Шесть систем индийской философии - Мюллер М (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
Возражающий, однако, не уступает сразу. Он, в свою очередь, задает вопрос, есть ли эта спхота проявляемое или непроявляемое. Если оно не требует проявления, то оно существует всегда, а если требует, то проявляться оно может только в буквах, когда они произносятся; таким образом снова появляются те же затруднения, которые были указаны раньше по отношению к коллективному или отдельному действию букв. Эта дилемма ставится Бхаттой в его Миманса-шлокаварттике: «Грамматик, утверждающий, что спхота проявляется в буквах при отдельном их произнесении и восприятии, хотя само по себе оно есть единое и невидимое, не избегает этим ни одного из затруднений».
Тут Панини (1, 4, 14), кажется, дает верное решение задачи, устанавливая принцип, что буквы не могут составлять слова, если у них нет на конце приставки (affix), тогда как буквы, как они воспринимаются, просто помогают передавать значение при посредстве условной ассоциации. Это показывает, что условность отношений между звуком и значением вполне признавалась в Индии: называли ли этот звук шабда или спхота.
Недостаточно, чтобы буквы были одинаковыми, они должны кроме того следовать одна за другой в известном порядке, иначе слова vasa и sava, nava и vana и т. д. передавали бы то же значение, а это не так.
Все это говорится затем, чтобы доказать, что допущение существования спхоты не есть необходимость; но на это мы получаем ортодоксальный ответ, что допущение спхоты необходимо, что все возражения есть не что иное, как хватание утопающего за соломинку, так как отдельные буквы никогда не составляют еще слова, как цветы без перевязки не составляют венка или букета. И так как буквы не могут комбинироваться в силу того, что они исчезают, как только их произносят, то мы и должны признать спхоту и принять первые буквы открывающими нам невидимую спхоту, тогда как следующие буквы служат только к тому, чтобы сделать спхоту более и более ясной и проявленной.
СЛОВА ВЫРАЖАЮТ SUMMUM GENUS
Установив таким образом свою теорию спхоты для каждого слова, философ-грамматик идет дальше и пытается доказать, что в конце концов значение всех слов – это summum genus (высший род – сатта), именно чистое бытие, характер которого есть сознание высшей реальности. На замечание, что в этом случае все слова обозначали бы одно и то же, а именно Брахмана или бытие, он отвечает, что в известном смысле это действительно так; но как кристалл окрашивается цветом окружающих предметов, так и Брахман, связываемый различными вещами и отдельно отождествляемый с каждой, потом заменяется различными видами, например, корова, лошадь и т. д.; эти виды прежде всего есть «существование», бытие, сатта, или высший род, как он существует в индивидуумах, да и то только тогда, когда они пребывают в этом феноменальном мире. В защиту такого взгляда приводится другое место из Бхартрихари: «Так как бытие разделяется, как оно существует в коровах и т. д., то оно и называется тем или этим видом в силу его связи с различными объектами; и от этого зависят все слова. Это называют значением стебля и значением корня. Это есть бытие, это есть великий Атман (или Брахман), выражаемый такими приставками (affixes), как шва, тал и т. п., образующими абстрактные существительные, как например готва – вид, корова и т. д. Ибо бытие как summum genus находится во всех вещах – в коровах, лошадях и т. д., и поэтому все слова, выражающие определенное значение, в конце концов основываются на summum genus, на бытии, дифференцируемом различными мыслями и словами, в которых оно пребывает, как например, словами корова, лошадь и т. д. Если слово ствол (пратипадика) выражает бытие, то корень выражает состояние (бхава) или, как говорят другие, действия (крия)». Это напоминает нам рассуждения греков и средневековых логиков. Мой покойный друг Нуаре также пытался доказать, что все слова первоначально выражали действие; к чему я сделаю поправку они выражали действие или состояние. Если это истинное зерно всякого слова называлось отдельными философами великим Атманом (ма-хататма) и summum genus, comma, то мы должны вспомнить, что Брахман, согласно веданте, есть истинная сущность, субстанция всего Это опять-таки констатирует Бхартрихари, говоря: «Истинная реальность известна за ее обманчивыми формами, в словах – за неистинным одеянием; истинная реальность называется, получает название на время, например название дом Девадатты имеет зыбкое основание и верно до той поры, пока Девадатта владеет этим домом; но слово дом выражает только чистое домохозяйство» [200] .
ВЫРАЖАЮТ ЛИ СЛОВА РОД ИЛИ ИНДИВИДУУМ?
Признавая, что значение всех слов есть Брахман, мы встречаем в индийской философии две школы: школу Ваджапьяяны, утверждающую, что наши обыкновенные слова обозначают род, и школу Вьяди, утверждающую, что они обозначают индивидуальные вещи. Панини считает оба мнения верными, так как в одном месте (I, 2, 58) он указывает, что «брахман может обозначать многих брахманов (например, мы говорим, что надо чтить брахмана), а в другом он говорит (I, 2, 64), что множественное всегда обозначает Рама, Рама и Рама, то есть несколько отдельных Рам.
ВСЕ СЛОВА ОБОЗНАЧАЮТ БЫТИЕ (ТО ON)
Идея, что все слова в конце концов обозначают Брахмана (одно высшее бытие), была необходима вследствие самого характера философии веданты, допускавшей дуализм только как следствие незнания. Поэтому говорится: высшее бытие есть вещь, обозначаемая всеми словами, и оно тождественно со словом; но отношения их, хотя они в конце концов и тождественны, изменяются, как они изменяются в случае двух атманов: параматмана (высший или всемирный атман) и дживатмана (живая и индивидуальная душа); различие между этими двумя бытиями обусловливается временным незнанием (авидья). Еще в древности (в Майтраяна-упанишаде) мы встречаем стихи, указывающие на это (VI, 22): «Два Брахмана подлежат созерцанию: слово и не-слово и только словом открывается неслово». Таким образом, философы-грамматики пытались доказать, что грамматика, изложение слов, – Шабдануша-сана, как ее называл Патанджали, есть, подобно всякой другой философской системе, «средство конечного блаженства, дверь освобождения, очиститель всех наук, наука наук, она первая грядет по лестнице, ведущей к конечному блаженству, она – прямой путь среди многих, ведущих к освобождению».
Эта тирада может считаться выражающей взгляды, если не самого Панини, то его последователей, и следует сказать, что если принять его объяснение слова как известного числа букв, заканчивающихся приставкой, то не будет никакой необходимости допускать существование спхоты. Изобретатели спхоты не поняли того, что сами буквы не имеют независимого сушествования и могут считаться только результатом научного анализа и что слова существовали задолго до того, как составилась сама идея о буквах. Буквы сами по себе не имеют raison d'etre. Спхота действительно есть слово прежде, чем его разложили на буквы, – слово, вырывающееся, высказываемое как целое и нераздельное высказывание, заявление; например, го – корова, передающее значение, независимое от какой-нибудь одной буквы или от какой-либо комбинации букв. Хотя с нашей точки зрения идея о такой спхоте представляется ненужной, мы не можем не удивляться остроумию древних философов Индии, выдумавших такой термин и видевших затруднения, на которые европейские философы никогда не обращали внимания. Совершенно верно, что буквы как таковые не имеют ни реальности, ни силы и что всякое слово вполне отлично от составляющих его букв, что оно есть нечто нераздельное и неделимое. В таком слове, как vak, vox (голос), мы имеем комбинацию трех букв v, а, к – комбинацию, которая ничего не выражает, но имеем и неделимое высказывание, выражающее значение только в его нераздельности, и оно может получить состояние (status) слова посредством грамматического суффикса, который и делает его органическим целым. Все это верно и теперь признается всеми филологами, хотя философы всех стран, кроме Индии, никогда и не подозревали этого.
