Социальное прогнозирование - Бестужев-Лада Игорь Васильевич (библиотека электронных книг .txt) 📗
В царской России до 1917г. большинство населения было неграмотно. Из грамотных, в свою очередь, подавляющее большинство было малограмотно, т.е. умело с трудом читать и писать, но редко приходилось это делать. Дефицит грамотных был настолько велик, что малограмотных приходилось производить в офицеры и посвящать в священники. Если исключить эти две категории, да еще гражданских чиновников, где в каждом случае счет шел на сотни тысяч, то учителей насчитывалось всего несколько десятков тысяч, а инженеров и врачей – всего по нескольку тысяч, ученых-исследователей – всего несколько сот человек. Это – на всю огромную страну со 150 млн. чел. населения! Запомнилось одно сравнение: «белых воротничков» в России было меньше, чем психически больных и калек.
Особенно плохо обстояло дело с дипломированными специалистами. И еще хуже – после Гражданской войны, когда многие из них были убиты, погибли от болезней или голода, бежали за границу. А университеты были совершенно дезорганизованы, и подготовка специалистов даже в прежних мизерных масштабах прервалась. В 20-х гг. дело дошло до того, что каждого пятого инженера из необходимых нескольких тысяч приходилось выписывать из Германии и США на золото, как самый дорогой импортный товар.
Вот почему перед системой народного образования страны объективно встали две задачи:
1. Сделать всех неграмотных и малограмотных по-настоящему грамотными.
2. Полностью удовлетворить общественные потребности в дипломированных специалистах.
Для решения первой задачи была создана всеобщая 7-летняя школа 1-й ступени (дети и подростки 8—15 лет). Для решения второй – 2-летняя, позже 3-летняя школа 2-й ступени (молодежь 16—18 лет). Однако решение той и другой задачи было сопряжено с огромными трудностями.
Подавляющее большинство родителей – крестьяне и рабочие – по традиции продолжали считать, что школа—это только для детей, и забирали подростков после 2—3 лет учебы для помощи по хозяйству. Пришлось вводить обязательное (принудительное) всеобщее обучение, и вплоть до 70-х гг. по домам ходили контролеры, которые проверяли, кто из подростков уклоняется от посещения школы. Задача всеобщего 7-летнего образования была полностью решена только в 50-х гг.
Школу 2-й ступени в 1922 г. оканчивал только один из ста 18-летних. Поэтому ее учеников целиком ориентировали на подготовку в университет и соответствующим образом программировали учебу. Кроме того, создали сильные стимулы. В 20-х гг. зарплата дипломированного специалиста вдесятеро превышала зарплату даже высококвалифицированного недипломированного. И даже в 50-х гг., когда дипломированным счет пошел не на тысячи, а на миллионы, – вдвое. Тем не менее 10-летнюю среднюю школу оканчивало в 1950 г. всего 5% 18-летних, что было совершенно недостаточно.
Положение изменилось к концу 50-х гг., когда в город хлынули миллионы семей, и современный городской образ жизни стал теснить традиционный сельский. Родители, наконец, сообразили, что отправлять детей в школу гораздо выгодней, чем использовать их дома по хозяйству в ожидании свадьбы: ведь это единственный путь из рабочих и крестьян в служащие, с их «чистой» работой и вдвое большим доходом. И если в 1950 г. среднюю школу оканчивал каждый 20-й из 18-летних, то в I960 г. – каждый 2-й. Спустя еще 5 лет – два из трех. Спустя еще 5 лет – три из четырех. И вслед затем вскоре с большой помпой объявили о грядущем «всеобщем среднем образовании».
Вообще-то 10 лет учебы для молодежи не предел. Есть страны, где никого из молодых людей не выпускают в жизнь без минимум 12 лет учебы в школе. Но в СССР упустили из виду, что «школа 2-й ступени» (последние три года) была и осталась не просто школой, а своего рода «подготовительными курсами для поступления в университет». Почти все время там отдавали математике, поменьше – физике, химии, биологии, еще меньше – истории и литературе. На остальное времени просто не оставалось. Иными словами, там преподавали сугубо абстрактные дисциплины, в обыденной жизни не более полезные, чем латинский или древнегреческий язык. То есть учили не тому, что нужно в жизни, а тому, что необходимо для успешной сдачи вступительных экзаменов в университет.
Заодно многолетней целенаправленной пропагандой добились того, что поступившие в университет стали рассматриваться как «элита», как люди 1-го сорта, а непоступившие либо направленные в школы для подготовки рабочих или недипломированных служащих – как «отбросы», как люди 2-го сорта. Достаточно сказать, что к 1970 г., по данным социологических опросов, до 89% 16-летних собирались поступать в университеты и считали для себя величайшей жизненной трагедией, если бы это не удалось. Между тем университеты, при самом быстром экстенсивном росте (за счет столь же быстрого снижения качества образования и требований к дипломированному специалисту), могли принять не больше 20% абитуриентов школы. Конкурсы в высшие учебные заведения разом взлетели до десятка и более – в некоторых случаях до сотни и более – претендентов на одно студенческое место. Таким образом, миллионы людей стали ежегодно начинать «взрослую» жизнь с жестокого разочарования, с колоссального комплекса неполноценности. Они ожесточались, замыкались в себе и становились психологически готовыми на любое отклоняющееся поведение, не исключая преступного. В итоге, как это ни парадоксально, школа стала играть асоциальную роль – приносить больше вреда, чем пользы для общества.
Это еще не все. Столь же быстро обнаружилось, что далеко не все молодые люди по своей психологии и интеллекту годятся для поступления в университет – даже если бы мест там хватило для всех. Помимо дебилов (клинических идиотов) и так называемых маргиналов, т.е. людей с ущербной психикой и отсталостью умственного развития, «промежуточных» между сумасшедшими и нормальными людьми, существуют вполне нормальные люди с разным соотношением абстрактного и конкретного мышления. Одним легко дается математика и обобщение прочитанного, зато они хуже овладевают машинами, аппаратами, механизмами, приборами, всеми видами ручного труда. У других – все наоборот. Это различие начинает проявляться уже в первых классах школы, а в последних – когда начинаются алгебра, геометрия, тригонометрия, физика, химия, биология, приходится писать довольно сложные сочинения и выступать у классной доски с небольшими докладами – оно сказывается в полную меру.
При этом нельзя сказать, что одни школьники просто глупее других (хотя и это имеет место). Нет, одних природа наделила, образно говоря, талантом певца, а других – танцора. Что лучше – опера или балет? Смотря, какая опера и какой балет! Между тем столь же образно говоря, советских школьников всех поголовно, огулом стали готовить в оперу, объявив балет чем-то ущербным. Что получилось? Не менее четверти школьников уже в первых классах стали испытывать трудности с самыми элементарными формами абстрактного мышления (например сложение и вычитание дробей), поскольку обучение было рассчитано на более способных к нему. А подавляющее большинство (до 2/3 и более школьников) оказались неспособными в старших классах к высшим формам абстрактного мышления (синусы-косинусы, закономерности истории общества, особенности художественного творчества и т.п.). И хотя при иной организации обучения они могли бы стать хорошими недипломированными специалистами, высококвалифицированными рабочими и служащими, в которых все острее нуждалась экономика страны, их начинали третировать как умственно неполноценных. Естественно, они очень ожесточались, и школа очень быстро стала играть роль второго по значению – после неблагополучной семьи – социального источника преступности, выбрасывая на улицу ежегодно более миллиона молодых людей, психологически готовых «отомстить» отвергнувшему их обществу любыми доступными им средствами самоутверждения.
Но и это еще не все. Под напором родительской общественности и молодежи правительство вынуждено было открыть свыше 800 высших учебных заведений (формально по западным стандартам – университетов и колледжей), которые в большинстве своем не были обеспечены в достатке квалифицированным преподавательским составом – его просто не успели подготовить – и другими условиями полноценной подготовки дипломированных специалистов. И если раньше в последних ощущался недостаток, то теперь стал наблюдаться явный избыток. Как уже говорилось, диплом на уровне университета или техникума успел получить каждый четвертый, три с половиной десятка миллионов человек, причем в большинстве они, понятно, оказались посредственными, а то и вовсе плохими работниками.
