Пастырь Добрый - Фомин Сергей Владимирович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Удивительно, как батюшка часто чувствовал, что о. Константину тяжело. Бывало так скажет, и правда, окажется потом, что в это время ему бывало очень тяжело.
— А как он за эту самую «хорошую» — то молится! За вас так молиться! За такую? А как он молится сам–то! — с восхищением проговорил батюшка.
— Мне было всегда прискорбно, что за моего Ваню о. Константин всегда соглашался молиться, а за меня — всегда отмалчивался. Меня страшно тронули и утешили батюшкины слова. Батюшка видел его душу, батюшка ошибиться не мог. Я горько заплакала.
— Вот вы плачете, а небось не плакала, когда собиралась уходить от него? Она уходит от такого? Не плакала, когда мучила его? Знаете ли вы, как вы расстроили его душу вашим поступком? Знаете ли вы, что он пережил от вашего поведения?
Я не знала, куда деваться от стыда. Пот градом лил с меня, я не выдержала и взмолилась:
— Батюшка, родной, дорогой, пожалейте! Делайте со мной, что хотите, только не говорите так!
— А… не говорите! — не унимался батюшка. — Совершить преступление можно, а слушать, когда говорят о нем, нельзя. Конечно, где же нам! Нас нужно пожалеть, несчастную! У нас тяжелая очень жизнь! Нет, я вам не о. Константин! Он с вами никогда так не говорил. Еще бы, он вас жалеет, щадит вас. Я не он. Нужно, чтобы хоть кто–нибудь вам сказал, что вы наделали. Объяснил бы вам все это. Нельзя щадить и жалеть того, кто другого не жалеет. Нет! Вы здесь, на этом месте, будете слушать меня до тех пор, пока я не решу, что довольно. Ничего, выслушаете!
Батюшка показал мне всю высоту души и жизни о. Константина и грязь моей души, всю низость и скверность моего поведения в данном случае и вообще. Отец мой духовный все мне дает, а я ему — ничего. Он во мне не видит ничего, на чем бы можно было утешиться: ни послушания, ни кротости, ни терпения, ни смирения во мне нет. А без этого, что можно ожидать от человека, кроме самого плохого?
Я стала чувствовать, что я своим поведением мучаю святого и что я хуже грязи. Батюшка говорил, что всякому хорошему человеку противно иметь дело со мной, что я давно погибла бы, если бы не молитвы о. Константина. Только ими и держусь.
Батюшка не находил слов описать мне то место ада, где бы я находилась без отца Константина. И батюшка снова в жалостливых словах описал мне состояние духовного отца, заботившегося о спасении взятой им души, находящейся на краю гибели.
— Да знаете ли вы, что такое духовный отец и как вы должны относиться к нему?
И батюшка стал объяснять мне, что такое послушание, что значит отдать свою волю другому и кем является в духовной жизни руководитель и духовный отец.
Он говорил сильно, резко и сурово. Каждое его слово бичом отзывалось в душе моей. Старец о. Алексей внушал мне основы духовной жизни, раскрывая их трудности, и требовал от меня без милосердия точного исполнения их, без всякого отступления. Он говорил, что духовный отец есть как бы ангел, посланный с неба возвещать человеку повеления Божьи. Что слова его должны приниматься с трепетом, как слова Самого Господа. Каждый шаг, каждое движение души должно быть известно ему. На все, на самое малейшее дело должно спрашивать благословения у него. Дохнуть без его разрешения нельзя. От него не должно ожидать себе ни утешения, ни ласки. Просить, когда нужно, чтобы принял, а если не примет сразу (а может и не принять, сколько раз найдет нужным), просить со смирением еще и еще. Если примет на пороге, быть и этим довольной, а если выслушает и допустит до себя, то быть этим счастливой, как получившей великую от него милость. В откровениях ничего не утаивать, себя не оправдывать. Как ни стараться хорошо жить, всегда считать себя виноватой перед ним. Спрашивать его о чем–нибудь надо так: если можно, разрешите и благословите. Спрашивать раз. Если откажет, второй раз не приставать, так как если разрешит при вторичной просьбе, благословение его уже будет недействительным, как вынужденное, и это спрашивающему вменится грехом непослушания. Нужно, если получаешь отказ на первую просьбу, ответить: простите и благословите. Простите, что недолжное, значит, спрашиваю у вас, и благословите на повеленное вами. Начинать говорить только, когда он первый начнет. Подходить только, когда он позовет сам. Не дожидаться, когда он что–нибудь велит сделать, а угадывать желания его. Слушаться его безпрекословно и с радостью, не спрашивая зачем и почему. Ни воли, ни желаний, ни мыслей своих не иметь. Сегодня скажет одно — соглашаться с ним, завтра скажет другое — соглашаться и с этим. Сегодня скажет сделать одно, завтра противоположное заставит сделать — в обоих случаях безпрекословно слушаться его. Он имеет власть послать на смерть и нельзя спрашивать зачем.
Отец духовный — всё для души, идущей ко Христу, душа же эта — ничего перед ним.
— Поймите же вы, что это неизреченная милость Божия к вам, что о. Константин согласился взять вас. А вы так поступили с ним! Понимаете ли вы теперь, что требуется от вас?
— Понимаю, батюшка, больше никогда не буду.
— Помни же, что ты ничто, хуже, чем ничто! Ты хуже грязной тряпки, которой пол подтирают! Поняла? И чувствовать это должна! Ты должны быть, как тряпка, которую можно комкать и бросать, как угодно. Он может делать с вами, что хочет, он может убить вас. Без его молитвы и помощи вы шагу не можете ступить! Поняла, что наделала?
— Поняла, батюшка, простите!
— Поняла, что нужно делать?
— Поняла батюшка, простите!
— Ну, идите. О. Константин вам небось никогда не говорил таких вещей. А я–то как был рад, что вы попали к нему! Так за вас радовался! А теперь… — и батюшка тяжело вздохнул и с укором посмотрел на меня. — Я ж буду просить Его, чтобы Он простил вас, — добавил он.
И потом часто батюшка говорил так, и я не могла понять — кого «Его», и только когда я давала батюшке обет послушания, я поняла, что назвал Его — Бога, и что это был ответ на мое слезное прошение к Нему тогда, в Страстную пятницу.
— Сейчас идите и вымаливайте себе прощение у о. Константина, если только он простит вас, — сказал батюшка.
— Да ведь он меня, батюшка, простил. Глаза его мгновенно сверкнули:
— Мало вам?
Молча повалилась я ему в ноги и вышла, не смея просить ни прощения, ни благословения.
Взошла я к батюшке, чувствуя, что я что–то, у меня еще было свое «я», вышла же я от старца о. Алексея с сознанием, что я ничто, и в недоумении, как ко мне, такой грязной, будут относиться люди. У меня было ясное чувство, что надо мной о. Константин, который мог убить меня, и о. Алексей, который мог сделать со мной все, что хочет. Скажи он мне в огонь броситься, я, не задумываясь, исполнила бы. Я чувствовала, что двигаюсь, живу, дышу не по своей воле, а по воле о. Алексея, и как только он найдет это нужным, я, где бы то ни было, перестану существовать.
Прихожу к о. Константину, валюсь ему в ноги и все рассказываю. Он крепко задумался, потом благословил меня и сказал:
— Бог простит. Скажите батюшке о. Алексею, что я давно вас простил, давно.
Все время я была под впечатлением батюшкиного гнева и глубокое чувство вины моей томило меня.
Вскоре прихожу к батюшке. Молча повалилась ему в ноги. Он не благословил и только спросил:
— Ну что?
Я передала слова о. Константина.
— Какой он у вас! Ах, какой он у вас! И с таким вы могли так поступить!
И снова он начал выговаривать мне мое поведение. От тоски у меня защемило сердце.
О. Алексей сел в постели и темными–темными своими глазами приковал меня к месту. Я стояла перед ним на коленях и прямо смотрела ему в глаза. Я чувствовала, что ни одним членом не могу пошевельнуться и что даже мыслей у меня нет.
— Как должна слушаться отца твоего духовного?
— До смерти.