Война с самим собой - Меннингер Карл (книги полностью бесплатно TXT) 📗
*Джелифф выдвинул эту теорию более 20 лет тому назад, когда сообщил о случае кожного заболевания, связанным с эмоциональным конфликтом. С этого момента он, несмотря на явный скептицизм и жестокое противостояние коллег, продолжал придерживаться этой позиции. Он провел исследования эмоциональных факторов при заболеваниях астмой, бронхитом, туберкулезом, гипертонией, нефритом, болезнях костей и суставов, позвоночника, щитовидной железы и глаз. Его библиография насчитывает более 40 названий. См. также: «Психопатология и органическое заболевание». Архивы неврологии и психиатрии, 1922, т. VIII, с. 639; «Инстинкт смерти при соматических и психических отклонениях». Психоаналитический обзор, апрель 1933, т. ХС, с. 121; «Цена лечения». Журнал Американской медицинской ассоциации», 1930, т. ХС, с. 1393.
Как известно, страстное желание в неврологии называют «эндогенным стимулом», который воздействует на органы и мышцы тела. Передача этого импульса может осуществляться физиологическим или химическим способом, то есть посредством гормонов и нервных волокон. Передача нервного импульса может быть произвольной и непроизвольной, причем в обоих случаях происходит как стимуляция, так и подавление нервных волокон. Однако теоретически допустимо, что импульсы, возникающие в связи с саморазрушительными тенденциями, преобразуются автономной нервной системой и поступают на рецепторы мускулатуры. В результате происходит непроизвольное повреждение органа.
Именно этот вопрос является краеугольным камнем в изучении психогенезиса соматических заболеваний. Все врачи согласны с тем, что паралич, тремор, опухоль, атония, судороги и другие «функциональные» симптомы могут проявляться вследствие психологических факторов. Технически такие симптомы называют «истерическими». Однако их считают обратимыми, так как они не предполагают структурных изменений тела. Травмирование органа, «саморазрушение», с философской точки зрения, функционально. Например, все врачи знакомы со случаями истерической слепоты. Пациент ничего не видит, но офтальмологи не могут обнаружить никаких структурных нарушений глаз. В этом случае зрение «разрушено» (обычно временно), но глаза не повреждены; впрочем, с практической точки зрения такое определение несостоятельно. Подмоченный порох утрачивает свои функции, хотя и не претерпел никаких структурных изменений. И все же многие врачи проводят разделительную черту между функциональными расстройствами и структурной патологией «органического» заболевания.
Однако такое утверждение несостоятельно по трем причинам:
1. Иногда «истерические» расстройства приобретают характер хронического и структурного заболевания.
2. Фактическое, видимое нарушение тканей может быть (и, по сути, бывает) результатом самовнушения как такового*.
3. Истерические и органические заболевания характеризуются одними и теми же мотивами. Нередко во время осмотра пациента выясняется, что «органическое» заболевание представляет лишь признак общего распада личности, настроенной на самоуничтожение. Может случиться так, что органическое и функциональное расстройства сосуществуют и по мере обострения или временной ремиссии одно замещает другое.
*Это утверждение неоднократно проверялось экспериментально. После вскрытия нарывов и удаления бородавок оставались шрамы, которые долго не заживали. См.: X. Ф. Данбар. Эмоциональные и физические перемены. Колумбия, 1935), с. 374, 379-380, 400. См. также подробный обзор в Журнале Американской медицинской ассоциации, январь 1936 г., с. 235.
Указанные факты свидетельствуют об иллюзорности разделения разума и материи. Впрочем, некоторые врачи испытывают облегчение, когда выясняется, что заболевание имеет психологические корни и они могут переложить груз ответственности на плечи психиатров. Такие терапевты привыкли считать, что «инстинкт самосохранения» не позволяет человеку наносить себе увечье; что бы ни вообразил себе «безумный» разум пациента, это никак не отразится на биологических процессах, протекающих в теле, которые по сути своей конструктивны и способны противостоять агрессивной среде и больной психике. Согласно такой позиции пациент обращается к врачу за помощью, когда ему приходится в попытке защитить свое тело один на один противостоять ударам злосчастной судьбы, «нападению» вредоносных микробов и бактерий. При этом врач закрывает глаза на тот факт, что враг, с которым приходится бороться, нередко является врагом внутренним и является неотъемлемой частью самого пациента. Этот враг охотно возлагает на врача ответственность за исход поединка и делает все возможное, чтобы свести результаты лечения на нет. Микробы, плохая пища и острые углы - все это способно нанести травму. Однако нередко создается впечатление, что пациент встречает болезнь с распростертыми объятиями.
У читателя может сложиться превратное впечатление о том, что автор в стремлении объяснить причины заболеваний закрывает глаза на внешние факторы. Это не так. Я лишь хочу акцентировать внимание на возможности пересмотра позиции относительно причин заболевания в свете подсознательных мотивировок. Мы уже убедились в том, что обстоятельства, выглядевшие на первый взгляд случайными, нередко определялись намерениями самой жертвы; стоит вспомнить о том, что такой прагматичный общественный институт, как Совет по национальной безопасности, не уверен в адекватности термина «несчастные случаи». Люди именно выбирают злую судьбу, они выбирают бедность, наказание, они выбирают заболевание. Однако это происходит далеко не всегда, не со всеми и не применимо ко всем болезням. И все же речь идет о явной тенденции, которую официальная медицина недооценивает, предлагая красивые, но в корне неправильные объяснения.
Рассмотрим такое широко распространенное органическое заболевание, как фурункул. Как врачей нас учили тому, что заболевание следует рассматривать в рамках физических и химических процессов. Поэтому, если к нам обращается пациент с фурункулом на шее, мы начинаем припоминать все то, чему нас научил практический опыт. Мы вспоминаем о бактериальной флоре, механических осложнениях, содержании сахара в крови; мы предполагаем возможные варианты химического противодействия и повышения иммунной защиты с помощью лекарственных препаратов; мы рефлектируем по поводу лейкоцитов, антигенов, содержания в крови кислорода: мы анализируем вздутие кожных покровов, измеряем температуру тела, спрашиваем о болевых ощущениях и пытаемся найти оптимальный метод решения этой проблемы. Осмелюсь предположить, что чувства, желания и разочарования пациента, обратившегося по поводу фурункула, останутся вне поля нашего зрения, ибо эти аспекты выпадают из сферы практического воздействия. Полагаю, что никто не будет всерьез рассматривать такую тему, как «психология фурункула», или анализировать в этой связи некие эмоциональные факторы. Однажды со мной консультировалась молодая замужняя женщина, которая сетовала на то, что не могла угодить многочисленной родне мужа. Ценой неимоверных усилий она скрывала свои истинные чувства по отношению к новоявленным родственникам. В результате подавленная внешняя агрессивность трансформировалась во враждебность по отношению к ней самой. Три года назад ее навещала свекровь, и во время этого визита у невестки появились «фурункулы устрашающего вида, которые не поддавались никакому лечению» . Сразу же после отъезда нежеланной гостьи они исчезли. Аналогичная картина повторялась неоднократно. «Как только приезжал кто-нибудь из его родственников, у меня моментально появлялся фурункул!» Вскоре после визита ко мне эта женщина в очередной раз ожидала свекровь в гости. Когда мать сына приехала, вместо фурункулов у невестки произошел «нервный срыв», сопровождавшийся острым воспалением седалищного нерва, которое не проходило в течение двух с половиной месяцев.
