Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрко-монгольский мир XIII - Почекаев Роман Юлианович
В политическом отношении эти изменения означали, что теперь борьба за власть, ранее шедшая за трон всей Монгольской империи, началась и в улусах. Безусловно, мы не можем утверждать, что пока владения Джучидов, Чагатаидов, Угедэидов и Хулагуидов формально и фактически подчинялись властям из Каракорума, в них не происходило никакой политической борьбы. Различные Чингисиды, поддерживаемые разными влиятельными родоплеменными кланами, и в течение первых трех четвертей XIII в. старались захватить власть в том или ином улусе. Однако, во-первых, они не претендовали на ханский титул, во-вторых, в конечном счете решение о правителе каждого улуса (по крайней мере формально) оставалось за верховным правителем империи. [23] Соответственно, боровшиеся за власть улусные владетели юридически не считались узурпаторами и не имели необходимости задействовать широкий арсенал правовых средств для обоснования своей власти. В изменившейся же ситуации ставки в политической игре существенно возросли: на кону стоял уже ханский трон, и претендентам было необходимо доказывать свои права на него. Однако те правовые средства, которые были актуальны для Монгольской империи – ссылки на волю Чингис-хана и на общеимперские правила наследования, оказывались неактуальными в новых условиях. Во-первых, они перестали вызывать доверие в силу постоянного злоупотребления ими; во-вторых, в новых государствах Чингисидов появилась необходимость адаптировать монгольскую политико-правовую систему к местным традициям государственности и права. Поэтому Чингисиды, считавшие, что власть в том или ином улусе принадлежит им, но не получившие ее законным образом (в результате избрания на курултае), стали изобретать новые правовые обоснования своих претензий.
§ 1. Претензии на власть на основании происхождения и статуса
Происхождение и место в семейной иерархии «золотого рода» являлось одним из важных оснований, которыми пользовались претенденты на трон – как пытавшиеся избраться в ханы законным путем, на курултае, так и старавшиеся добиться трона в обход закона. Естественно, наиболее веским из таких оснований было старшинство в роду, поскольку в восточных обществах уважение к старшим до сих пор является действующей традицией. И нередко именно это основание в качестве главного фактора своей легитимации выдвигали члены ханского рода, которых при избрании на курултае «обошли» в пользу их младших родственников.
По мнению некоторых исследователей, в тюрко-монгольских государствах существовала лествичная система наследования, т. е. власть после смерти правителя должна была перейти к старшему из оставшихся в живых родственников – обычно следующих по старшинству братьев [Султанов, 2006, с. 91]. [24] Официальной правовой нормы в отношении такого правила наследования, впрочем, в тюрко-монгольском мире не существовало, хотя и имел место ряд прецедентов. По-видимому, первым из них было решение монгольского хана Гуюка назначить в 1246 г. правителем Чагатайского улуса своего друга Есу-Мунке, сына Чагатая, в ущерб уже назначенному ранее правителю – Кара-Хулагу, внуку Чагатая. Хан обосновал свое решение следующей фразой:
Как может быть наследником внук, когда сын находится в живых? [Рашид ад-Дин, 1960, с. 119].
Впоследствии, упирая на свое старшинство, многие члены «золотого рода» стали заявлять о своем непризнании избранных монархов и претендовать на трон. Так, например, Хуладжу, представитель рода Хулагуидов – правящей династии монгольского государства ильханов в Иране, буквально последовал решению хана Гуюка. В 1289 г. он провозгласил себя ильханом, обосновав это тем, что он – сын Хулагу, основателя династии, тогда как находившийся на троне ильхан Аргун – всего лишь его внук и, следовательно, племянник самого Хуладжу [Рашид ад-Дин, 1946, с. 110, 145].
Опираясь на старшинство, предъявляли претензии на власть не только представители разных поколений, но и старшие братья по отношению к младшим. Так, в 1328 г., когда после очередного переворота на трон империи Юань должен был вступить Ток-Тэмур (Дзайагату-хан, император Вэньцзун), его старший брат Хошала (Хутукту-хан, император Минцзун) тут же предъявил права на трон и заявил, что уже был признан ханом в Монголии [Далай, 1983, с. 128; Dardess, 1973, р. 20]. В той же империи Юань в 1332 г. на трон вступил малолетний Ринчинбал (Хутукту-хан, император Нинцзун), сын Хошалы, однако буквально через месяц в столицу явился его старший брат Тогон-Тэмур (Ухагату-хан, император Шуньди), заявивший, что имеет больше прав на трон, и с его ведома младший брат был отравлен, освободив трон для старшего [Далай, 1983, с. 128; Чуан, 2010, т. 20; History, 2006, р. 557].
Из вышеприведенных примеров видно, что лествичное право в тюрко-монгольских государствах отнюдь не было распространено в качестве главного основания для претензий на трон. Напротив, настолько многочисленные случаи, когда старшие родичи выражали несогласие с избранием в ханы младших, свидетельствуют об обратном: мало было являться старшим в роду, чтобы стать ханом. [25] Кроме того, в некоторых случаях могло сыграть роль и противоположное семейное положение – статус младшего в роду. Порой младшие представители рода претендовали на трон, упирая именно на свое особое положение. Ведь после смерти монгольского хана Мунке его брат Арик-Буга, будучи младшим в роду, был оставлен управлять «Коренным юртом» в Монголии, когда Мунке отправился в поход против китайской империи Сун. Полагая, что наместничество в «Коренном юрте» дает ему приоритет в наследовании трона Монгольской империи, он, узнав о смерти старшего брата, тут же объявил себя правителем и созвал курултай для своего утверждения [Рашид ад-Дин, 1960, с. 160] (см. также: [Россаби, 2009, с. 95]; ср.: [Гумилев, 1992а, с. 165–167; Далай, 1983, с. 34; Хафизов, 2000, с. 44]).
В некоторых случаях основанием для претензий на власть в обход курултая или в ущерб уже правившему законному монарху могло стать положение фактического наследника трона. Так, например, будущие ильханы Аргун и его сын Газан выдвигались как претенденты на трон, являясь наместниками своих отцов в Хорасане: обладание этой должностью рассматривалось как признание наследником трона [Рашид ад-Дин, 1946, с. 99, 128]. [26]
Вместе с тем порой статус того или иного претендента на трон повышался путем генеалогических фикций и даже фальсификаций. Так, например, в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дин называет ильхана Абагу (деда своего покровителя Газана) старшим сыном Хулагу – основателя чингисидской династии правителей Ирана [Рашид ад-Дин, 1946, с. 19]. Соответственно, другие Чингисиды, бросавшие вызов Аргуну и Газану, характеризуются придворным историком как узурпаторы: именно в таком ключе он трактует события 1289 г., когда Аргун расправился со своим двоюродным братом Джушкабом и еще несколькими царевичами-Хулагудидами, и 1302/1303 г., когда Газан подавил выступление царевича Альафранга и казнил многих его сторонников, включая представителей духовенства [Там же, с. 122, 198–199]. Между тем, согласно сведениям ас-Сафади, египетского хрониста середины XIV в., старшим сыном Хулагу был не Абага, а Джумкур, отец вышеупомянутого Джушкаба. Соответственно, последний имел даже некоторые преимущество перед Аргуном в борьбе за власть. Что же касается претензий на власть Альафранга, то он, как и Газан, был сыном ильхана (Гайхату), и его поддерживала группировка представителей мусульманского духовенства, соперничавшая за власть и влияние с той, к которой принадлежал историк Рашид ад-Дин. [27]
В последние годы правления золотоордынского хана Узбека, по некоторым сведениям, его соправителем являлся его второй сын Джанибек. Еще при жизни Узбека, в 1340–1341 гг., появляются монеты с именем Джанибека, что, как полагают исследователи, могло свидетельствовать о фактическом признании его соправителем-наследником отца (см., напр.: [Винничек, Лебедев, 2004, с. 123; Григорьев, Григорьев, 2002, с. 42; Федоров-Давыдов, 1963, с. 186]). В 1340 г. папа римский Бенедикт XII направил три письма в Золотую Орду – хану Узбеку, ханше Тайдуле и царевичу Джанибеку, что также свидетельствует об особом статусе последнего среди сыновей Узбека и других Джучидов [Юргевич, 1863, с. 1004–1005]. Когда же Узбек умер, и его старший сын Тинибек двинулся к ханской ставке, чтобы на правах старшего предъявить права на трон, Джанибек уже настолько свыкся с мыслью о своем правлении, что даже сказал матери: