Психология свободы - Ткачёв Виктор Григорьевич (книги онлайн TXT) 📗
У человека – до известной степени всё наоборот. Не сам психовыливается в окружающую среду, а психовливает окружающую среду в себя, – и модельно живёт в ней, как в части своего внутреннего мира (тем безнаказанно кроя свои отношения с ней, как хочет).
Животное, если в принципе, тоже могло бы этак "моделью впустить в себя" среду окружения, но поскольку оно (как психика) не организовало себя во внутренний феномен сознания, то бишь не выделило – как таковым – себя из среды в своём понимании этих дел (именно это, в одной из стилизаций, означает иметь сознание), то оно тем впуском внутри психики своей попросту сольётся с "появившимся там" средоокружением, и, значит, некому будет модельно себя вести в нём. То есть в этаком трюке – трюке создания в психике виртуальной внешней среды – оно не нуждается. Вынужденная ненуждаемость!..
То, что мы называем имением собственного "я", – а быть при таком имении – означает невозможность не обладать сознанием, – такое есть не что иное, как разложенность на два "я" того в нас, что может быть условно обозначено как "я" животного". Как животное "я" распадаешься на две взаимопротивопоставленные равные части. Мы финт подобного психораспадения в своей жизни осваиваем, животные нет, соответственно преимущества наши в отношениях со средой – на ступень больше. Животное, если можно так выразиться, слишком цельно внутри себя-психики: с одной-то стороны это хорошо – от того ему где-то лучше внутри себя, нежели нам, но с другой стороны – это плохо: человеческая противопоставленность самому себе – позволяет находить решения на ступень более высокого класса, давая техническую возможность постоянно заворачивать путь поиска.
В общем, с точки зрения человека – животное сознания не имеет, поскольку не способно в себе его переносить – как внутренний феномен – за счёт "сейчас". С точки же зрения "вообще" – оно его имеет: просто за счёт психомеханики, на ступень более примитивной, нежели у человека (что и даёт – при желании – последнему возможность теоретизационно "не замечать" её – в качестве наводчика сознательности). То механика, которая в моменте настоящего обеспечивает хозяину сознание лишь виртуальным. Лишь виртуально удерживает его, а не реально, как то у человека.
3. Резюмируем. Жизнь каждого замешана на его мышлении. Ну, на макродействии под названием "мышление". Или сказать, на мышленческом оперировании. На макродействии умствования. Наведения в себе как внутреннем проприорецептивном поле комплексных мото-образований под названием "смыслы" (здесь внутреннем – в значении несвязанности с внешними действиями, не задаваемости напрямую ими, а так-то проприорецептивное поле по-любому внутренне – не выходит за рамки ощущений, говорящих о теле и всём, что в нём, включая психику)... Итак, всё замешано на мышлении. А уж у того реализована непрерывная самоподсиживаемость. Ну, в смысле, маркирующим свойством у человека проходит непрерывная подсиживаемость самого себя в макродействии мышления. Это надо ж допереть до такого: создавая, непрерывно перечёркиваешь созданное! Создаёшь в непрерывной перечёркиваемости создаваемого! Пусть перечёркиваешь только в зачатке, в качестве лишь принципа, но всё-таки именно перечёркиваешь! Перечёркивание такое как процесс, слитый с самим создаванием и равносильный ему. Что этакий перманентный акт, выступающий на первый взгляд глупостью, выведет то "обижаемое" им создавание на новый, невиданный рубеж, – это надо ж было до такой догадки в своё время допереть нашей природе! Ну, нашей дочеловечесой психике, прежде чем стать человеческою. У каких существ психика догадывается извернуться в себе до такого, те начинают обладать сознанием. Человек – в числе таких "догадливых" существ. Вот так мы обрисовываем наличное положение.
4. А теперь самое время обратиться к родному языку. Ведь отмечалось, что человеческий язык – прямо как бы в помощь нам! – содержит многие психоустроенческие отдифференировки, в том числе – на текущую тему. Вот и воспользуемся.
Таковое свойство языка – не открытие автора, давно заметили и до него. Однако всей той пользы, какая из того свойства возможна, человеческая культура поиметь пока не сподобилась. Вот и подсобим.
Возьмём русское слово "сознание". То бишь – со-знание! То бишь совместное знание. То бишь – как минимум два самостоятельных знания (неких параллельных) чего-то одного и того же. Как видим, всё правда: переносящее понятие слово в сжатой форме содержит обозначенность сути психомеханики соответствующего понятию психоявления. В выступаемости того психоявления составною частью нашей психики.
Итак, мышление распараллеливается в каждой заведомо точке – своей прилагаемости к чему-то в качестве перемалывающего механизма. Именно это следует из понятия сознания – в его русской словесной передаче. В самом деле, промысленность даёт знание, а поскольку в нас-психиках – со-знание по поводу каждого элемента мира-жизни, то и промысливаний каждого элемента – должно быть два, тем неизбежно противопоставленных. Вóт какая психомеханика обеспечивает нам внутренний феномен сознания!
Во всяком случае, она есть ядерная часть явления, которое в целом называем человеческим сознанием. Ну, а если не вдаваться в частности, то сознание, повторюсь, есть то, чем ты как субстанция души обладаешь в порядке своей воплощённости в мышленческую моторику.
Теперь полнее о распараллеливании мышления, в силу важности этого принципа. Распараллелить мышление – значит сделать его способным иметься в лице двух одновременных составляющих. Причём распараллеленность фигурирует во всей полноте (а не игрушечно!) тогда только, когда одна составляющая способна подсиживать, осомнёвывать другую, то есть мышлению его носителем позволяется быть противопоставленным в себе. Ну, позволяется самому себе противоставиться. Из чего не следует, впрочем, что эта позволенность непрерывно реализована в степени крайних возможных результатов. Так что выразимся вот как: если некая совокупность мыслительных актов создаёт определённое знание, то при означенной позволенности – как минимум реализована однотипная с ней созданность ещё и другого знания о том же, другое знание того же, более-менее противопоставленного первому. И твоя психовоплощённость в непрерывной такой реализованности – и есть психофигурируемость сознательным в порядке имеемости ума. Вот так примерно.
Для сравнения стоит взять китайский язык, относящийся по своему семантическому типу к так называемым корневым языкам, а потому в принципе не могущий кодировать смыслы в словах с помощью приставок и суффиксов (каждое слово там – всегда лишь голый корень). Так вот, в китайском слово, переносящее понятие "сознание", не явит тех психомеханостных указаний, что являет нам его собрат в русском языке – благодаря приставке "со". Но это ничего не значит. Достаточно, чтоб хотя в одном из сотен языков мира нашлось слово, несущее психоустроенческую отдифференцировку по психоявлению, которое оно обозначает. Просто, значит, за счёт э́того языка (и генерировавшего его этноса) человечество умудрилось заглянуть в свою психо-внутренность, только и всего. А почему за счёт этого, а не того, сие уже вопрос праздный для практика. В том и сила человечества, что в одном языке – посредством одних слов-понятий оно закодированно заглядывает в психику, в другом – посредством других, а по совокупи всех языков – создаётся невзначай целый "толковый словарь" подобных заглянутостей. И жаль тут, что нет ни одного психолога, знающего все языки мира! Можно, конечно, составить (на родном языке) список психопонятий, а потом сделать выписки словесных обозначенностей (со всеми синонимами) каждого из них во всех известных языках мира. Таким образом, на каждое понятие пришлось бы несколько сотен словесных обозначенностей, – часть дублировалась бы (языки взаимствуют друг у друга и калькируют друг с друга; типичный образчик кальки – слово "предмет" в русском со слова "object" в английском), часть явила бы собой отвлечённые слова, бесполезные для дела психоотдифференцировывания, но по крайней мере несколько – содержали бы психонаводки по понятию, каждая свою. Да вот только толку от этих наводок обладателю списка было бы мало – чтоб постичь наводку, надо знать язык, которому принадлежит содержащее её слово, в той степени, когда чувствуется уже его "душа", того языка. А все языки, повторяю, так никто не знает.
