Стратегическая семейная терапия - Маданес Клу (онлайн книга без .txt) 📗
Парадоксальная инструкция терапевта создала ситуацию, в которой сын перестал быть полезным отцу посредством своего симптоматического поведения, поскольку теперь оно стало вызывать у отца невыносимую тревогу. Последний, наконец, принял на себя ответственность за отношения с сыном и стал уделять ему больше времени, разговаривая с ним и принимая участие в его проблемах. Итак, была установлена однолинейная иерархия — с отцом, занявшим истинно родительскую, превосходящую позицию, и сыном, у которого больше не было нужды использовать свой симптом и защищать отца.
Энурез мальчика не возобновлялся, и несколько сессий муж и жена провели, обсуждая свои супружеские проблемы. Муж признался, что проявлял безответственность в отношениях с другой женщиной, чувствуя к ней влечение и одновременно тяготясь им. Он сравнил себя с котом на раскаленной жестяной крыше. Супруги восстановили свои интимные отношения, и оба остались чрезвычайно довольны этим обстоятельством, поскольку около полутора лет муж не испытывал к жене сексуального интереса. С улучшением отношений между мужем и женой терапия подошла к завершению. В ходе курса терапии мать бросила курить, а сын отказался от риталина, который принимал в течение нескольких лет как средство против гиперактивности. Поведение подростка настолько улучшилось, что о его гиперактивности никто не вспоминал.
Стратегия 2: Родитель просит, чтобы ребенок притворился, будто страдает симптомом. Вместо того чтобы поощрять сам симптом, терапевт побуждает ребенка лишь сделать вид, что он страдает симптомом. Родителей также можно склонить к тому, чтобы и они сделали вид, будто помогают своему ребенку, когда тот изображает, что у него есть проблема. В подобной ситуации у ребенка нет необходимости действительно прибегать к симптому, защищая родителей от самих себя. Вполне достаточно представить, будто он существует, чтобы оказаться в фокусе родительской заботы. Но и озабоченность родителей также будет не вполне натуральной. Ситуация таким образом выльется в игру, в нечто такое, что происходит лишь как бы всерьез, а по сути является шуткой. Бейтсон (1972, с. 180) следующим образом описывает подобный процесс на примере игры животных: «Шаловливые щипки символизируют укус, но они отнюдь не означают того, что означал бы подлинный укус». Иначе говоря, притворный симптом символизирует обладание проблемой, но он вовсе не означает того, чем этот симптом действительно является в жизни. Например, головная боль ребенка может означать трудности, которые отец терпит на работе. «Притворная» головная боль является всего лишь символом его «реальной» головной боли, оставаясь вне связи с трудностями отца, преследующими его на работе.
Предписание симптома «понарошку» — менее принуждающая и ограничивающая техника по сравнению с предписанием симптома «в натуре». Она допускает менее структурированный тип реагирования. Реакция на парадоксальную директиву терапевта, предписывающую сам симптом, включает две альтернативные возможности: симптом либо активизируется, либо проходит. Реакция на предписание имитировать симптоматическое поведение практически непредсказуема, поскольку предполагает большую спонтанность и творческую насыщенность.
Пример девочки-подростка и ее семьи может служить иллюстрацией подобной стратегии.
Случай 6. Эпилептические припадки
Пятнадцатилетняя девочка была направлена к терапевту по причине эпилептических припадков, которые периодически настигали ее, не поддаваясь действию никаких лекарств. Как правило, припадок возникал посреди ночи. Громкие стенания девочки будили родителей и других детей, которые сочувственно собирались все вместе, толпясь вокруг ее кровати и стараясь помочь всем, чем только можно. Временами припадки происходили и днем, в момент бодрствования девочки, заставляя их содрогаться при мысли, какой вред может быть причинен ребенку этой внезапностью. Пациентка была госпитализирована. Вскоре врачи оказались свидетелями одного из ее ночных припадков. Итак, был зафиксирован не вызывавший никаких сомнений большой судорожный припадок с обычными для него сопутствовавшими явлениями и фазой помраченного сознания, которой тот завершался. Через некоторое время девочку выписали из больницы и направили на психотерапию. Считая, что припадки в данном случае являются физиологической реакцией, вызванной причинами эмоционального порядка, лечащий врач надеялся, что с помощью психотерапии их частота сократится.
В момент первой встречи родители — особенно отец — казались чрезвычайно озабоченными и обеспокоенными тем, что происходило с их дочерью. Они в деталях описывали симптомы болезни, а также историю ее развития. Брат и сестра также проявляли высокую заинтересованность и охотно, без понуканий со стороны добавляли новые штрихи к уже сказанному. Сама девочка в основном смущенно молчала. Терапевт склонялся к мысли, что ее недуг выполнял в семье протективно-защитительную функцию. Однако никаких свидетельств, подтверждающих истинность этого предположения и позволяющих понять, чем именно вызвана данная функция и на что она направлена, пока не было (если не считать того очевидного обстоятельства, что заболевание девочки вносило в жизнь семьи некоторое оживление). Во время сессии терапевт попросил пациентку попробовать испытать состояние припадка прямо здесь, в терапевтической комнате, а остальных членов семьи (мать, отца, брата и сестру) проделать все, что они обычно делали, когда припадок случался в домашних условиях. Девочка легла на пол в окружении членов семьи и начала в конвульсиях содрогаться и издавать крики, стараясь пережить приступ болезни. Семья склонилась над ней. Особенную озабоченность проявлял отец, поддерживая и поощряя дочку в ее усилиях и подсказывая ей, что она должна делать. Тем не менее, девочка не очень преуспела — настоящий припадок остался недостижимым. И тогда терапевт попросил пациентку сделать вид, как будто у нее припадок, а семью — точно так же условно проделать все то, что они обычно делают в подобных обстоятельствах. Девочка начала биться в конвульсиях, пожалуй, с несколько большим энтузиазмом, а семья склонилась над ней, с еще большим усердием помогая ей и поддерживая ее (особенно отец).
Это предписание было дано семье в сопровождении следующего аргумента: если девочке поначалу удастся регулировать наступление припадка (вызывая его произвольно), то впоследствии она также свободно сможет управлять его прекращением или отменой. Но поскольку пациентка не могла вызывать припадок волевым усилием, то лучшее, что в этих условиях остается, — притвориться, словно она переживает приступ болезни. Тем самым маленькая пациентка получает возможность потренироваться в контроле болезненных проявлений. Семья должна помогать девочке, инструктируя и направляя ее таким образом, чтобы припадок казался как можно более достоверным.
Родителям было предложено разыгрывать этот сценарий дома каждый вечер с участием всех домашних. Если «припадок» случится ночью, вся семья должна пробуждаться ото сна. От девочки, как главной героини спектакля, зависела подлинная достоверность приступа. Не имело значения, в котором часу ночи могло начаться это действо, как и то обстоятельство, насколько родители чувствовали себя уставшими. Задача терапевтического предписания подобного рода — изменение того образа действий, посредством которого члены семьи привычно защищали друг друга.
После первого же интервью припадки прекратились. Девочка, раньше такая послушная и робкая, стала выходить из дома, не ставя домашних в известность и не спрашивая у них разрешения. От ее примерного поведения не осталось и следа. Тогда родителям была дана рекомендация установить для дочери определенные правила и не оставлять без последствий их нарушение. С девочкой стали обращаться так же, как с другими детьми, ничем ее не выделяя.
Терапевт ушел в недельный отпуск и, вернувшись, застал семью на вершине кризиса. У пациентки начались галлюцинации: однажды ночью в ее комнате «возник» светловолосый, зеленоглазый мужчина, который напал на нее, а потом убил брата и сестру. Как безумная, девочка носилась вокруг дома. Отцу с трудом удалось поймать и слегка успокоить дочь. Поведение пациентки было очень близко к картине ее поведения в состоянии припадка, а действия отца, в свою очередь, также воспроизводили его обычную реакцию. Родители обратились в службу дежурной психиатрической помощи, врач которой не решился ставить диагноз шизофрении, хотя и склонялся к нему. Он и посоветовал вновь обратиться к терапевту.
