Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (бесплатные серии книг txt) 📗
Конечно, могло быть и так. Но в самом дневнике говорится следующее:
Собаки в целом сегодня были лучше, за исключением Страйпса, который после обеда обессилел, и его пришлось везти в санях. Я думал, что он станет следующей жертвой — Брауни умер два или три дня назад, но другие, как я надеялся, продержатся дольше, чтобы стать пищей для выживших.
Важная запись от 10 декабря («мы сделаем бросок на юг… с запасом провизии на месяц и без пищи для собак, потому что они будут питаться друг другом…») оказалась вовсе выброшенной из книги. Скотт пытался представить дело так, будто Страйпса везли в санях из спонтанной гуманности, хотя в реальности он запланировал акт каннибализма: собака должна была стать ужином для своих друзей.
Манипулируя дневниковыми записями, Скотт играл на публику, которая требовала скромности и доброты к животным, пусть даже ложной и показной.
Книга «Путешествие на „Дискавери“» явила собой идеальный образец непрерывной переработки реальности. Так, в ней встречается двусмысленная фраза о том, что в санном походе «мошенничество раскрывается быстро». И далее читатель узнаёт об истории с Шеклтоном, трактовка роли которого в походе на юг, возможно, стала наиболее тонким и вызывающим самое большое доверие примером. Цитаты из дневника мужественного Скотта якобы звучат так:
21 января [1903]… свежий южный бриз, мы отправились в путь, двигаясь вперёд с хорошей скоростью. Шеклтона везли в санях…
Однако в самом дневнике мы читаем следующее:
Вначале Шеклтон впрягся вместе с нами, но через час мы положили его в сани, чтобы он не слишком быстро выбился из сил…
что, конечно, имеет совсем иной смысл. А более поздняя дневниковая запись, гласившая, что Шеклтон «на лыжах ушёл вперёд с компасом [чтобы сориентироваться]», в книгу не попала совсем. Как и все остальные упоминания о том, что на самом деле Шеклтон боролся до самого конца. Автор «Путешествия на „Дискавери“» сознательно создавал впечатление, будто Шеклтон совсем сдал и превратился в беспомощного пассажира, которого всю обратную дорогу пришлось тащить в санях.
Был ли Скотт, изображённый в дневниках, настоящим Скоттом, трудно сказать. В любом случае он существенно отличался от того человека, который предстал перед читателями его книги. Скотт в дневниках сначала совершает необдуманные поступки, а потом намеренно вызывает к себе жалость. Он попеременно робок и опасно безрассуден. В нём заметен недостаток ума и решимости. Он то и дело подвергает себя и свою команду опасностям и проявляет удивительную неспособность учиться на собственном опыте. Он недальновиден и слепо верит в удачу.
Но, с другой стороны, Скотт предстаёт на страницах своей книги как хорошо воспитанный, самоуверенный любитель, превращающий неопытность в добродетель, внушая читателям, что эффективные действия и предотвращение ненужных опасностей почему-то являются недостойными. Оба этих человека имеют друг с другом много общего. Их суждениями управляют эмоции, они живут на границе между иллюзией и реальностью.
Двумя главными промахами экспедиции стали лыжи и собаки.
Но, говоря в «Путешествии на „Дискавери“» о лыжах, Скотт выбирает из дневника только благополучные свидетельства собственных передвижений, разбавляя их характерным и распространённым в Англии мнением, которое становится эхом слов сэра Клементса Маркхэма о том, «что в антарктической области ничто не сравнится с честным и привычным использованием собственных ног».
Что касается собак, то вывод его таков:
Говорить, что они лишь немного увеличивают радиус действий, было бы абсурдом. Верить, что они могут жить вечно и работать бесконечно, не испытывая ни боли, ни страданий, также несерьёзно. Вопрос в том, оправдывается ли всё это выгодой от их использования. Рассуждая логически, я, возможно, скажу «да». Но эта отвратительная неизбежность может лишить — и лишает — санный поход большей части его красоты. По моему мнению, ни одно из путешествий, когда-либо предпринятых на собаках, не достигнет тех высот совершенства, которые возможны, если партия людей идёт вперёд, преодолевая препятствия, опасности и трудности своими собственными силами, без всякой помощи, и день за днём, неделю за неделей ценою тяжёлых физических усилий добивается успеха в решении великой задачи изучения неизвестного. Конечно, в этом случае победа достигается более благородным и достойным способом.
Такова суть всей героической мистификации Скотта — полное одобрение использования людей в качестве тягловой силы. Это хвалебная песнь и моральное оправдание бедствий и регресса, а также представление идеала личного мужества как самодостаточного результата. Книга при всей её напыщенности оказалась достаточно бесполезной. По большей части всё написанное в ней было вздором, но, надо признать, вполне художественным. Книгу характеризовали целостность, стиль, атмосфера и убедительность настоящего литературного произведения. Можно сказать, что с её помощью Скотт себя реабилитировал. Он создал для себя самого вполне достойную роль, а на все свои промахи изящно набросил покров героической легенды.
Книге сопутствовал успех. Почти все без исключения рецензии были благоприятными. Но в общий хвалебный хор врывались голоса тех, кто подозревал автора в скрытности и недомолвках, словно книга всё же давала повод для некоторых сомнений.
Здесь стоит снова вспомнить об Амундсене, который в Арктике преодолел Северо-Западный проход и пересёк Юкон на лыжах, чтобы поделиться этой новостью с миром. Ему тоже пришлось написать книгу, но, поскольку он ещё целый год провёл в снежной пустыне, его воспоминания увидели свет только в 1907 году, то есть на два года позже книги Скотта. В Англии её перевод под названием «Северо-Западный проход» появился в 1908 году.
В «Таймс» книгу Амундсена назвали «ценной летописью памятного достижения». По мнению Атенаума, который считался признанным рупором английского литературного истеблишмента, Амундсен «писал с матросской простотой и… заразительным энтузиазмом». Всё это было совершенной правдой, хотя «Северо-Западный проход» как литературная работа не выдерживает никакого сравнения с «Путешествием на „Дискавери“». Это бесхитростные записи, почти судовой журнал.
Амундсен не был писателем. Цитируя свои дневники, он делал это скрупулёзно. Хотя и выборочно — например, в свою книгу он не включил историю с украденной из Игл-Сити телеграммой и рассказ о ссоре с Виком. Но то, что вошло в его книгу, полностью совпадает с дневниками. Своей безыскусностью «Северо-Западный проход» ошеломил и обезоружил всех критиков. В их рецензиях постоянно встречались слова «простота» и «искренность», которые едва ли можно использовать применительно к «Путешествию на „Дискавери“».
Амундсен — индивидуалист, вольный стрелок. Он был патриотом, но, в отличие от Скотта, не являлся государственным служащим, находившимся в плену командной системы. И при этом «Северо-Западный проход» — гораздо менее эгоцентричная книга. Частично это связано с тем, что Амундсен следовал проверенной временем практике, предоставляя возможность своим спутникам поведать собственные истории. Так, Годфред Хансен с разрешения Амундсена рассказал о санном походе к Земле Виктории — и получил должное признание рецензентов. Кроме того, Амундсен в своей книге позволил всем членам команды играть собственные роли вместо того, чтобы заниматься пустыми словоизлияниями во славу их подвигов. Всё это сильно отличается от того, как написана книга «Путешествие на „Дискавери“». Скотт без конца рисует одну и ту же «восхваляющую себя картину», как честно назвал Лоуренс Аравийский свои «Семь столпов мудрости». Он просто отказывает спутникам в праве голоса и сам говорит за них, при этом как бы невзначай преуменьшая их достижения, чтобы преувеличить свои собственные.
