Трагедия армянского народа. История посла Моргентау - Моргентау Генри (книга бесплатный формат .txt) 📗
Добившись значительного дипломатического успеха, Вангенхайм получил отпуск, который явно заслужил, в то же самое время отправился в отпуск и российский посол Гирс. Баронесса Вангенхайм объяснила мне, тогда несведущему во всех этих тонкостях дипломатии, что означают все эти отпуска. Разрешение на отпуск, полученное Вангенхаймом, по ее словам, означало, что министерство иностранных дел Германии считало, что эпизод с фон Зандерсом завершился – и завершился победой Германии. Также она объяснила, что отпуск Гирса означает, что Россия не желает признавать эту точку зрения, то есть в России считали, что дело фон Зандерса еще не завершено. Помню, как я сообщал домой, что в этой загадочной ближневосточной дипломатии нации общаются между собой с помощью действий, а вовсе не слов, и сказанное баронессой Вангенхайм доказывало это.
Инцидент, произошедший в моем доме, открыл всем нам глаза на то, насколько серьезно рассматривал свою миссию фон Зандерс. 18 февраля я давал свой первый дипломатический ужин, на котором присутствовали генерал фон Зандерс и две его дочери. Генерал сидел рядом с моей дочерью Рут. Однако моя дочь не получила особого удовольствия. Одетый в свою великолепную униформу, этот немецкий генерал, чью грудь покрывали сверкающие медали, практически весь ужин молчал. Генерал угрюмо поглощал пищу, и все попытки моей дочери завести с ним разговор провалились: она получала лишь односложные ответы. Поведение этого военного лидера напоминало поведение избалованного ребенка.
В конце ужина фон Мутиус, выполняющий функции временного поверенного в делах, подошел ко мне. Он очень волновался.
Потребовалось некоторое время, чтобы он успокоился.
– Вы совершили ужасную ошибку, господин посол, – сказал он мне.
– Что случилось? – спросил я, застигнутый врасплох.
– Вы оскорбили генерала фон Зандерса. Во время ужина вы посадили его рядом с людьми, которые ниже его рангом. Он личный представитель кайзера, а значит, приравнивается по рангу к послам. Он должен сидеть рядом с членами кабинета министров и министрами иностранных дел.
Так я публично оскорбил самого императора! И это было причиной неучтивого поведения фон Зандерса. К счастью, мое положение было неуязвимо. На этом ужине я не организовывал посадку гостей по рангу, а отправил список гостей маркизу Паллавичини, австрийскому послу, старшине дипломатического корпуса и самому авторитетному человеку в Константинополе по столь деликатному вопросу. Маркиз вернул список, поставив напротив каждого имени красными чернилами порядок посадки по рангу – 1, 2, 3, 4, 5 и так далее. Так как этот документ пришел из австрийского посольства, я его до сих пор храню, и имя генерала фон Зандерса стоит там под номером 13. Однако я должен признать, что на 13-м стуле он оказался на другом конце стола.
Я объяснил ситуация фон Матиусу и попросил гостя этого ужина мистера Панфили, советника австрийского посольства, подойти и объяснить ситуацию оскорбленному немецкому дипломату. Так как австрийцы и немцы были союзниками, то совершенно очевидно, что пренебрежение, если это можно так назвать, было непреднамеренным. Панфили ответил, что он уже ломал голову над вопросом о месте фон Зандерса и представил вопрос на рассмотрение маркизу. Закончилось дело тем, что австрийский посол лично поставил фон Зандерса на 13-е место. Но немецкое посольство не позволило делу на этом завершиться, поскольку позже Вангенхайм подошел к Паллавичини, чтобы обсудить с ним это дело.
– Если Лиман фон Зандерс представляет кайзера, то кого вы представляете? – спросил Паллавичини Вангенхайма.
Аргумент был очень хорошим, так как посол всегда рассматривается замещающим своего суверена.
– Два представителя императора при одном дворе, – продолжил маркиз, – это весьма непривычно.
Так как маркиз не уступил, Вангенхайм обратился с этим вопросом к великому визирю. Но Саид Халим отказался брать на себя ответственность за столь важное решение и передал это дело в Совет министров. Там со всей серьезностью подошли к рассмотрению этого происшествия и вынесли следующий вердикт: фон Зандерс должен располагаться по рангу выше, чем министры других стран, но ниже представителей турецкого кабинета. Тут уже запротестовали министры иностранных дел. Подняв этот вопрос, фон Зандерс стал чрезвычайно непопулярным, а грубая деспотичная форма, в которой он это сделал, вызвала отвращение. Министры объявили, что если когда-либо на приеме фон Зандерсу будет дано преимущество перед ними, то они просто в полном составе покинут ужин. Результатом всего этого стало то, что фон Зандерса больше никогда не приглашали на дипломатические ужины. Сэр Луи Маллет, британский посол, сардонически пошутил по этому поводу. «Хорошо, – говорил он, – что это произошло не в моем посольстве. Случись это там, газеты тут же стали бы писать о натянутых отношениях между Англией и Германией!» В итоге это действо имело большую международную огласку. Личное тщеславие фон Зандерса заставило его выдать дипломатический секрет: он был не только профессионалом, призванным обучать турецкую армию, но действительно тем, за кого себя выдавал, – личным представителем кайзера. Кайзер выбрал его, как до этого Вангенхайма, для исполнения своей воли в Турции. Спустя некоторое время фон Зандерс с той самой гордостью, с которой немецкие аристократы говорят о своем императоре, рассказывал мне о том, что в день назначения в Константинополь, давая ему последние инструкции, Вильгельм говорил с ним в течение целого часа. О произошедшем во время ужина инциденте я доложил своему правительству в качестве доказательства растущей власти Германии в Турции. Я предположил, что остальные послы также доложили об этом своим правительствам. Американский военный атташе, майор Джон Р.М. Тэйлор, присутствующий при этом, придавал огромное значение этому случаю. Спустя месяц после происшествия он вместе с капитаном Маккоули, командиром «Скорпиона», американского стационера в Константинополе, обедали в Каире с лордом Китченером. За столом было немного людей: лишь американцы, лорд Китченер, его сестра и помощник. Майор Тэйлор рассказал об инциденте, к чему Китченер проявил большой интерес.
– Как вы думаете, что это значит? – спросил Китченер.
– Я полагаю, – ответил майор Тэйлор, – это значит, что, когда дело дойдет до большой войны, Турция, скорее всего, окажется союзником Германии. Если даже она не будет прямым союзником, то эффект ее присутствия на Кавказе отвлечет три российских армейских корпуса от Европейского театра военных действий.
Китченер подумал несколько мгновений и сказал:
– Я согласен с вами.
Уже несколько месяцев мы были свидетелями того, как Германия берет под контроль турецкую армию. Каждый день немецкие офицеры муштровали турецкие войска – и это, по моему глубокому убеждению, было подготовкой к приближающейся войне. Какие результаты были достигнуты, стало ясно, когда в июле был проведен большой военный смотр. Поводом явилось очень торжественное событие. В городе присутствовал султан; он сидел в красиво отделанном шатре в окружении своей маленькой свиты: там был и хедив Египта, и наследный принц Турции, и принцы королевской крови, и весь кабинет. Мы увидели, что за прошедшие шесть месяцев турецкая армия стала практически полностью прусской. Еще в январе это была недисциплинированная, оборванная толпа, а сейчас она бодро шагала гусиным шагом. Людей одели в серую немецкую полевую форму, их головные уборы по форме напоминали немецкие каски. Немецкие офицеры чрезвычайно гордились этим смотром. Превращение бедных турецких солдат в опрятно одетое, уверенное, прекрасно марширующее войско было поистине большим военным достижением. Когда султан пригласил меня к себе в шатер, я, естественно, поздравил его с прекрасным военным смотром. Он не выразил особого энтузиазма, сказав, что его очень расстраивает возможность войны; в душе он был пацифистом. Я заметил, что многих не было на этом большом немецком празднике, в частности французского, британского, российского и итальянского послов. Бомпар сказал, что он получил десять билетов, но не посчитал это за приглашение. С некоторым удовольствием Вангенхайм заметил, что другие послы из зависти не пожелали воочию убедиться в прогрессе, сделанном турецкой армией под немецким началом. У меня не было ни малейшего сомнения в том, почему у этих послов не возникло никакого желания посетить этот немецкий праздник; я их за это не винил.
