Стратегическая семейная терапия - Маданес Клу (онлайн книга без .txt) 📗
У родителей нередко возникают трудности на работе или в личных взаимоотношениях (например, супруг угрожает разводом жене), но перед лицом детского неблагополучия все эти проблемы хотя бы на время отодвигаются в сторону. Супруги скорее всего постараются превозмочь собственные невзгоды и предпочтут держаться вместе, чтобы спасти своего ребенка. В известном смысле можно утверждать, что нарушения в поведении детей по-своему полезны для семьи. Благодаря этим нарушениям родители забывают о собственных тревогах и, более того, получают весомый повод, чтобы навести мосты в личных отношениях, простив друг другу взаимные обиды и проступки. К каким бы мерам со стороны матери и отца ни побуждали отклонения в поведении ребенка, заставляя их помогать ему, защищать или, напротив, наказывать, подобные отклонения фокусируют на себе родительское внимание. Супруги получают возможность взглянуть на себя именно как на родителей, ребенок которых нуждается в них больше, чем любой другой человек, оказавшийся под грузом личных, финансовых или социальных проблем. Под этим углом зрения на ребенка можно смотреть как на защитника, который печется о благе других членов семьи, желая уберечь их от надвигающейся беды, хотя он сам, конечно, не подозревает о своей столь значительной роли.
Подобный взгляд существенно отличается от других толкований симптома и его внутрисемейного значения, получивших развитие в рамках стратегической и структурной семейной терапии. Несмотря на то, что протекционно-защитительная функция симптома общепризнанна (Haley, 1967b, 1976b; Minuchin, 1974), в теории семейной терапии широко бытует точка зрения, согласно которой ребенок либо втягивается в одну из семейных коалиций (одним из родителей — против другого, бабушкой — против матери), либо вовлекается в конфликт между супругами, обеспечивая собой ту связь, которая удерживает их друг возле друга. Столь же часто утверждается, что ребенок используется родителями в своих интересах: существующий между ними конфликт «пропускается» через ребенка, так что мать, например, может поощрять дочь к бунту против отца, который бранит дочь, будучи не в ладу с женой (Minuchin, 1974). Более того, включение ребенка в семейный конфликт рассматривается как повторное воспроизведение и проживание унаследованных семейных проблем, через которые прошли предшествующие поколения (Bowen, 1978). Хотя указанные различия в теоретическом плане могут показаться не столь уж существенными, при выборе терапевтической стратегии они приобретают принципиальное значение. Вместе того чтобы при знакомстве с семьей терапевту заранее настраиваться на встречу с конфликтами, коалициями, враждой и соперничеством, он начинает смотреть на ту же семью как на источник помощи, участия и взаимной заботы. И ребенок воспринимается не как пассивный участник событий, используемый родителями в их разрушительном конфликте, но как инициатор взаимодействия, выполняющего протекционно-защитительную функцию. Хорошо известно: терапевт находит в семье то, что ищет, и теоретические положения, которые он разделяет, легко могут оказаться самосбывающимися пророчествами. В этом смысле искать в семье взаимную поддержку и заботу гораздо продуктивнее, чем изыскивать в ней конфликты и вражду.
Детские поведенческие проблемы самым неожиданным образом могут открыться с полезной для родителей стороны. Так, например, возникшая у ребенка трудность заставляет мать, заботясь о нем, оставаться дома, освобождая ее от необходимости искать работу. Симптом ребенка обеспечивает убедительный предлог, позволяющий родителю избежать неприятной ситуации. Если отец, возвращаясь с работы, чем-то расстроенный и обеспокоенный, при входе в дом узнает, что сын плохо себя вел, он может позволить себе рассердиться на него и отключиться от вызывающих тревогу рабочих дел, вместо того чтобы продолжать терзаться по их поводу. Непослушание сына, таким образом, оказывается относительно полезным для отца. Выступая своего рода громоотводом, ребенок также избавляет и мать от необходимости принимать участие в служебных делах супруга, проявляя сочувствие к нему или ссорясь с ним. Словом, ребенок приходит на выручку обоим родителям одновременно.
Детское покровительство по отношению к родителям — функция системности внутрисемейного взаимодействия. Конечно, было бы наивным полагать, что ребенок намеренно строит планы, размышляя над тем, как бы ему удачнее всего защитить своих родителей, добившись от них любви и заботы. Хотя порой случается и так. Мы далеки от мысли, что истолкование абсолютно всех детских симптомов достигает максимального приближения к истине лишь тогда, когда они рассматриваются в аспекте своей протекционной функции. Нередко предъявленная детская проблема является результатом прямого родительского недосмотра, пренебрежения потребностями ребенка или его физического страдания. Бывает, что элемент детского покровительства полностью утрачивается в тирании, которую ребенок навязывает родителям (более обстоятельно явление такого рода будет рассмотрено в шестой главе). Бывает и так, что основу поведенческих нарушений детей составляет стремление к власти, которой ребенок добивается, прибегая к беспомощности или разрушению. Но независимо от того, кем на самом деле является носитель симптома — защитником или тираном, — мы должны признать как факт, что его отклоняющееся поведение содержит в себе полезную для семьи, хотя и облеченную в неудачную форму, функцию.
Любая организация, в какой бы форме она ни выступала, обладает определенной иерархией, которая выражается в том, что некий человек, по сравнению с другими, наделяется большей властью и ответственностью за все то, что в этой организации происходит . В семейной организации родители, несомненно, занимают более высокое иерархическое положение, нежели дети. Когда же в поведении последних возникают нарушения, выполняющие защитительную функцию по отношению к родителю, иерархическая организация семьи становится неконгруэнтной, или рассогласованной.
Иными словами, родители, благодаря самому факту своего родительства, иерархически находятся в позиции безусловного старшинства по отношению к ребенку, за которого они несут ответственность, обеспечивая его всем необходимым и заботясь о нем. Но ребенок со всеми нарушениями в его поведении по-своему также защищает и опекает родителей, помогая им избежать взрослых трудностей, возникающих на их пути, и преодолеть свои недостатки. Благодаря подобного рода помощи ребенок также занимает более высокую позицию по отношению к родителям. Начиная вести себя нормально, он теряет ту власть, которую ему обеспечивает его проблемное поведение, а тем самым лишается и возможности помочь родителям. Чтобы преуспеть в изменении детского поведения, последние должны преодолеть собственные трудности, чтобы в «опеке» со стороны сына или дочери пропала нужда. Детская защита, конечно, на время позволяет взрослым ускользнуть от возникающих между ними конфликтов, но она не только не поможет им открыто взглянуть в лицо собственным трудностям, попытавшись решить их, но, как часто случается, надолго удлинит путь к подлинному решению существующих проблем.
Возникает вопрос, на который и должен ответить терапевт: каким образом вынудить ребенка отказаться от симптоматического поведения, наперекор тому, что оно составляет основу его власти и силы?
Подобного рода цель не может быть достигнута терапевтом прямыми средствами. Поскольку власть ребенка высоко простирается над родителями, как видно, именно родители и должны отобрать у него эту власть. Но тут возникает следующая дилемма: чем настойчивее родители стараются изменить своих трудных детей, тем сильнее те держатся за симптом и его функцию. В попытке разрешить дилемму, терапевты испробовали разные способы. Один из них — рекомендация игнорировать симптом. Другой состоит в требовании, чтобы родители платили ребенку вниманием и вознаграждали его лишь тогда, когда тот прекращает проявлять признаки симптоматического поведения. Остальные подходы к решению (они будут представлены ниже) ставят своей целью дискредитацию детского проблемного поведения: оно должно перестать служить средством помощи родителям, но не лишая ребенка возможности быть им полезным, а уступив место другому, более адекватному образу действий.
