Из жизни слов - Вартаньян Эдуард Арамацсович (читать полную версию книги .txt) 📗
Древние верили, что все предметы, все существа имеют свою душу, волю, сознание, а потому могут быть хорошими, добрыми или плохими и злыми.
«Он хочет высечь море!» — насмешливо говорят с тех пор люди, когда кто-нибудь в слепой ярости пытается выместить свою злобу на ком-то ему не подвластном.
Золотые и серебряные вещи никогда не делают из чистого золота и серебра: эти металлы слишком мягки, к ним примешивают медь. Но как же узнать, много или мало дешевого металла прибавлено к дорогому?
Посмотрите на такую вещицу: на ней вы обязательно найдете маленькое клеймо. Там указано, сколько граммов чистого золота или серебра приходится в этой вещи на тысячу граммов (килограмм) ее веса. Написано «958» — значит, это металл высшей пробы, самый лучший и дорогой. Написано «500» — значит, проба низкая: из такого серебра делают сравнительно дешевые, низкопробные поделки.
Но это в ювелирном деле.
А если о человеке говорят: «Ну, он специалист высокой пробы», — что это значит? Думается, это понятно и без объяснений.
Это выражение вы редко услышите в устном разговоре, но в литературе, особенно у писателей прошлого, оно вам может попасться не раз. Чтобы понять его, надо вспомнить, как представляли себе устройство мира древние греки.
Они считали, — что Солнце, Луна и все остальные светила укреплены на хрустальных полых шарах — сферах, вращающихся вокруг Земли. За самой далекой от Земли сферой начиналось «небо чистого огня и света»; по-гречески «эмпирос» — «в огне находящийся». Туда имели доступ только боги и духи. Это представление не менялось в основном до времен Коперника и Галилея (см. «А все-таки она вертится!»). Теперь оно рухнуло, но выражение «носиться» или «витать в эмпиреях» осталось; значит оно: блаженно грезить, фантазировать невесть о чем.
Сравни «На седьмом небе».
Г
Лживое известие, напечатанное в газетах, называют «газетной уткой». Когда думаешь о причинах этого, невольно вспоминаешь знаменитый вопрос славного «мудреца» Козьмы Петровича Пруткова: «Почему многие называют судьбу индейкою, а не какою-либо другою, более на судьбу похожею птицей?»
В поисках ответа пришлось немало перерыть книг, полистать пожелтевшие от времени журналы и газеты. Каков результат?
«Доннэ дэ канaр» — «пустить утку», или просто «канар» называют французы всякое неправдоподобное известие. Но почему? Как давно и по какому поводу появились эти слова? Неясно. Тем не менее языковеды склонны считать, что именно французы являются авторами этой «утки», которая затем, облетев полсвета, прижилась и в русском языке.
Однако у сторонников такого мнения имеются серьезные оппоненты — немцы. И к доводам их нельзя не прислушаться. Вот что они говорят: «Выдумал» «утку» их соотечественник, видное духовное лицо Мартин Лютер (XV–XVI века). Он в одном из своих выступлений вместо слова «легенда» будто бы употребил «люгенда» («люге» — «ложь»), намекая этим на ложь, к которой прибегают его противники. Позже это слово превратилось якобы в «люг энте» (что буквально означает «лживая утка»), а затем и просто в «утку» с уже известным нам образным значением.
В общем, имеется немало и других объяснений, но мы приведем еще одно, как нам кажется, самое интересное, а возможно, и самое правдоподобное.
В одной из газет столетней давности рассказывалось, что известный бельгийский юморист Корнелиссен вздумал поиздеваться над легковерием публики и напечатал в журнале такую заметку:
«Прожорливость уток известна, но она наиболее явствует из следующего случая. Один ученый купил 20 уток и тотчас приказал изрубить одну из них, с перьями и костями, в мелкие кусочки, которыми накормил остальных птиц.
Несколько минут спустя он поступил точно так же с другой уткой, потом с третьей, четвертой и так далее, пока осталась только одна, которая пожрала, таким образом, 19 своих подруг».
Журнал напечатал этот бред, другие перепечатали, и несколько дней все только и говорили, что о прожорливости уток. Только после того, как автор сам раскрыл секрет «научного опыта», стало ясно, что случилось. С этих пор всякая ложь в печати стала именоваться уткой.
Удивительно? Еще удивительней другое. Спустя много лет одна из американских газет снова напечатала всеми забытую выдумку Корнелиссена, и снова нашлись чудаки, которые поверили этой старой прожорливой газетной утке.
Ироническое выражение это возникло, по-видимому, в народном языке как насмешка над теми горе-туристами, которые в конце XIX и в начале XX века вихрем проносились по прославленным заграничным местам, ничего по существу не видя, нигде не задерживаясь, а потом судили обо всем как «бывалые», знающие люди.
В 1928 году М. Горький употребил это крылатое выражение в одной из своих статей; с тех пор оно сделалось постоянным определением самодовольных верхоглядов, «пробегающих» какую-нибудь область земного шара (а иногда и науки, жизни), вместо того чтобы «изучать» ее, и считающих себя после этого знатоками вопроса.
Еще девятилетним мальчуганом Ганнибaл Бaрка, впоследствии выдающийся карфагенский полководец, неутомимый и свирепый враг Древнего Рима, поклялся своему отцу, карфагенскому правителю Гамилькaру, вечно бороться с Римом, угрожавшим Карфагену.
Он сдержал свою клятву, и много раз судьба Рима висела на волоске (см, следующую статью). Но в конце концов победа осталась за Римом. Ганнибал умер в борьбе — отравился, чтобы не попасть в руки врагов.
С той поры ганнибаловой клятвой люди называют обет, который человек дает в юности, намереваясь посвятить благородному делу всю свою жизнь.
В нашей истории известна ганнибалова клятва революционеров Герцена и Огарева, давших в ранней молодости обет всю жизнь бороться с царским режимом в России. Они остались верны своей клятве до конца.
Ганнибал угрожал существованию Рима в III веке до н. э., но римляне помнили о нем и два столетия спустя. Когда в 43 году враг республики Марк Антоний подступил к Риму, великий римский оратор, красноречивый Цицерон, не нашел более страшных слов, как: «Хaннибаль aнтэ пoртас!» — то есть: «Ганнибал у ворот Рима!» Ужас охватил римский сенат при одном упоминании о грозном карфагенце.
С легкой руки Цицерона, восклицание «Ганнибал у ворот!» стало теперь означать вообще: «надвигается смертельная угроза», или: «отечество в великой опасности». В этом смысле его употребляют и в наши дни.
По редакции газеты бегает ответственный секретарь и сокрушенно вздыхает (а иногда и кричит): «Гвоздя нет!» И все сотрудники чувствуют себя виноватыми, ибо знают: номер без гвоздя — это не номер, а стыд.
Родители, вернувшись с эстрадного представления, рассказывают бабушке об интересных номерах. «Но гвоздем программы, — могут сказать они, — было выступление Аркадия Райкина».
