Секс в искусстве и в фантастике - Бейлькин Михаил Меерович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Так ли уж нужен геям хороший конец?
«Морис» Эдуарда Форстера, начатый в 1912 году, через год был подготовлен к печати, но автор так и не решился на публикацию. Согласно его воле, роман и рассказы, посвящённые теме однополого влечения, вышли в свет лишь спустя год после смерти писателя.
Когда, наконец, самое исповедальное детище английского классика стало доступно читателям, оно было встречено ими весьма прохладно. Андрей Куприн, переводчик Форстера, пишет: «Многие полагали, что роман безбожно устарел. Некоторые ждали более автобиографической книги, иные – более откровенных любовных сцен. <…> Интересно, что ожидали критики от романиста, действительно отличавшегося благородной сдержанностью стиля, – не иначе, как порнографии?».
Подобный приём, возможно, не удивил бы автора. Он полагал, что отвержение его книги предопределил счастливый конец романа, который, однако, был «непременным условием, иначе бы я не взялся писать вообще. Я придерживался того мнения, что хотя бы в художественной прозе двое мужчин должны влюбиться друг в друга и сохранить свою любовь на веки вечные, что художественная проза вполне позволяет <…>. Счастье – основная тональность всей вещи, и это, кстати, возымело неожиданный результат: рукопись стала вовсе непечатной. <…> Имей она несчастливый конец, болтайся парень в петле или ещё как-нибудь наложи на себя руки – вот тогда всё в порядке, ведь в ней нет ни порнографии, ни совращения малолетних».
Форстер не вполне логичен: хороший конец книги мог бы объяснить ярость представителей гомофобно настроенного «нормального» большинства, но отнюдь не разочарование читателей-гомосексуалов. Они-то должны были бы ликовать по поводу обретения героями романа «вечной» любви, такой редкой в реальной жизни геев. В то же время, и геи, и гетеросексуалы с одинаковым чувством восхищения встретили «гомосексуальные» новеллы Форстера, охотно прощая им их печаль и беспросветность.
Похоже, не хороший конец, а что-то иное снижало популярность «Мориса». Об этом свидетельствовал и успех американца Гора Видала. Конец его романа был печальным, но вовсе не пораженческим – сочетание, казалось бы, способное вызвать противоположные эмоции у геев и у представителей сексуального большинства. Написанный на тридцать лет позже, чем «Морис» Форстера, «Город и столп» был опубликован на 23 года раньше его. Книга Видала, вызвавшая поначалу протесты консервативно настроенных людей, вскоре была высоко оценена читателями и критиками вне зависимости от их сексуальной ориентации.
Этот феномен требует обсуждения, хотя бы и краткого. Герой романа Джим, даже не подозревая о собственной гомосексуальности, был влюблён, как уже говорилось, в своего школьного друга. Боб, окончивший учёбу на год раньше Джима, собирался стать моряком и оставить родной городишко. На прощанье ребята провели вместе уик-энд на лоне природы. Они купались нагишом, боролись, обсуждали планы на будущее; под вечер борьба возобновилась. «Они прильнули друг к другу. Джима переполняло чувство близости с Бобом, его телом. С минуту оба делали вид, что борются. Затем они остановились. Долго никто из них не шевелился. Их гладкие подбородки соприкасались, пот смешивался, и дышали они быстро и в унисон.
Внезапно Боб отпрянул. Секунду они откровенно смотрели в глаза друг другу. Потом Боб медленно, печально закрыл глаза, и Джим осторожно коснулся его, как он это делал в своих мечтах много-много раз – без слов, без мыслей, без страха. Когда глаза закрыты, мир обретает своё истинное лицо.
Когда их лица соприкоснулись, Боба пробрала дрожь, он глубоко вздохнул и заключил Джима в объятия. Теперь они стали одно, один перешёл в другого, их тела соединялись в первородной страсти – подобное к подобному, металл к магниту, половинка к половинке, восстанавливая целое. <…>
Боб лежал, не двигаясь, глядя в костёр. Но, заметив, что Джим смотрит на него, ухмыльнулся:
– Ничего себе мы повеселились! – сказал он, и всё закончилось.
Джим взглянул на своё тело и как можно непринуждённее сказал:
– Вот уж точно.
Потом ребята молча искупались. Боб нарушил молчание, только когда они возвратились к костру. Говорил он резко:
– Знаешь, мы вели себя как последние дураки.
– Наверно. – Джим сделал паузу. – Но мне было хорошо. Теперь, когда его мечта стала явью, он чувствовал необычайную смелость. – А тебе?
Боб уставился в желтоватый костёр.
– Понимаешь, с девчонками это по-другому. Не думаю, что это хорошо.
– Почему?
– Считается, что парни не должны этим заниматься друг с другом. Это неестественно.
– Может, и неестественно. – Джим посмотрел на освещённое костром тело Боба – стройное, мускулистое. Смелости теперь ему было не занимать, и он обнял Боба за талию. Страсть снова завладела ими, они обнялись и упали на одеяло».
Перед отъездом Боб обещал писать, но ему уже было не до Джима. А тот, чтобы разыскать друга, тоже стал матросом. Корабль ему пришлось покинуть. На пару с сослуживцем они пошли к проституткам. Поскольку половое возбуждение у юноши так и не наступило, он ретировался, слыша вслед убийственную для него реплику своего спутника:
« – Пусть педик идёт! Меня хватит на двоих».
Потом Джим работал тренером по теннису, служил в армии, стал совладельцем спортивной фирмы в Нью-Йорке. Его спортивность и красота привлекали всех, так что недостатка в поклонниках и поклонницах он никогда не испытывал. Среди его любовников попадались люди достаточно интересные и даже талантливые; впрочем, часто дело сводилось к случайным партнёрам, найденным в барах. Он «…никак не связывал то, чем занимались они с Бобом, с тем, чем занимались его новые знакомые. Многие из них вели себя по-женски. Часто, побывав в их обществе, он изучал себя в зеркале – нет ли каких-либо женских черт в его внешности или в манерах. И всегда с видимым облегчением отмечал – нет. <…> И женщины по-прежнему жаждали его любви, и когда он не оправдывал их ожиданий, (он сам до конца не понимал – почему?), они считали, что это их вина – не его. Никто не подозревал, что каждую ночь он мечтал о высоком парне, с которым был на речном берегу».
В поисках Боба прошло девять лет. Наконец Джим узнал, что его друг вернулся в родной городок и женился. Состоялась долгожданная встреча. Боб только что обзавёлся сыном и гордился тем, что почти не изменяет любимой жене. Джима он встретил сердечно, но, казалось, напрочь забыл о происшествии у реки. Они вновь расстались; Боб ушёл в море, а Джим вернулся к своему теннису. Он был уверен, что когда-нибудь непременно вернёт любовь друга. Прошёл ещё один год ожидания новой встречи, пока Боб не появился в Нью-Йорке и не пригласил его к себе в отель.
Джим всё-таки навязал Бобу воспоминание об их юношеском уик-энде.
« – Да, что-то вспоминаю. – Он нахмурился. – Мы тогда такие дураки были.
Конечно же, он не забыл. Теперь всё вернётся.
– Да. Неглупые такие дураки.
Боб хмыкнул.
– Наверно, все мальчишки что-нибудь такое вытворяют. Хотя и чудно, но, слава богу, больше со мной такого не случалось.
– Со мной тоже.
– Я просто думаю, что мы с тобой в душе были два маленьких гомика, – Боб ухмыльнулся.
– И ты что, больше никогда этого ни с кем не делал?
– С другим парнем? Чёрт, конечно, нет! А ты?
– И я нет.
– Ну тогда давай ещё выпьем!
Вскоре оба были пьяны, и Боб сказал, что хочет спать. Джим сказал, что тоже хочет спать и, пожалуй, пойдёт домой, но Боб настоял, чтобы Джим переночевал у него. Они сбросили одежду и в одних трусах забрались на незастеленную кровать. Боб, явно вырубившись, лежал на спине, закинув руки за голову. Джим смотрел на него – точно ли он спит. Затем он смело положил руку на грудь Боба. Кожа была гладкой, как прежде. Он легко коснулся медных волосков ниже пупка. Затем осторожно, словно хирург, делающий сложную операцию, расстегнул шорты Боба. Боб пошевелился, но не проснулся, когда Джим, распахнув шорты, обнажил густые светлые волосы, ниже которых – его вожделенная добыча. Его рука медленно сомкнулась вокруг члена. Ему казалось, что он держит его целую вечность. Потом он кинул взгляд в изголовье и увидел, что Боб проснулся и смотрит на него. Сердце у Джима остановилось.
