Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление - Хорни Карен (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
Пассивное вынесение вовне ненависти к себе может зайти гораздо дальше чувства обиды. Он может провоцировать на плохое обращение с собой, таким образом перенося во внешний мир происходящее во внутреннем. Так он становится благородной жертвой, страдающей в лишенном благородства и жестоком мире.
Все эти могущественные источники сливаются, чтобы поддерживать его чувство понесенного ущерба. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что он не только чувствует себя обиженным по той или иной причине, но что-то в нем радуется этому чувству, жадно хватается за него. Это подсказывает нам, что его чувство обиды должно нести важную функцию. Оно позволяет ему дать выход своим подавленным захватническим влечениям (почти единственный, который еще терпим для него) и в то же время скрыть их. Оно позволяет ему тайно чувствовать свое превосходство над другими, свой мученический венец, позволяет быть враждебным к людям на законной основе и, наконец, позволяет замаскировать свою враждебность, потому что, как мы сейчас увидим, большая часть его враждебности подавлена и выражена в страдании. Чувство обиды поэтому является величайшим препятствием к тому, чтобы пациент увидел и ощутил свой внутренний конфликт, псевдорешением которого и стало смирение. А конфликт никуда не исчезнет, пока пациент не повернется к нему лицом, несмотря на то, что анализ каждого отдельного фактора и помогает снизить его остроту.
Пока его чувство обиды сохраняется (а обычно оно не остается постоянным, возрастая с течением времени), оно создает нарастающее мстительное возмущение окружающими. Какой объем у этой мстительной враждебности – остается бессознательным. Она должна быть глубоко вытеснена, поскольку подвергает опасности все субъективные ценности, которыми он живет. Она марает его идеальный образ абсолютной доброты и великодушия, она заставляет его чувствовать себя недостойным любви и приходит в конфликт со всеми его ожиданиями от других, она насилует его внутренние предписания быть понимающим и всепрощающим. Поэтому когда он приходит в негодование, он недоволен не столько другими, сколько собой. Понятно, что такое негодование – разрушительный фактор первой величины для данного типа.
Несмотря на стоить полное подавление возмущения, иногда он все же будет упрекать окружающих в мягкой форме. Только когда он почувствует себя доведенным до отчаяния, плотина рухнет и наружу хлынет поток яростных обвинений. Хотя в них может быть выражено в точности то, что он чувствует в глубине души, после он обычно отказывается от них, говоря, что был слишком расстроен, и на самом деле все не так. Но самый характерный для него путь выражения мстительного возмущения – это все тот же путь страданий. Страдание, впитав в себя ярость, растет и выражается через психосоматические симптомы, через ощущение прострации или депрессию. Если в процессе анализа что-то возбуждает у такого пациента мстительность, он не станет открыто гневаться, а ухудшится его состояние. Он придет на сеанс с усиленными жалобами и скажет, что от анализа ему, кажется, не лучше, а хуже. Аналитик, возможно, знает, что задело пациента на предыдущей сессии, и попробует довести это до сознания пациента. Но пациент не заинтересован в том, чтобы увидеть нужную связь, ведь это могло бы уменьшить его страдания. Он просто вновь и вновь будет расписывать, как ему было плохо, словно желая удостовериться, что до аналитика полностью дошло, как глубока была его депрессия. Не сознавая того, он всеми силами стремится к тому, чтобы аналитик почувствовал себя виноватым за то, что заставил его так страдать. Это точная копия того, что происходит с ним дома. Здесь страдание приобретает еще одну функцию: оно впитывает в себя ярость и заставляет других чувствовать себя виноватыми, а это единственный верный путь им отплатить.
Все эти факторы придают удивительную двойственность его отношению к людям: на поверхности преобладает «наивное» оптимистическое доверие, а в глубине – неразборчивая подозрительность и негодование.
Внутреннее напряжение, созданное накопившейся мстительностью, может быть чудовищным. Загадка часто состоит не в том, почему он страдает тем или иным эмоциональным расстройством, а в том, как он умудряется сохранить хоть какое-то душевное равновесие. А может ли он это, и как долго, зависит отчасти от силы внутреннего напряжения, а отчасти от внешних обстоятельств. С его беспомощностью и зависимостью от других, последние важнее для него, чем дня других невротических типов. Для него благоприятно то окружение, которое не принуждает его к большему, чем он может (при своих затруднениях), и допускает ту меру удовлетворения, в которой он (в соответствии со своей структурой личности) нуждается и которую решается сам себе позволить. Если его невроз не слишком тяжел, он может получать удовлетворение, ведя жизнь, посвященную другим или какому-то делу, жизнь, где он может забывать о себе, помогая и принося пользу другим, и будет чувствовать себя нужным, желанным и приятным. Однако даже при самых лучших внутренних и внешних условиях его жизнь покоится на шаткой основе. Ее может поставить под угрозу любая перемена во внешней ситуации. Люди, о которых он заботится, могут умереть или перестать в нем нуждаться. Дело, которому он служил, может потерпеть неудачу или утратить для него свое значение. Такие житейские потери, которые здоровый человек сможет перенести, его могут «сломать», поставить на грань гибели, когда на передний план выходят и все заслоняют собой вся его тревога и чувство «все напрасно». Другая опасность угрожает ему в основном изнутри. Слишком много есть факторов в его безотчетной враждебности к себе и другим, которые способны породить большее внутреннее напряжение, чем он может вынести. Другими словами, шансы, что возьмет верх его чувство обиды, слишком высоки, чтобы какая угодно ситуация была для него безопасной.
С другой стороны, господствующие жизненные условия могут не содержать даже и тех частично благоприятных элементов, о которых говорилось выше. Если внутреннее напряжение велико, а внешние условия трудны, он может стать не только чрезвычайно несчастным, но и утратить свое хрупкое внутреннее равновесие. Какими бы ни были симптомы этого состояния – паника, бессонница, анорексия (утрата аппетита) – оно наступает. Его отличает враждебность, прорвавшая плотину и затопившая все. Все накопленные горькие обвинения против других тогда выходят наружу; требования становятся откровенно мстительными и безрассудными; ненависть к себе становится сознательной и доходит до ужасающих размеров. Это состояние ничем не смягченного отчаяния. Возможна жестокая паника и значительна опасность суицида. Эта картина резко отличается от прежней – слишком мягкого человека, который очень хочет всем делать приятное. Однако начальная и конечная стадии являются неотъемлемыми частями одного вида невротического развития. Было бы ошибочным думать, что количество деструктивности, проявляющееся на конечной стадии, раньше просто все время сдерживалось. Конечно, под поверхностью милой покладистости было много больше напряжения, чем было заметно. Но только значительное увеличение фрустрации и напряжения привело к конечной стадии.
Поскольку некоторые другие аспекты решения о смирении будут обсуждаться в контексте болезненной зависимости, я бы хотела заключить общий очерк данной структуры характера некоторыми замечаниями о проблеме невротического страдания. Любой невроз причиняет реальное страдание, обычно большее, чем это осознает сам больной. Смиренный тип страдает от оков, препятствующих его захватническим тенденциям, от издевательств над самим собой, от двойственного отношения к другим. Все это – просто страдание, оно не служит никакой цели, его не «надевают» на себя, чтобы так или иначе поразить окружающих. Но, помимо того, страдание несет определенные функции. Я предлагаю называть страдание, возникающее в результате этого процесса, невротическим или функциональным страданием. Я уже упоминала некоторые из его функций. Страдание становится основой требований. Оно – не только мольба о внимании, заботе и сочувствии, но дает право на все это. Оно служит поддержкой невротического решения и, следовательно, имеет интегрирующую функцию. Страдание – это также особый путь мщения. На самом деле, достаточно часты случаи, когда психическое заболевание одного из супругов используется как смертельное оружие против другого или против детей, порождая в них чувство вины за независимые поступки.
