Просвещенное сердце - Беттельгейм (Беттельхейм) Бруно (читать книги онлайн регистрации txt) 📗
Механическое запоминание поддерживало уверенность в себе и было признанием адекватности в школе, но не в лагере.
В лагере подавлялись и притуплялись всякие чувства, в том числе и сексуальные. Заключенные боялись стать импотентами и стремились проверить свое состояние в этом плане. Но в лагере было только два способа — гомосексуализм и мастурбация. Большинство предпочитало второй. Психологически, это означало регресс к подростковому поведению, что приводило к усилению чувства вины и понижению самоуважения. За сексуальные излишества СС наказывало кастрацией или стерилизацией, но такие случаи были редки. Правда, эти угрозы использовали «старики», из зависти подталкивая «новичков» к этой операции разговорами, что она производится над всеми вновьприбывшими. Кроме того, это была психологическая защита от вопроса: «Как человек может смириться с такой жизнью?!» «Старики» отвечали, что, мол, из-за кастрации они утратили мужество и способность к восстанию. Это было на руку эсэсовцам, так как ослабляло у новичков волю к сопротивлению.
Склонность старых заключенных к мечтам уже упоминалась.
Добавлю, что они витали в мечтах почти беспрерывно, стараясь уйти от угнетающей действительности. Беда заключалась в том, что зачастую они теряли грань между мечтой и реальностью. В лагере постоянно возникали слухи об улучшении условий или скором освобождении. Их содержание во многом зависело от образа мыслей конкретного заключенного. Но несмотря на различия в деталях, почти все заключенные находили удовольствие в самом обсуждении слухов, часто принимавших форму коллективных грез или помешательства на двоих, троих, четверых и т. д.
Доверчивость большинства заключенных простиралась далеко за пределы разумного, и ее можно объяснить только необходимостью поддерживать моральный дух. Благоприятным слухам верили наперекор здравому смыслу. Но и плохие слухи, подтверждающие чье-либо полное уныние в обычном для заключенного депрессивном состоянии, казалось, приносили временное облегчение.
Некоторые слухи регулярно возрождались, хотя никогда не оправдывались.
Например, одним из таких был слух о всеобщей амнистии по случаю пятой, седьмой или десятой годовщины Третьего Рейха, дня рождения Гитлера,32 победы на Востоке и т. д.
Сюда же можно отнести слухи типа: концентрационные лагеря должны перейти в ведомство Министерства юстиции, которое собирается пересмотреть причины заключения каждого узника, все лагеря вскоре будут закрыты и т. д.
Противоположными по смыслу, но столь же «достоверными» были слухи о том, что все заключенные или определенные их группы будут уничтожены в начале войны, в конце войны, по какой-либо другой подходящей причине и т. д.
Некоторое время люди верили в эти фантазии и радовались хорошим слухам, но убеждаясь в их ложности, чувствовали себя еще хуже. Слухи придумывались для облегчения жизни, но в действительности они снижали человеческую способность правильно оценивать ситуацию. В сущности, это было проявлением общей тенденции к отрицанию реальности лагерного мира.
Грезы и фантазии могли бы быть полезным и вполне безопасным развлечением в тюрьме, даже в одиночном заключении. Но не в лагере, особенно если заключенные предавались им столь пылко, что это становилось опасно: воображая, будто их прежний мир не разлетелся в прах, что они еще живут в старой обстановке, люди забывали о лагерной реальности. Коварство такого ухода от действительности заключалось в том, что это был еще один путь не смотреть вокруг, не наблюдать самому окружающее, «не замечать». Внутренняя защита опять-таки действовала в одном направлении с внешним нажимом — привести заключенного в состояние пассивности.
Деморализующее влияние на заключенных нередко оказывала и противоречивость многих мечтаний. Все заключенные ненавидели нацистский режим, хотя бессознательно и переняли некоторые его представления. Конец нацистского режима означал бы конец концентрационных лагерей. Но конец режима означал и конец Германии. Для многих заключенных-немцев это была слишком дорогая цена. В то же время существовала возможность, что прежде, чем СС будет сметена, она успеет уничтожить всех заключенных.
Перед заключенными-евреями стояла другая дилемма. До 1940 года многих из них выпускали из лагерей, если они соглашались немедленно эмигрировать.
Постепенно становилось ясно: евреев освобождали только тогда, когда нацистский режим чувствовал себя относительно сильным, и уничтожали в большом количестве, когда режим чувствовал себя под угрозой. Так что у заключенных-евреев было, с одной стороны, страстное желание гибели нацистского режима, и в то же время (до 1940 г.), чтобы он оставался в силе, пока они не эмигрируют. Или (после 1940 г.) — сохранился, чтобы удалось спасти себя и свои семьи.
Подобные дилеммы, конечно, были неразрешимы и нарушали эмоциональное равновесие. Противоречивая же природа мечтаний и грез, связанная с той странной действительностью, в которой жили заключенные, и заменявшая им точную оценку действительности, заставляла сделать еще один шаг к детскому поведению.
В лагере все силы души уходили только на поддержание жизни. Это была главная забота. Поэтому самым страшным преступлением, за которое наказывало и начальство и сами заключенные, была кража хлеба. Хлеб ценился выше всего. Если качество другой пищи постоянно были жалобы, то на хлеб почти никогда. Кодекс чести заключенного требовал выдачи укравшего хлеб. Этим пользовались эсэсовцы для сокращения численности в лагере. Кроме того, вора избить прямо в бараке и подвергали социальному остракизму.
Был такой случай. «Новичок» в разговоре упомянул, что у него украли хлеб (и он знает, кто это сделал), но это для него не критически, так как он может купить на имевшиеся у него деньги продукты в столовой. От него «старики» стали требовать, чтобы он назвал виновного. Он отказывался, говоря, что это пустяки, мол, укравший был голоднее. Ему стали угрожать расстрелом за укрывательство и даже потащили, избивая, к начальству. Но на полдороге, выплеснув гнев и устыдившись своего поступка, оставили и больше об этом не вспоминали.
Этот случай показывает, как новичок пытался сохранить человечность, усвоенную на свободе. В лагере прощение кражи хлеба вело к физическому голоду, хотя противоположное отношение вызывало голод нравственный. Но в итоге большинство заключенных предпочитали самоуважению кусок хлеба.
Особенно сложно было точно провести черту между внутренними и внешними условиями выживания в случае, когда системы защиты строились вокруг рабочей ситуации. Более того, не всегда было возможно сказать, когда отношение к работе было психологической защитой против распада личности, а когда внутренним принятием ценностей СС. Часть заключенных возмущалась тем, что их принуждают заниматься бессмысленным трудом. Но в то же время, другие старались хорошо работать, укрепляя тем самым самоуважение, хотя обычно они обосновывали свое поведение как-то иначе, говоря, например, что производимая ими продукция служит всем немцам, а не только СС.
Строительство зданий для СС сопровождалось спорами, надо ли строить хорошо. Новые заключенные были за саботаж, большинство старых — за качественное строительство. Это вновь обосновывалось тем, что здания могут быть использованы в новой Германии. Старые заключенные объясняли, что неважно, кто в конце концов будет использовать результаты их труда, важно хорошо работать, чтобы чувствовать себя человеком. Наконец, они заявляли, что любую работу, которую приходится делать, надо делать хорошо.
