Все тайны Земли, которые ты должен узнать, прежде чем умрешь - Пименова В. Л. (первая книга txt) 📗
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно знать кельтские сказания. Именно в них мы найдем ответ на мучительную загадку. Ибо по кельтским (друидическим) законам физическое уродство или тяжелая рана с потерей части тела лишала короля права занимать его высокий пост. Именно потерянная в бою рука, хотя удалось сделать ее серебряный аналог, делает Нуада бесправным, то есть после потери руки он не может управлять своими землями, поэтому требуется новый вождь — здоровый, так сказать телесно целый. Это древнее верование, идущее с самого дна нашей истории, когда считалось, что больной властелин делает увечной и свою страну. И есть немало преданий о том, как таковых вождей изгоняли, а на их место ставили здоровых. В этом плане незаданный вопрос Персиваля — это отказ от восстановления справедливости.
Как нам известно, рана нанесена копьем, которое является причиной несчастья (незаживающая рана). И в то же время это копье источает кровь, одна капля падает на руку героя, делая его соучастником преступления. Мы не видим рану, но мы видим кровь раны — алую на белом, что символизирует святость и чистоту вкупе с силой любви. Это именно те качества, которые должны сделать все как было: то есть исцелить рану, очистить то, что было осквернено. Несчастья, которым подвергнется земля короля из-за молчания Персиваля, — оно как раз и связана с осквернением. А суть этого осквернения отражена в легендах и именуется «увечьем» или «опустошенной землей».
По одной легенде, король нарушил данный ему гейс (это довольно странный Кельтский запрет, который налагается на человека, хотя тот может даже и не знать, что запрет наложен) и выполнил действия, которые не имел права выполнять. Из-за этого на всю его страну и на него самого было наведено колдовство (кара богов): три дня ни единый мужчина не сможет взять в руки оружия и отразить нападения врага, враг придет и опустошит земли, перебьет жителей, но мужчины будут лежать, испытывая страшные боли. Известный ирландский герой Кухулин как раз и отражает атаки противника в то время, как король и все мужчины королевства корчатся в муках.
Но откуда и почему возникла у Кретьена мысль снабдить героя неисцелимой раной? Вот тут уже стоит обратиться не к мифу, а к истории и, если быть совсем точными, то к истории Крестовых походов.
В 1098 году во время одного из случайных, не военных, происшествий в Святой земле тяжелейшую рану бедра получил будущий правитель Иерусалимского королевства Годфруа Булонский. На кого-то из воинов напал медведь, и Годфруа схватился с опасным зверем. Медведя он убил, но рана была страшной, вероятно полностью он так от нее и не смог оправиться, потому что в 1100 году, уже будучи протектором Иерусалима, почувствовал себя очень плохо во время одного из походов и умер. Заметьте, что причиной раны был медведь, то есть «артур», «арта». Такая история связана с медведем, то есть с «артуром», в реальном мире. Персиваль стремился служить королю Артуру, но покинул его двор. Это игра ассоциаций, а Кретьен — мастер в таких играх. Важно и то, что «король получил свою рану в честном бою», то есть рана — не наказание за грех или трусость, это отметина героя, и нужен другой герой, который обладает достаточной силой сердца, то есть любовью. Если вспомним девиз тамплиеров, то он звучал так: «Да здравствует Бог Святая Любовь!» Неопытность не снимает вины, как незнание гейса не оправдывает нарушителя. Неопытность лечится только временем и страданиями, что, собственно говоря, и происходит с Персивалем. Но кто такой Персиваль!?
Мы знаем, кто он — мальчик, поверивший в идеалы рыцарей и соотносящий их с ангельским хором, только с мечами. На его белом щите алый крест. Не стоит думать, что этот щит с этим крестом автоматически делают его тамплиером. Рыцарем Христа его делает скорее отношение к миру, ибо в конце XII века, бесспорно, тамплиеры были лучшими воинами и считались «небесными рыцарями». Бернард Клервоский так писал об этом новом воинстве: «Рыцарь Христов, скажу я, может наносить удар с уверенностью и умирать с уверенностью еще большей, ибо, нанося удар, служит Христу, а погибая — служит себе. Он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое и в похвалу добрым. Если он убивает злочинца, то не становится человекоубийцей, а, если можно так выразиться, уничтожителем зла. Очевидно, что он — отмститель Христов злодеям и по праву считается защитником христиан. Если же самого его убьют, то знаем, что он не погиб, а вошел в тихую гавань. Когда причиняет он смерть, то это на пользу Христу, когда же смерть причиняют ему, то это ему самому во благо. Христианин прославляется во смерти язычника, ибо прославляется Христос; смерть же христианина — случай для Царя явить свою щедрость, наградив Своего рыцаря. В одном случае праведные возрадуются тому, что свершилась правда, в другом же скажет человек: «Истинно, есть награда для праведных; истинно, Бог — судия всей земли»». То есть, по сути, тамплиеры для Бернарда безгрешны. Хотя несут смерть, поскольку их рука — продолжение десницы Бога.
Наш неопытный герой тоже безгрешен, хотя совершает ошибки, но он их совершает с чистым сердцем, искренне, не желая принести зло. Ему просто кажется, что он поступает правильно, поскольку ему объяснили, что правильно, а что нет, только он ничего в этом не понял и запутался. Можно ли справедливость утвердить реками крови? Бернард считал, что если это делается с чистым сердцем, открытым голосу Бога, — то можно. Кретьен — что вряд ли. Персиваль же и вовсе ничего не считал; когда это дитя природы стало рассуждать, оно утратило покой и потеряло Бога, то есть любое чужое несчастье юноша стал воспринимать как результат собственных ошибок, на которые спровоцировал его именно Бог.
Что лучше? Грешить, считая, что ты всегда чист и прав? Или считать, что все твои действия и помыслы ведут к греху? Очевидно, эта мысль после более чем полувека Крестовых походов была актуальной. Идеал оказался заляпанным кровавыми пятнами. Алый крест на белом щите кровоточил как стигматы.
Выход, который Кретьен дал своему герою, — научиться прощать себе невольные ошибки, раскаяться в них и больше не испытывать чувства вины. Ибо без возвращения чистоты нельзя двигаться вперед. А вперед в данном случае — по пути к Граалю. Вообще-то с позиции Кретьена Персиваль не совсем герой, для его времени идеал рыцаря выглядел иначе. «Солнцем всего рыцарства, — пишет Мишель Пастуро, — считался
Говен, племянник короля Артура, один из участников Круглого стола, обладавший всеми необходимыми для рыцаря качествами — искренностью, добротой и благородством сердца; набожностью и умеренностью; отвагой и физической силой; презрением к усталости, страданию и смерти; сознанием собственного достоинства; гордостью за свою принадлежность к благородному роду; искренним служением сеньору, соблюдением обещанной верности; и, наконец, добродетелями, по-старо-французски называемыми «largesse» («широта души») и «courtoisie» («куртуазность, изысканность, деликатность, утонченность»). В полной мере это все равно не может передать ни один термин современного языка.
Понятие «largesse» включало в себя щедрость, великодушие и расточительность одновременно. Оно предполагало богатство. Противоположность этого качества — скупость и поиск выгоды, характерные черты торговцев и мещан, которых Кретьен неизменно представляет в смешном свете. В обществе, где большинство рыцарей жили весьма бедно и именно на те средства, что благоволили пожаловать их покровители, литература, естественно, восхваляла подарки, расходы, расточительность и проявление роскоши.
Понятие «courtoisie» еще труднее поддается определению. Оно включает все вышеперечисленные качества, но прибавляет к ним физическую красоту, изящество и желание нравиться; доброту и нестареющую душу, утонченность сердца и манер; чувство юмора, ум, изысканную вежливость, одним словом, некоторый снобизм. Кроме всего прочего, оно предполагает молодость, отсутствие привязанности к жизни, жажду сражений и удовольствий, приключений и праздности. Ему противоположны низость, подлость, мужиковатость (vilainie) — недостаток, присущий вилланам, мужланам, людям низкого происхождения и особенно дурно воспитанным. Поскольку для куртуазности одного благородного происхождения считалось недостаточно, то природные данные следовало облагораживать специальным воспитанием и совершенствовать себя повседневной практикой при дворе влиятельного сеньора. В этом отношении двор короля Артура представлялся образцовым. Именно там находились самые красивые дамы, самые доблестные рыцари, царили самые куртуазные манеры». Иными словами, Персиваль никак не соответствует идеалу своей эпохи, он — дитя в поиске.
