Азиатские христы - Морозов Николай Александрович (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗
А в моральном отношении мы видим тут нечто совершенно обратное евангельскому учению о блаженстве нищих духом: «Домохозяин лучше, чем бездомный; имеющий собственность лучше, чем не имеющий ее; отец семейства лучше, чем бездетный человек; бедность — позор, если она вызвана нерадением». «Кто обоими руками не возделывает земли, то, воистину, должен стоять возле двери и выпрашивать в виде милостыни объедки тех, кто живет в богатстве».
Обилие детей не только почитается в качестве желанного дара (как это видим у мессианцев-евреев) богов, но устанавливаются строгие правила для половых сношений с заботой о том, чтобы не пропали даром ни сила, ни зародыш; кто сделает женщину беременной, тот должен содержать ее; кто в ненадлежащее время имеет с ней сношения, или губит зародыш — повинен смерти. Все формы половой противоестественности наказываются самым суровым образом; они составляют неискупимые смертельные грехи и делают человека при жизни дьяволом, а по смерти опасным привидением.
Точно так же мы находим в Зендавесте и такие требования, которые указывают на вполне определенные формы нравственности, сближающие эту книгу с евангельским учением.
Вот, например, обет: «Проклинаю дьяволов, признаю себя поклонником Мазды, последователем Заратустры, ненавистником чертей, превозносителем семи бессмертных святых. Клятвенно отрекаюсь от воровства и похищения скота; клятвенно отрекаюсь от грабежа и опустошения деревень, верующих в Мазду. Домохозяевам обещаю свободное передвижение и свободное жительство, где бы они ни жили здесь на земле со своими стадами. С искренней покорностью, с поднятой вверх рукой клянусь: впредь не буду грабить и опустошать верующие в Мазду общины, не буду никому мстить на теле, ни на крови». А вот и домашнее приветствие: «Да превозможет в сем доме покорность над неповиновением, правда над ложью, мир над раздором, щедрость над скупостью, справедливость над несправедливостью».
Но еще более сближают с христианством такие места, как «царство небесное предназначено для тех, кто помогает бедным». Соответственно этому в число пособников чертей зачисляется всякий человек, который отказывает в милостыне просящему. Зендавеста говорит нам, что во время поминовения мертвых бедным членам общины давалась одежда и другие дары и торжественно объявлялось, сколько умерший завещал от своего имущества в пользу бедных и этот обычай удержался у парсов в Индии и в настоящее время и при их богатстве.
Понятно, что там, где предписания морали понимаются в смысле заповедей божества, нарушение их признается грехом. Это до такой степени проводится в Зендавесте, что на весь Вендидад можно смотреть как на кодекс грехов: если человек совершил то-то и то-то, какое наказание полагается за это и какое искупление? Каждый грех обусловливает двойное наказание, одно на земле, и другое на небе. Первое искупается посредством очищений, небесное же наказание можно искупить лишь религиозными действиями. Но существуют и неискупимые грехи, которые не прощаются ни здесь, ни в загробной жизни, здесь они наказываются смертью, а на том свете адскими мучениями; это сожжение трупов, поедание падали и противоестественные пороки. Исповедание грехов и обещание не делать их опять при многих случаях откладывается, но оно играет важную роль на смертном одре и в молениях при поминовении умерших, хотя в Авесте вовсе нет речи об оправдании верою.
Глава VIII
Древняя ли это история или просто современная литература гебров - парсов, выработанная под влиянием апокалипсиса?
Если судить по суеверным обычаям и до сих пор существующим у немногочисленных и почти уже оевропеившихся гебров (или парсов) Индии, то момент смерти представляет для верующего в Мазду особенную опасность, так как тот час же являются дьяволы и нужно употребить все усилия, чтобы освободиться от них, и умершего, и самих себя. Вот почему заклинания и очищения, молитвы и жертвы сопровождают мертвого до тех пор, пока еще возможно нападение на него со стороны злых духов.
Умирающий омывается и одевается в чистую одежду; затем приглашается священник, который прочитывает исповедание грехов, повторяемое умирающим, и вливает ему в рот или ухо напиток святого винного духа — гаому, питье бессмертия, приготовлявшее его к вечности. Когда же наступила смерть, и труп еще раз подвергся очищению и положен на носилки, уже к нему не может прикасаться никто, кроме людей, обряжающих его, и носильщиков, потому что уже в момент смерти Ариман посылает к смертному одру трупного черта Назу (от греческого <…>) в виде трупной мухи, и с этого времени труп попадает под власть черта. Чтобы отогнать его, в комнату вводят четырехглазую собаку, то есть собаку с двумя клоками шерсти на лбу, потому что взгляд собаки с такими признаками уничтожает дьяволов. Комната освящается, дезинфицируется, для чего сжигают ароматическое дерево, вроде сандального. Около сосуда с огнем, но не ближе трех шагов от мертвеца, сидит приглашенный священник и, не переставая, читает из Авесты похоронные молитвы. Вблизи трупа должны находиться, по крайней мере, два человека, чтобы отгонять демонов. Вскоре являются носильщики, которые тоже постоянно должны быть по двое; они одеты в белую одежду и тщательно охраняют себя от всякого загрязнения. Труп несется ими к месту погребения на носилках, сделанных из железа, а не из скважистого дерева, и сопровождается родственниками, друзьями и жрецами. Перенесение не должно совершаться ночью, и лишь в виде исключения в дождливую погоду, чтобы демоны не были слишком сильны и чтобы священная вода не подвергалась осквернению.
Место погребения, куда относится труп, есть и до сих пор употребляющаяся дакма, то есть башня трупов, нечистое место, находящееся вдали от города. В некотором определенном расстоянии от него траурная процессия должна проститься с умершим, что сопровождается молитвами и очистительными обрядами. Дакма есть обширное цилиндрическое здание, около двенадцати футов вышины, крыша которого приспособлена к принятию трупов. Начиная от краев здания, она косо опускается к середине, где находится отверстие, вроде колодца, закрываемое крышкой. Трупы кладутся на крышу концентрическими рядами, причем с них должна быть снята вся одежда; затем они предоставляются действию стихии и трупоядных животных, которые держатся около дакмы, в особенности воронов и коршунов, летающих стаями вокруг всех мест погребения.
Когда труп съеден или высох, то кости сваливаются носильщиками в колодезь, где и остаются до тех пор, пока существует дакма. По прошествии ряда лет, по заповеди Авесты, дакма должна быть разрушена; такое дело вменяется в большую заслугу и имеет последствие отпущение многих грехов; однако в действительности оно и прежде исполнялось редко, а теперь и вовсе не исполняется.
Цель дакмы состоит в том, чтобы погребение совершалось с возможно меньшим соприкосновением со священными стихиями. Огонь при этом вовсе не применяется; вода посредством тщательно устроенной в стенах дакмы системы дренажа и фильтрования отводится от наискось лежащих трупов возможно скорее и в возможно чистом виде. Соприкосновение с землей избегается символически тем, что четыре деревянные столба, служащие основанием дакмы, обвязываются золотым или шерстяным шнурком, что должно означать, что все здание находится собственно на воздухе. Относительно последней стихии, разумеется, невозможна никакая охрана, но при этом рассчитывается преимущественно на уничтожение трупа нечистыми животными и птицами.
В парсийских общинах Индии еще и теперь существует несколько дакм; в настоящее время они называются «башнями тишины», потому что находятся в безлюдных местах, только носильщики трупов бывают возле них. Что возле дакм водятся черти, которые каждую ночь, со всеми своими болезнями и нечистотой, бегают вокруг них, пляшут, пируют, пьют и совокупляются — все это, разумеется, само собой, и об этом в избытке и подробно рассказывается в Авесте.
В первый день после похорон начинается праздник в честь умершего. Он продолжается три дня, потому что три дня должно пройти прежде, чем душа умершего совершенно отделится от земной сферы и путь ее в далекую страну загробного мира будет окончен.
