Любовь, которая убивает. Истории женщин, перешедших черту (СИ) - Моц Анна (книги бесплатно без регистрации полные .TXT, .FB2) 📗
Наряду с объективной реальностью существовал психологический груз понимания, что женщина убила человека – того, кого она когда-то любила. Какими бы ни были обстоятельства, лишение другого человека жизни – это поступок, который несет в себе невообразимую тяжесть. Он, скорее всего, заставит преступника усомниться в собственном здравомыслии. Человек, пересекший эту черту, больше не сможет полностью полагаться на себя, не будет до конца уверен в уровне самоконтроля и не сумеет избавиться от мысли, что когда-нибудь это может повториться. Пересечение грани между воображением и реальностью означает, что исчезло чувство безопасности в мире фантазий. Паранойя, посттравматическое стрессовое расстройство и бред преследования – это серьезные факторы риска. Нам было важно учитывать возможность того, что Лиллиан захочет совершить самоубийство. Именно поэтому я начала работать с женщиной в тот период, несмотря на то что ей пришлось столкнуться с травмами прошлого с очередным психологом в момент особенной уязвимости и нестабильности.
В отличие от других пациентов Лиллиан не украшала комнату постерами, фотографиями близких или мягкими игрушками. Она не взяла с собой ничего, чтобы сделать обстановку более комфортной, хотя это стандартная практика в закрытом отделении больницы. Кроме того, она не позволяла кому-либо видеть себя в халате, пижаме и тапочках. Она продолжала оставаться такой же опрятной и собранной, как и на нашей первой встрече. Казалось, что порядок во внешности отражал порядок в мыслях. Перед второй сессией Лиллиан встретила меня в комнате отдыха с блокнотом в руках. В нем были выдержки из старого дневника, где она подробно писала о жестоком обращении Рэя с ней. Перечитав записи из прошлой жизни, она оживила в памяти события, которые интуитивно стремилась подавить, и это вызвало у нее желание возобновить наш разговор. Казалось, что слова сами вылетают из ее уст, пока она говорила о прошлом и о том, как эти воспоминания продолжали на нее влиять. Даже после смерти Рэй преследовал и пугал ее. Теперь он приходил к ней в повторяющемся сне: в одной руке он держал красную розу, а другой манил к двери. После чего он захлопывал дверь и запирал Лиллиан в узком пространстве, из которого не было выхода. За запертой дверью она видела Томми и Элис – во сне они были еще детьми. Пересказывая кошмар, Лиллиан начинала дрожать. Вероятно, он связан с недавним заточением в тюрьме, которое в первые ночи вызывало у нее панические атаки. Я постаралась успокоить Лиллиан, напомнив, что теперь она не в тюрьме, а в больнице, дети выросли, а Рэй больше не мог причинить ей вреда. Но это не остановило поток признаний, который лился со все большей скоростью. Несмотря на то что руки Лиллиан дрожали, было ясно, что она хотела продолжить рассказ.
Казалось, он оживил ее, будто возврат к определенности прошлого послужил бальзамом от тревог и мук настоящего. Женщина погрузилась в воспоминания. Ее настолько тяготила мысль об ответственности за убийство человека, что она на мгновение забыла о предстоящем судебном процессе и заключении. Лиллиан хотела начать с самого начала, но не ее или их, а его. С «дикого» детства Рэя на улицах Ньюкасла, с психически больной матери, которая то и дело попадала в лечебницу, с отца, который почти не бывал дома, и с братьев и сестер, о которых ему нужно было заботиться. Со временем его стали узнавать: сначала родственники и соседи, потому что он брал подачки, а затем полицейские, потому что он втянулся в мир мелких преступлений и уличных драк.
Даже сейчас, после долгих лет насилия со стороны Рэя, казалось, что Лиллиан интересовало, почему он так с ней обращался и что побудило его стать источником жестокости в жизни другого человека. Удивительно, но какая-то часть Лиллиан будто бы все еще переживала за Рэя, хотела понять его трудности и сопереживать им. Когда женщина делилась мрачными подробностями, в ее голосе звучали горечь и стыд, но вместе с тем нельзя было не услышать интерес, сострадание и даже слабый намек на любовь.
Эта необычная пара из разных слоев общества познакомилась в приемной терапевта, где она работала медицинским секретарем, а он был пациентом. Лиллиан очаровали акцент Рэя, его чувство юмора и непоколебимое желание сводить ее на свидание. Ему было 31, а ей – 25. Он не был похож ни на кого из тех, с кем она прежде встречалась. Лиллиан быстро поняла, что ее уносит волна внимания, которым он ее одаривал, а еще ей нравились его подтянутая фигура и связь между ними, возникшая после того, как Рэй поделился печальными воспоминаниями из детства и чувством, будто его невозможно любить, которое тянулось оттуда же. Девушка отбросила свою природную осторожность, которая обычно не давала отношениям развиваться слишком быстро. Она позволила Рэю задавать быстрый темп их личной жизни и получала удовольствие от его очевидного желания обладать ею и комплиментов, из-за которых она ощущала себя самой привлекательной женщиной в мире. Через год они поженились несмотря на аккуратные предостережения друзей: они отмечали, что Лиллиан ведет себя несвойственным ей образом. Она же считала их снобами, которые свысока смотрят на человека, работавшего на фабрике, в то время как они сами занимали конторские должности. По словам Лиллиан, после вступления в брак Рэй стал для нее целым миром. Лишь сейчас, спустя более 30 лет, женщина поняла, что именно этого он и добивался.
У Лиллиан закрадывались сомнения по поводу того, насколько далеко все зашло. Но она продолжала игнорировать их и в течение первого года замужества. Качества, которые так привлекали ее в Рэе, становились проблемами. Уязвимость начинала проявляться как неуверенность в себе, а сильная привязанность к ней – как собственничество. Она вносила коррективы в жизнь, чтобы подстроиться под него и успокоить, но еще не понимала, в какую ловушку попала. Лиллиан перестала пользоваться косметикой, потому что Рэй предпочитал «свежее лицо». Она отказывалась от вечерних встреч с подругами, чтобы избежать допроса от мужа по возвращении домой. Его поведение становилось откровенно контролирующим: даже если он знал, что она гуляет с подругами, все равно настаивал на том, чтобы Лиллиан позвонила ему до полуночи и сообщила предполагаемое время возвращения домой. Он купил ей блузки, которые называл «женственными», чтобы она носила их вместо любимых топов с глубоким вырезом. Когда Лиллиан ходила куда-нибудь со своим другом Сэмом, Рэй допрашивал ее с такой энергичностью и раздражением, что поначалу она стала скрывать от него встречи, а потом и вовсе их прекратила, хотя это было абсолютно безобидное общение между друзьями детства без намека на романтику.
Контроль и собственничество Рэя только усилились после того, как Лиллиан забеременела Томми. Такую эмоциональность выдавали за любовь и заботу. Это отражает общую картину, характерную для случаев домашнего насилия, когда жестокое обращение может впервые проявиться во время беременности, что часто является признаком будущей эскалации. Рэй каждый день говорил жене, что она может навредить ребенку или спровоцировать выкидыш. Такие предлоги он использовал, чтобы удержать ее от встреч с друзьями по вечерам. Если же Лиллиан встречалась с кем-то днем, он настаивал, что сам заберет ее, но приезжал в то время, когда было удобно ему, а не ей. Кроме того, Рэй стал больше пить, уходя в более продолжительные запои, которые обычно заканчивались тем, что он заливался слезами, кричал на Лиллиан и обвинял ее в изменах. Когда женщина была на шестом месяце беременности, Рэя обошли по службе. Он отправился в паб, вернулся домой пьяным и потребовал, чтобы она отдала ему свой телефон. Мужчина стал расспрашивать ее о каждом безобидном сообщении, а затем наткнулся на переписку с Сэмом: за неделю до этого Лиллиан обсуждала с ним ссору с Рэем из-за того, что он не разрешил ей пойти на девичник близкой подруги. Узнав о разговоре с другим мужчиной и увидев, что его унизили, Рэй пришел в ярость. Он резко схватил Лиллиан за горло и закричал, что убьет ее, если она не признается в романе с Сэмом. Лиллиан услышала свой голос, молящий о прощении и уверяющий, что она его не предавала, просто из-за желания положить этому конец.
