Любовь, которая убивает. Истории женщин, перешедших черту (СИ) - Моц Анна (книги бесплатно без регистрации полные .TXT, .FB2) 📗
Из-за характера преступления Лиллиан мне было трудно начать работу без предвзятости, не строя предположений, которые возникают в таких случаях. Сложно полностью уйти от таблоидных черно-белых представлений о жене, убивающей мужа. Заслуживал ли он этого? Было это хладнокровной местью или же почти бессознательной реакцией на годы страданий? Я также обнаружила, что разрываюсь между личными убеждениями и профессиональным опытом. Как феминистка, я, естественно, сначала увидела ужас домашнего насилия и бесчисленных, зачастую безмолвных жертв токсичной маскулинности – тех, кто подвергся насилию или был убит в обществе, которое последовательно нормализует дегуманизацию женщин, девушек и девочек. Однако, как судебный психотерапевт, я также понимала, что иногда именно женщина терроризирует партнера, прибегая к жестокости, чтобы защитить себя от стыда и ужаса, которые испытывает. Я была не склонна рассматривать вероятность того, что Лиллиан убила Рэя, ее мужа, из-за супружеской неверности, руководствуясь холодным расчетом. На мой взгляд, она защищалась от жестокости партнера, однако первый вариант в теории тоже возможен.
Кроме того, меня насторожили спокойствие и искушенность, которые считывались в манерах женщины. Это обострило мою естественную склонность (еще одно проявление феминистских взглядов) не принимать без веских доказательств образ женщины как беспомощной и бессильной, лишенной всякого выбора и свободы волеизъявления. Первоначальное желание Лиллиан держаться на расстоянии вызвало у меня тревогу, что я окажусь не клиническим специалистом, проявляющим эмпатию и беспристрастность, а сторонним наблюдателем, который подглядывает за щекотливым уголовным делом. Если Лиллиан хотела сбить меня с толку и заставить усомниться в выбранном подходе, то ей это удалось. Передо мной была обеспеченная женщина средних лет, прежде не совершавшая преступлений. Дома у нее было две собаки, которых сейчас кормила убитая горем дочь. А сама Лиллиан столкнулась с ограничением свободы в месте, которое она и представить себе не могла. Я же оказалась в необычной позиции, когда не понимала, куда могут привести наши сессии.
В то же время я знала, что мне необходимо попросить женщину с травмами в прошлом и неопределенностью в будущем пройти долгий путь страданий и ужасов – тот самый, что привел нас обеих в этот кабинет. Мне показалось, что я заметила слезы, когда попросила рассказать о детях и доме. Дети выросли: Томми было около 30, и он уже сам стал отцом, а Элис – карьеристка, которая работала в маркетинге. В голосе Лиллиан звучала гордость, смешанная с горечью: женщина радовалась тому, что сын и дочь построили собственную жизнь за пределами дома, где они сталкивались с жестоким обращением, но вместе с тем она стыдилась того, что детям пришлось это пережить. Возможно, она также немного завидовала дочери из-за того, что девушка строила карьеру, а ей не удалось этого сделать из-за властного мужа.
Жестокость Рэя проявлялась на протяжении долгих лет брака, а началась она, когда Лиллиан забеременела Томми. Муж бил ее и оставлял синяки в местах, которые скрывала одежда. Рэй уходил в запои и часто думал о проблемах на работе. И то и другое нередко приводило к вспышкам жестокости. Лиллиан вспоминала, как по меньшей мере дважды в неделю сталкивалась с оскорблениями, а пару раз в месяц – с побоями. Нападки Рэя были не только проявлением его нестабильного психического состояния, но и средством контроля над женой. Они утихли, когда Лиллиан ушла в первый декретный отпуск после рождения Томми, но возобновились, когда женщина захотела вернуться к работе медицинским секретарем.
Когда Лиллиан рассказывала о начале жизни с Рэем, меня поразило, что она, казалось, вспоминала об этом с некоторой долей нежности, но в то же время со страхом и тревогой. Их брак был омрачен жестоким обращением и закончился смертью, но эти факты, хоть и были определяющими, но все же не всеобъемлющими. Как это часто бывает, все начиналось с романтических отношений, в результате чего на свет появились двое детей, которых Лиллиан по-прежнему любила. Это не значит, что нужно искать баланс между хорошим и плохим. Смысл в том, что даже те отношения, которые становятся источником травм и заканчиваются трагедией, имеют нечто общее с отношениями, считающимися нормальными. Работая с пациентками вроде Лиллиан, я всегда напоминаю себе, что лучше выслушать историю женщины целиком, а не выделять худшие ситуации, которые превратятся в мрачную подборку воспоминаний. Я пытаюсь углубиться в моменты, которые кажутся мне наиболее значимыми, но в то же время необходимо, чтобы пациент рассказал о своей жизни так, как считает нужным. Тогда я смогу понять, как возникли эти ситуации и что они означают для пациента. Это постоянная борьба между простым наблюдением и взятием на себя инициативы, между подталкиванием пациента в нужную сторону, а иногда и давлением на него для получения дополнительной информации, и попыткой в то же время избежать навязывания собственных предубеждений.
Не менее важно помнить, к каким последствиям может привести повторное погружение в травмы прошлого. Даже в случае с Лиллиан, которая казалась сдержанной и собранной, этот процесс должен был протекать бережно и в виде коротких подходов, чтобы она не чувствовала себя подавленной и мысленно не переносилась в дом, где происходило насилие. Сперва я предложила начать с конца и сосредоточиться на преступлении. Но Лиллиан возразила и дала понять, что ей хотелось бы постепенно дойти до этого момента, начав с безопасных тем – зарождения отношений и жизни детей. Я, разумеется, согласилась и напомнила женщине, что именно она задает темп: моя задача – поддержать, а не допросить. Но даже такой рассказ явно ее утомлял, и через полчаса она спросила, можем ли мы закончить сессию раньше. Я быстро согласилась и поблагодарила ее за откровенность. Лиллиан выглядела обрадованной тем, что начала снимать с души тяжкий груз, но в то же время и истощенной из-за того, сколько усилий на это требовалось.
После ухода Лиллиан я писала заметки, и у меня возникало все больше вопросов. В том числе меня интересовало, как такие непохожие люди стали парой. Детство Рэя было непростым, в его жизни было мало заботы и любви. Лиллиан же проявляла инстинктивный интерес к проблемам и потребностям окружающих. Она была младшим ребенком в состоятельной семье. Это означало, что ее воспитание включало не только хорошую школу и занятия теннисом и нетболом, но и волонтерство в благотворительной организации. К концу встречи я была довольна тем, что борьба за контроль в начале сессии переросла в продуктивное сотрудничество. Когда сеанс близился к завершению, взгляд Лиллиан задержался на мне, будто бы ища подтверждения тому, что я понимала, о чем она рассказывала. Мне показалось, что в этот момент мы по-настоящему познакомились и были готовы начать психотерапию как положено.
Моя работа с Лиллиан была потенциально травмирующей, поскольку проходила в напряженный период, когда женщина ожидала решения суда. Существовало два варианта исхода: ее могли отправить или в тюрьму, или в психиатрическую лечебницу в зависимости от того, каким было убийство – предумышленным или нет. Избавление Лиллиан от десятилетий домашнего насилия в форме крайней жестокости привело ее в точку, где она была на грани потери свободы и доступа к важнейшим элементам ее жизни: детям, питомцам и дому. Изначально женщину отправили в тюрьму в ожидании суда. Однако вскоре стало очевидно ее состояние подавленности и диссоциации после убийства Рэя, из-за чего ее перевели в больницу для диагностики в соответствии с Законом о психическом здоровье. Женщина 55 лет переехала из дома в пригороде в закрытое отделение психиатрической клиники, где ее жизнь рассматривали чуть ли не под микроскопом. Двери здесь запирались на замок, пациентов повсюду сопровождала медсестра, а большинство соседей были явно психически больны: они реагировали на голоса в голове и прочие галлюцинации, проявляли жестокость по отношению друг к другу и медперсоналу, а также прибегали к формам самоповреждения различной тяжести. Не спасала и обстановка в отделении, которая должна была успокаивать: растения в горшках, удобная мебель и окна от потолка. В коридорах царили угрожающая атмосфера и ощущение, что в любой момент насилие может вылиться в пронзительный звук сигнализации, который заставит медсестер бегать в поисках зачинщиков.
