Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (бесплатные серии книг txt) 📗
Принцип действия саней Скотта основывался на гусеничном ходу. Они оказались первым гусеничным транспортным средством, разработанным специально для движения по снегу, хотя самую первую рельсовую тележку всё же изобрели американцы. Идея использовать гусеничный ход была совместной — она принадлежала Скелтону и Хамильтону, одному из инженеров лорда Ховарда де Вальдена. Скелтон в процессе работы над деталями придумал поместить на гусеничную ленту пластины, которые должны были загребать снег.
Этот автомобиль намного опережал своё время. Его создание требовало многочисленных испытаний и чёткой проработки каждой детали. В то время многие транспортные средства проверялись в холодных условиях Канады и России, однако Скотт отдал Скелтону распоряжение не «терять время в морозильных камерах», тестируя двигатели. Таким решением он снова продемонстрировал характерное для него нетерпение в тот самый момент, когда требовалось максимальное внимание, не говоря уже о пренебрежении к требованиям технологии и нюансам полярной обстановки.
Между тем, заполучив щедрого мецената и увлечённого доверенного помощника, которые без устали работали над этим проектом, Скотт всецело посвятил себя профессиональным обязанностям и личным делам.
Глава 17
Эдвардианский брак
Экстравагантное, почти вульгарное общество времён короля Эдуарда VII было падко на известных людей, несмотря на своё строгое, по сути католическое, мировосприятие. Полярные исследователи привлекали очень большое внимание публики. Таков был мир, в который попал Скотт, вернувшись из Антарктики. Как популярный исследователь он приобрёл определённое положение в обществе, прежде недоступное ему. Перед ним распахнулись ранее закрытые двери — и он с восторгом окунулся в атмосферу своего первого светского сезона в Лондоне, чувствуя себя триумфатором. По словам сэра Клементса Маркхэма, Скотт «расцвёл и выглядит как идеальный капитан линкора». Он чувствовал себя блистательным джентльменом, несмотря на то что Уильям Теккерей в безжалостно-карикатурном виде изобразил его в своей «Ярмарке тщеславия» в образе денди и повесы Спая.
Скотт упивался успехом. Теперь он мог побаловать себя, поскольку получал капитанское жалованье и гонорар от продажи книг. Более того, у него появились деньги, чтобы помогать матери. Она переехала в новый дом по адресу Окли-стрит, 56 в Челси, и Скотт по-прежнему жил с ней.
Благодаря своей сестре Итти Эллисон-Макартни Скотт познакомился с эпатажным миром художников, писателей и актёров. В театре Итти подружилась с Мэйбл Бердслей, сестрой Обри Бердслея, известного художника конца XIX века. Замужняя и остепенившаяся Мэйбл обожала знаменитостей. Благодаря рекомендации Итти Скотт начал появляться на «чаепитиях по четвергам» в её доме в Пимлико. Там, в атмосфере дряхлеющей эстетики и утончённого декаданса, Скотт познакомился с Максом Бирбомом, друзьями Оскара Уайльда и другими долгожителями из мира искусства девяностых годов XIX века. Он начал флиртовать с Мэйбл, и между ними завязалась переписка. «Снова служу королю и Отечеству, — писал он ей с редкой несерьёзностью, вернувшись на свой корабль. — Теперь долго оставаться мне без театров и чаепитий».
На одном из званых обедов, устроенном Мэйбл в марте 1906 года, Скотт познакомился с Кэтлин Брюс. Макс Бирбом, с которым она сидела рядом, представил её Скотту как «талантливого скульптора». Её бабка по матери была гречанкой. В остальном Кэтлин была чистокровной шотландкой, младшим ребёнком в семье деревенского священника, имевшего одиннадцать детей. Она должна была стать учительницей, но вместо этого занялась скульптурой и поступила в художественную школу Слейда в Лондоне. Некоторое время жила в Париже, познакомилась там с Пикассо, Роденом и другими представителями мира искусства. Видимо, Кэтлин относилась к тем людям, которые стремятся попасть в окружение знаменитостей. Она была страстной поклонницей танцовщицы Айседоры Дункан и жила почти богемной жизнью с оттенком бисексуальности. Гертруда Стайн, американская писательница-авангардистка, известная своими лесбийскими наклонностями, находила Кэтлин «прекрасной, очень атлетичной английской девочкой». Импульсивная и кокетливая, она имела впечатляющие актёрские способности.
Скотт как раз в то время — осознанно или нет — подыскивал жену и внезапно получил необходимую в таком тонком деле свободу заниматься личными делами, которую обеспечило ему Адмиралтейство, каким-то мистическим образом почувствовав его нужду. Он покинул «Албемарл» 25 августа 1907 года и на пять месяцев перешёл на работу с половинным жалованьем. Возможно, под влиянием своих новых эпатажных знакомых он вышел из масонской ложи.
Родственники Скотта считали его волокитой. Его недавним увлечением была актриса по имени Полин Чейз, инфантильная, как знаменитый Питер Пэн Джеймса Барри. Тем не менее Скотт плохо разбирался в женщинах.
Кэтлин Брюс, с её экстравагантным богемным образом жизни, «поездками на континент» и слухами о работе медсестрой на одной из Балканских войн, не походила на других его знакомых. Она была хищницей, то есть большей хищницей, чем другие. Ей скоро должно было исполниться тридцать, и она всерьёз опасалась остаться ни с чем. Скотт оказался для неё лёгкой добычей.
Ему всегда нравились умные женщины, и (отчасти) Кэтлин привлекла его своим искусством вести беседу. Несколько месяцев подряд они почти всё время были вместе. Находясь в разлуке, они писали друг другу тонны любовных писем, почти начисто лишённых юмора и, что удивительно, страсти. Скотт в них представал отнюдь не властным любовником, а скорее приниженным, ищущим себя человеком. В одном из таких писем он поделился с Кэтлин своей догадкой, объясняющей его неудачи как лидера, и довольно убедительно предположил, почему не вдохновляет людей. Это было подлинное эхо «Дискавери»:
Моя личность — жалкая и ничтожная по сравнению с твоей. Я не способен ни вдохновить, ни наполнить чью-то жизнь смыслом, но склонен доминировать единственно за счёт упорства (ты видела последствия этого, ничего не поменялось). Я ненавижу такого себя и ненавижу чувство ответственности, но, похоже, изменить ничего не смогу.
К январю 1908 года идея свадьбы витала в воздухе. Кроме того, Скотту снова поручили руководство кораблём. Ближе к концу месяца почти без предупреждения он получил назначение на «Эссекс». Этот крейсер был шагом назад по сравнению с линкорами, которыми он командовал ранее. Учитывая длительный период службы за половинное жалованье, это назначение можно было косвенно трактовать как наказание за столкновение «Албемарла».
В начале марта мотосани, заказанные Скоттом, были готовы. Доктор Шарко, француз, который находился в Антарктике одновременно с ним, сейчас тоже работал над совершенствованием мотосаней, а потому предложил Скотту провести совместные испытания в снегах у Лотере, во французских Альпах. Скотт решил поехать туда сам, отказавшись от услуг посредника, хотя и рисковал тем, что о его планах могло узнать Адмиралтейство. Это было серьёзным нарушением правил, поскольку даже в отпуске он был обязан иметь возможность в течение двенадцати часов после получения приказа командования прибыть на свой корабль, стоявший в Портсмуте. Он попросил мать отправить после его отъезда в Адмиралтейство телеграмму с просьбой увеличить этот срок до тридцати шести часов и пересёк Ла-Манш. В Париже из публикации в «Континентал Дейли Мейл» он узнал, что «Нимрод» вернулся в Новую Зеландию и Шеклтон всё же высадился на «его» месте в проливе Мак-Мёрдо. Детская обида захлестнула Скотта, и он немедленно излил её в письме Кэтлин:
Разве не показывал я тебе наше с ним соглашение — совершенно прозрачное, чёткое, абсолютно обязательное к исполнению с точки зрения чести? Он однозначно согласился не приближаться к месту нашей старой зимовки… теперь просто невозможно сделать что-либо до тех пор, пока о нём снова не придут какие-то вести… можешь догадаться, о чём я сейчас думаю.
