Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Хантфорд Роланд (бесплатные серии книг txt) 📗
Верными сторонниками Амундсена были Вистинг и Хелмер Ханссен, тихие, простые, преданные люди, не доверявшие Йохансену. Далее, на следующем уровне лояльности, находились Хассель, Бьяаланд и Стубберуд. Их нельзя было назвать восторженными поклонниками Амундсена, начисто лишёнными критического отношения к своему лидеру, но они принимали его власть, одновременно (за исключением Хасселя) немного симпатизируя Йохансену. Оставались потрясённый случившимся Преструд и одинокий Йохансен — уже не дерзкий бунтарь, а печальный, полный раскаяния, меланхоличный, сломленный человек, сделавший так много для экспедиции — воистину трагическая фигура.
Сейчас во Фрамхейме уныло и безжизненно [писал он]. Печаль висит в воздухе, тем не менее нам приходится жить бок о бок, днём и ночью. Мы не можем занять своё место или встать с него, не столкнувшись друг с другом.
В атмосфере этого гнетущего раскола Линдстрам пытался стать миротворцем, правда, без особого успеха.
Шеф в подавленном настроении [записал Бьяаланд 6 октября]. Но в этом нет моей вины. За это он может сказать спасибо своей страсти к путешествиям. В любом случае я думаю о полюсе столько же, сколько и он. Бог знает, окажусь ли я там когда-нибудь.
Скотт — или, скорее, его мотосани — продолжали мучить их. Обитатели Фрамхейма боялись неудачи. Эта мысль не давала Амундсену покоя, все разговоры были только о шансах на победу.
Амундсен не собирался выходить прежде, чем вылечит все обмороженные пятки. Стубберуду, Хасселю, Хелмеру Ханссену и Преструду прописали постельный режим в течение десяти дней. Из-за боли им было трудно спокойно лежать по ночам. Амундсен, обычно самый доброжелательный из соседей, теперь достаточно резко просил их не слишком ворочаться.
Сам он, несмотря на то что бросил изучение медицины (или благодаря этому?), любил выступать в роли доктора. Однажды Хелмер Ханссен, сверившись с медицинской энциклопедией, обратил его внимание на то, что указанный там рецепт отличается от предписанного Амундсеном. Тот ответил, что не стоит уделять так много внимания данной книге, лучше по-играть в карты или почитать роман.
Так прошло время. За пределами дома собаки залечили свои обмороженные, истекавшие кровью лапы, внутри пациенты тоже пошли на поправку.
Начался полярный день. Постепенно столбик термометра сдвинулся в сторону минус 20 °C. В начале октября появились буревестники. Близилась полярная весна. Амундсен решил стартовать 15 октября. К его удивлению, люди и собаки к этому моменту полностью восстановили своё здоровье, и, по словам Бьяаланда,
теперь мы снова готовы. Надеюсь, такого фиаско, как в прошлый раз, не случится… Если я вернусь из этого путешествия невредимым, то, должно быть, покончу с полярными исследованиями. Вряд ли они стоят того… а если останусь там, что ж, мои наилучшие пожелания друзьям и знакомым, землякам и соотечественникам.
Большую часть недели они сидели в полной готовности, пережидая штормовой ветер и туман. Наконец, 20 октября партия тронулась в путь.
Погода по-прежнему оставалась неблагоприятной. Было пасмурно, туманно, дул неприятный переменный ветер.
Они снова стартовали в пятницу — Линдстрам предрёк ещё одно преждевременное возвращение.
Печальный и подавленный Йохансен вышел на улицу и наблюдал, как Амундсен, Бьяаланд, Вистинг, Хассель и Хелмер Ханссен выстраивают собак и сани, а Преструд готовится фотографировать их на старте. С того памятного завтрака 17 сентября Амундсен почти не разговаривал с Йохансеном, но сейчас подошёл к нему попрощаться; Йохансен в ответ пожелал ему удачи.
Я сказал ему правду [написал Йохансен], а это не всегда приятно слышать, поэтому и впал в немилость. [Но] думаю, что я был чем-то полезен ему… и вот они тронулись. Сани друг за другом съехали… на морской лёд залива [и] направились в сторону Барьера… Около полудня все они достигли его и вскоре исчезли в уже хорошо знакомом направлении.
Партия, двигавшаяся на юг, в снега, медленно поднималась и опускалась, повинуясь волнообразному ландшафту Барьера, как эскадрон военных кораблей, уходивший к горизонту. Она представляла собой наглядную демонстрацию достижений уходящей эпохи. Люди были одеты в эскимосскую одежду, собаки, которые везли их по снегу, были впряжены в сани по-эскимосски, но сами сани, лыжи, продукты, ждавшие их в точке 80° южной широты, секстанты и примусы, палатки и прочее снаряжение являлись продуктом западной изобретательности. Это был союз цивилизации и культуры каменного века. Такая техника вот-вот должна была устареть. Уже приближалась эра авиации и тракторов. Экспедиция Амундсена совершала последнее классическое путешествие в старом стиле, ознаменовавшее собой конец эпохи Великих географических открытий, начавшейся прорывом человеческого духа во времена Возрождения.
Теперь всё зависело от личных свойств тех людей, которые двигались на юг, спокойно сидя в своих санях. Они были лучшими в своём роде, сочетая в себе все необходимые полярникам физические и психические качества. Они были жёсткими, находчивыми, стойкими к холоду. Они уже предприняли одну попытку прорыва и безжалостно устранили все недостатки. Теперь все эти люди безоговорочно признавали лидерство Амундсена, поскольку он показал себя настоящим командиром. Как только собаки, рассыпавшись веером, понеслись со всех ног вперёд, тягостная атмосфера Фрамхейма исчезла — всех захлестнуло пьянящее чувство уверенности в себе и желание действовать. Скоро от них потребуется проверить эту уверенность на практике.
Первой целью стал склад в точке 80°. Дорога туда запомнилась удивительно неприятной погодой с туманом и шквальным штормовым ветром. Несколько раз они отклонялись от маршрута, в первый же день потеряв из виду флажки и оказавшись в месте, изобиловавшем расщелинами. Теперь надо было сделать всё, чтобы их избежать.
Я ехал последним… с Руалем Амундсеном, управлявшим санями [вспоминал Вистинг]. Мы сидели спина к спине… Внезапно я почувствовал сильный толчок, мне показалось, что корма наших саней проваливается, и они вот-вот взлетят носом в воздух. Я мгновенно обернулся и увидел, что мы проехали по огромной расщелине. Мы почти миновали её, когда снежный мост разрушился под нами, но, благодаря высокой и ровной скорости, сани, к счастью, выкатились на твёрдый лёд. Мы, не останавливаясь, продолжили путь. Потом Амундсен хлопнул меня по плечу… «Видел это? — спросил он. — Там бы мы и остались, и сани, и собаки». И больше ни слова.
У них было ещё несколько таких опасных ситуаций с расщелинами, но всё заканчивалось благополучно. Они шли налегке, сани были полупустыми, и собаки бежали быстро — иногда даже слишком быстро. Поэтому, как и в первый раз, некоторых из них посадили в сани в качестве балласта, чтобы снизить общую скорость. Четыре собаки были отправлены в отставку за излишнюю тучность или злонамеренную лень. Их отвязали и отпустили назад в надежде, что они найдут дорогу к дому (одна или две хаски после этого погибли). Осталось сорок восемь собак, по двенадцать на каждые сани.
На четвёртый день они попали в туман, да такой густой, что, по словам Амундсена, они «не видели рук у самых глаз». Это оказалось поводом не для жалоб, а для тихой радости. Двигаясь вслепую, при помощи флажков они без труда нашли склад уже к середине второго дня. «Блестящая проверка приборов, — сказал Амундсен, — и путемера, и компаса». Несмотря на расщелины и все остальные препятствия, они стабильно делали свои двадцать миль в день.
Но для Амундсена это всё было не более чем предварительным забегом. Он предполагал, что настоящее путешествие к полюсу начнётся с отметки в 80° южной широты, где им предстояло отдохнуть, отъесться, снова отдохнуть и забрать весь груз перед реальным стартом. В действительности точка отсчёта находилась именно здесь. Он сдвинул свою базу больше чем на градус по широте — и теперь перед началом гонки опережал Скотта на 150 миль. Полтора десятка лет обучения и опыта принесли свои плоды.
