде «Семеро одного не ждут», загадки, наподобие «Антипка низок, на нем сто ризок», или скороговорки-языколомки, такие, как «Нашего пономаря не перепономaривайте». Разумеется, хотя мы и называем все это «народным творчеством», нельзя себе представлять дело так, что «весь народ» как-то однажды взял да сразу «за один помaх» и изобрел все это. В творении и шлифовке почти каждого из таких крошечных произведений словесности принимало участие на протяжении сотен лет великое множество людей: все они что-то свое вносили в них, что-то отнимали, как-то совершенствовали эти жемчужины устной литературы. Но, бесспорно, основное зерно в каждой из них всегда творил кто-то один, «первый сказавший», «первый придумавший». Так ведь и сегодня возникают различные забавные устные рассказы, остроты и каламбуры, передаваемые из уст в уста; установить их безымянных авторов почти никогда не возможно.
Таким образом, рядом с первым — так сказать, «нисходящим» — потоком вновь создаваемых словосочетаний всегда существовал в языке и второй, «восходящий». В течение долгих веков он выносит из глубин народной мысли те ее выражения, которые сам народ, его великий коллективный разум и вкус создали, оценили и признали заслуживающими долгой жизни. И фразеология наша состоит именно из этих двух слоев, двух струй: как они ни перемешиваются, исследователь всегда может их различить и разделить.
Читая эту книгу, вы без труда обнаружите в ней и то и другое. Каждому ясно, что такие выражения, как «Здесь Родос, здесь и прыгай!» (стр. 107), «Мафусаилов век» (стр. 156) или «Объятия Морфея» (стр. 192), никак не могли быть созданы русскими людьми: они связаны с обстоятельствами и лицами, о которых те не могли знать иначе, как через посредство переводной литературы. Они пришли через книгу от других народов.
А вот поговорки, вроде «На всю Ивановскую кричать» (стр. 164), «Погибоша, aки oбре» (стр. 215) или «Зарубить на носу» (стр. 104), возникли, разумеется, у нас дома: никто из иностранцев и не слыхал ни про «коломенские верстовые столбы» (смотри «Коломенская верста»), ни про «долгие ящики» наших «казенных присутствий» (смотри «В долгий ящик положить»); если они о них и знают, то только от нас.
В наше время народы ежедневно пользуются всевозможной литературой. Повсюду читают газеты, изучают различные книги, слушают радио, смотрят телевизионные передачи. То, что сказал или написал кто-либо в Москве в понедельник, в среду или четверг может стать известным всей стране, а нередко, всему миру. Не успели государственные деятели двадцати девяти стран Азии и Африки провозгласить на конференции в Бандунге знаменитые «пaнча шила» — пять основных принципов мирного сосуществования, — как это индийское выражение облетело весь мир.
