Для подростков или Вся правда о наркотиках - Ципоркина Инесса Владимировна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
В некотором роде удачная находка: таким образом можно избавиться от стыда, перенеся его на окружающих. Но, как и всякая разновидность защиты, высокомерие отнимает у человека возможность к нормальному общению и нормальному развитию. Высокомерие часто связано с отрицанием: нельзя упиваться собой и в то же время осознавать пороки своей драгоценной особы. Значит, их надо не замечать. Или, на худой конец, считать грандиозными, небанальными, заслуживающими внимания и уважения.
Высокомерная личность нуждается в постоянной стимуляции своей убежденности, иначе в представления о собственной грандиозности змеей вползают ненужные сомнения, а также воспоминания о нехороших взглядах, усмешках, пересудах. Состояние опьянения устраняет все эти негативные ощущения, избавляет от приступов стыда, прорвавших психологическую защиту. Высокомерный алкоголик становится особенно высокомерен накануне срыва, когда у него возникает ощущение собственной дефектности, требующее немедленного искоренения. В семейной жизни аддикт может избрать своей мишенью близких, постоянно их распекать, попрекать, унижать, утверждая свое превосходство во всем — и в главном, и в мелочах. Лишь так он может защитить себя и свое пьянство. Иначе ему придется признать, что он не только не лучше, но даже хуже других.
Наиболее парадоксальным вариантом защиты является эксгибиционизм. Основной его принцип — привлечь внимание любой ценой. Хождение в странных нарядах, произнесение шокирующих речей, сексуальная неразборчивость — все идет в ход. Подобная тактика рождается в том возрасте, в котором ребенок проходит стадию осознания своей отдельности от других живых существ. В это время дети стараются быть в центре внимания, чтобы не оказаться покинутыми и отвергнутыми. На бессознательном уровне человек может сохранить это чувство: пока на меня смотрят, я в безопасности. Возможно, у эксгибициониста присутствует невысказанный страх, что оставшись в одиночестве, он перестанет существовать. У Сомерсета Моэма в романе «Театр» сын знаменитой актрисы признается матери: «Когда ты заходишь в пустую комнату, мне иногда хочется внезапно распахнуть дверь туда, но я ни разу не решился на это — боюсь, что никого там не найду». Примерно того же рода и страх эксгибициониста, боящегося не найти себя в пустой комнате.
Разумеется, не всякое публичное поведение можно отнести к проявлениям эксгибиционизма. Многим нравится разыгрывать спектакли дома, на работе, в магазинах, в транспорте. Если бы человечество состояло исключительно из интровертов и социофобов, общественные мероприятия были бы невозможны.
Эксгибиционизм используется не просто для того, чтобы оказаться на виду, а, наоборот, для того, чтобы скрыть чувство неадекватности и стыда.
Именно для этой цели эксгибиционисту необходим алкоголь или наркотик — он растормаживает, подавляет механизмы торможения, мешающие чересчур откровенному поведению.
К тому же от человека, веселящегося подшофе, принято ждать раскованного поведения: кто хоть однажды в новогоднюю ночь не представал перед гостями маленьким лебедем в марлевой пачке, бумажной короне и резиновых ластах? И никого это зрелище не шокировало. Хотя маленькому лебедю, прибывшему, скажем, на собеседование в полном лебедином обмундировании, вряд ли доверят ответственный пост и перспективный проект. Состояние кайфа позволяет пренебрегать социальными нормами. А значит, можно притвориться пьяным или обколотым, чтобы иметь право в упор не замечать причиненного тобой дискомфорта. И в первую очередь не замечать собственного стыда и не воспринимать глубины собственного падения.
И последняя форма защиты — ярость. Она часто проявляется в ходе психотерапии, когда консультант задерживается на материале, постыдном для «объекта». Психологи нередко избегают расспрашивать пациента по поводу возможной химической зависимости: сами вопросы на эту тему могут восприниматься как угроза или нарушение прав человека. Притом пациент ощущает себя загнанным в угол и вынужден атаковать. Его подсознание буквально разрывается от ужаса: «Если мой стыд будет обнаружен, я не переживу этого. И если ты захочешь раскрыть мою подноготную, знай: я буду защищаться. Вплоть до убийства своего психотерапевта». Периодически это чувство обращается на окружение, а то и на весь мир в целом.
Хронически разъяренные люди воспринимают реальность как опасное место, где любой может попытаться их пристыдить. И большая часть их жизненной энергии уходит на защиту от возможного нападения.
Им некогда радоваться. Они ищут повод для гнева. Так формируется порочный круг: агрессия порождает отчуждение, а отчуждение, в свою очередь, укрепляет агрессию. Дистанция между разъяренным аддиктом и другими людьми увеличивается. Аддикту кажется, что он нашел хороший способ избежать стыда, хотя он лишь усугубляет ситуацию: когда от человека все отшатываются, он все сильнее чувствует свою дефектность и становится все более агрессивным. Спираль стыда накручивает новые витки.
На очередном витке ее личность становится настолько неадекватной, что начинает все разрушать и вокруг себя, и в себе самой. Любой намек на осуждение — и взбешенный индивид взрывается очередной тысячей мегатонн. За ним тянется полоса выжженной земли и такая же выжженная земля — у него в душе. Никто не в силах общаться с этим ходячим складом оружия. И даже психолог не всегда способен терпеть яростное поведение пациента, не отвечая гневом на гнев. Чем дольше строится такая система защиты, тем меньше у человека шансов вернуться к жизни. Ярость — чрезвычайно болезненная и дорогостоящая защита, но именно поэтому от нее трудно отказаться.
Вообще, чем крупнее затраты, тем проблематичнее отказ. Здесь мы тоже имеем порочный круг: человеку кажется, что удорожание защитных систем (что в материальном, что в психологическом плане) делает их более надежными, и он изрядно тратится на возведение личной крепости. А потратившись, уже не в силах отказаться от своего супернадежного бункера. И даже не в силах из него выйти. Поэтому важно остановить процесс в самом начале, когда потери не слишком велики, а зависимость от «индивидуального средства защиты» вроде алкоголя или наркотика еще не сформировалась.
К сожалению, мало кто спохватывается вовремя. Как правило, к психотерапевту обращаются не на первом и даже не на втором витке спирали стыда, а лишь тогда, когда инциденты, вызванные прогрессирующим стыдом и психологической зависимостью, принимают весьма серьезный характер. С чего начинается обостренное, неумеренное, опасное чувство стыда?
«Стыд определяет сознание»
Так сказал польский юморист Станислав Ежи Лец. Хотя для психолога это высказывание не содержит ни капли юмора, одну только правду и ничего, кроме правды.
Именно стыд, а также страх неодобрения и наказания используются в качестве главных инструментов социализации: благодаря им личность усваивает запреты и рамки, ограничивающие поведение и придающие этому поведению формы, принятые в данном обществе. Система поощрений, конечно, тоже работает неплохо. Но человечество традиционно предпочитает пунитивную систему [22], рассуждая следующим образом: от пятнадцатого куска сахара без сожаления откажется даже попугай, прилежно изучающий достижение философской мысли — фразу «Попка дурак, ибо ничем не отличается от своего хозяина»; зато наказание под аналогичным номером может освежить способности не только попугая — оно чьи угодно способности освежить может. Как тут в процессе обучения не прибегнуть к безотказному приему? Наказать, пристыдить, отвергнуть — впредь умнее будет! Может, и будет. Все зависит от того, понимают ли родители, какое это опасное средство — стыд.
Процесс формирования личности стыдом начинается в раннем детстве. Существенную роль в том, какими будут взаимоотношения личности со стыдом и страхом в течение жизни, играют родители. Их поведение с ребенком обусловливает формирование и развитие схем реагирования на эмоциональные раздражители. Неумелое и чрезмерное использование стыда в качестве не столько орудия, сколько оружия приводит к неприятным последствиям: ребенок приобретает специфическую уязвимость и впоследствии становится легкой добычей для «химзащиты» от чувства собственной дефектности. И если в детстве человек усвоил определенные стандарты защиты в форме гнева или отрицания, переучиваться сложно. А в некоторых случаях и вовсе бесполезно. Поэтому деформацию личности лучше предупреждать, нежели лечить.