Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али (читать книги онлайн бесплатно серию книг .TXT) 📗
В 1984 году я спросил Индиру Ганди, почему Индия колебалась в отношении Кашмира. Она не дала никакого объяснения, по какой причине не удалось провести референдум, и согласилась с тем, что в 1978 году, возможно, было самое время пойти на риск, но, напомнила она мне с улыбкой, — «В том году я не была у власти». «Если бы я была премьер-министром, — добавила она, — я бы не позволила им повесить Бхутто под нашей дверью».
Когда я встретил Фарука, сына шейха Абдуллы, на тайном совещании оппозиционных партий в Калькутте, он злился на неудачи Дели, но все еще был уверен, что референдум удастся. «Она становится слишком старой, — сказал мне он о г-же Ганди. — Посмотри на меня. Кто я такой? Для Индии я никто. Какой-то провинциальный политик. Если бы она оставила меня в покое, никаких проблем бы не было. Ее конгрессмены в Кашмире ожесточены из-за поражений, поэтому они начинают агитировать, но чего ради? Ради власти, которой электорат их уже лишил. Я много раз встречался с г-жой Ганди, чтобы заверить ее, что мы всегда были верными союзниками и намереваемся оставаться таковыми, хотим дружественных отношений с центром. Она, из-за своей паранойи, хочет рабского повиновения. Это невозможно! Поэтому она дала кашмирскому Конгрессу зеленый свет, чтобы нарушить нормальную работу правительства. Именно она сделала меня национальным лидером. Я был бы намного счастливее, если бы меня оставили в покое в нашем обожаемом Кашмире».
Когда я передал все это г-же Ганди, она насмешливо фыркнула: «Да-да, я знаю, что он говорит. Он говорил мне то же самое, но поступает он по-другому. Он говорит слишком много неправды. Этому мальчику совершенно невозможно доверять». Между тем «источники» г-жи Ганди проинформировали ее, что Пакистан готовится к вооруженному вторжению в Кашмир. Могло ли это быть? Я сомневаюсь в этом. Генерал Зия-уль-Хак был жесток и развратен, однако идиотом он не был. Он знал, что спровоцировать Индию значило бы совершить непоправимую ошибку. К тому же пакистанская армия была втянута в войну с СССР в Афганистане. Открыть второй фронт в Кашмире было бы верхом глупости.
«Вы меня удивляете, — сказала г-жа Ганди. — Вы, как и другие, верите, что генералы — разумные человеческие существа?».
«Есть разница между неразумностью и самоубийством», — сказал я. Правда, с тех пор я подверг это мнение ревизии.
Она улыбнулась, но не ответила. Затем, чтобы продемонстрировать неполноценность военных умов, она рассказала, как после капитуляции Пакистана в Бангладеш ее генералы хотели продолжить войну против Западного Пакистана, чтобы «покончить с врагом». Она взяла над ними верх и приказала прекратить огонь. Она считала, что в Индии армия находится под контролем гражданских лиц, а в Пакистане она сама себе голова.
В тот же вечер позже, когда я находился в Дели, мне позвонил один гражданский чиновник. «Я думаю, что у вас была очень интересная дискуссия с премьером. У нас завтра неофициальное обсуждение в клубе, и мы бы очень хотели, чтобы вы пришли и побеседовали с нами». Членами этого клуба были гражданские служащие, оперативные работники разведки и журналисты, как американские, так и советские. Они старались убедить меня, что я не прав и что пакистанские генералы действительно планируют нападение. После двух часов приведения аргументов и контраргументов мне это надоело. «Послушайте, — сказал я, — если вы готовитесь к упреждающему удару против уль-Хака или по ядерному реактору в Кахуте, то это ваше дело, вы, может быть, даже получите поддержку в Зинде и Белуджистане, но не ждите, что мир поверит, что вы действовали в ответ на агрессию Пакистана. В данный момент этому просто невозможно поверить». На том встреча и закончилась. Вернувшись в Лондон, я описал эти события Беназир, дочери Бхутто. «Почему ты отрицаешь, что уль-Хак планирует вторжение в Кашмир?» — перебила она меня.
Четыре месяца спустя г-жа Ганди была убита по политическим мотивам собственными телохранителями-сикхами. Чиновник, которого я встретил в Дели в следующем году, рассказал мне, что у них есть доказательства связей наемных убийц с тренировочными лагерями сикхов в Пакистане, организованными с помощью США с целью дестабилизации индийского правительства. Он был уверен, что США решили устранить г-жу Ганди для того, чтобы не допустить удара по Пакистану, который сорвал бы операцию Запада в Афганистане. Бхутто явно считал, что в Вашингтоне был срежиссирован переворот, лишивший его власти. Из камеры смертников он тайно отправил свое завещание, в котором упомянул и угрозу Киссинджера «сделать из него ужасный пример», если он не откажется от ядерной программы. В Бангладеш многие до сих пор утверждают, что ЦРУ, используя Саудовскую Аравию, ответственно за падение Муджибур. Хасина, дочь Муджибура, в настоящее время премьер-министр Бангладеш, находилась за пределами страны и единственная из всей семьи, осталась в живых. Возможно, США причастны ко всему этому, может быть, это не так, однако это была просто замечательная победа: всего за десять лет были устранены три популярных политика, каждый из которых враждебно относился к интересам США в своем регионе.
После распада государства в 1971 году Пакистан, казалось, потерял интерес к Кашмиру, да и ко всей Южной Азии. В 1980 году, через год после казни Бхутто, страну посетил молодой и амбициозный чиновник Государственного департамента и посоветовал уль-Хаку подумать о том, какой избыток нефтедолларов накапливается в Саудовской Аравией и других государствах Персидского залива. Громадная армия Пакистана вполне могла бы гарантировать статус-кво в Заливе. Арабы заплатят по счетам. Книга Фрэнсиса Фукуямы «Безопасность Пакистана: отчет о путешествии» была воспринята военной диктатурой очень серьезно. Офицеров и солдат посылали в Эр-Рияд и Дубай, чтобы укрепить внутреннюю безопасность. Жалованье там было гораздо выше, и служить в Заливе стремились многие. Пакистан также экспортировал Саудовской Аравии тщательно отобранных проституток, которых вербовали в элитных женских колледжах. Исламская солидарность не признавала никаких границ.
Пока внимание Исламабада было направлено в другую сторону, индийское правительство могло бы попытаться достигнуть какого-либо полюбовного соглашения по Кашмиру. Но в 1980-е годы Индия влияла на весь регион со все возрастающей жестокостью, смещая избранные правительства, вводя чрезвычайные положения, меняя мягких губернаторов на жестких. Любимый Дели Джагмохан несет ответственность за преследования ультрасветского «Фронта освобождения Джамму и Кашмира» и за заключение в тюрьму его лидера Макбула Бхата. Индийские солдаты арестовывали, подвергали пыткам и убивали молодых кашмирских мужчин; женщины всех возрастов подвергались оскорблениям и насилию. Цель всего этого заключалась в том, чтобы сломить волю народа, однако вместо этого многие молодые мужчины вынуждены были взяться за оружие, не раздумывая о том, откуда оно берется.
Я встретил Бхата в Кашмире, находящемся под контролем Пакистана, в начале 1970-х годов. Он, казалось, одинаково враждебно относился к Исламабаду и к Дели и поставил себе целью переделать Кашмир так, чтобы он не был беспомощным иждивенцем ни того, ни другого. Он восторгался Че Геварой, а когда я разговаривал с ним, то он, будучи в эйфории после восстания 1969 года в Пакистане, которое привело к падению Айюб-хана, мечтал о скорой победе в Кашмире. Я заметил, что слабенького энтузиазма крохотного меньшинства недостаточно. Он напомнил мне, что каждая революционная организация — примерами тому могут служить Куба, Вьетнам, Алжир — начиналась как бунт меньшинства.
Индийские власти арестовали Бхата в 1976 году и, обвинив его в убийстве полицейского, приговорили к смерти. Его держали в тюрьме как заложника до 1984 года, когда он был казнен после похищения и убийства в Бирмингеме кашмирскими боевиками индийского дипломата. Тот вакуум, который остался после его смерти, вскоре заполнили моджахеды, внедренные, вооруженные и финансируемые Пакистаном.
К концу 1990-х годов, после многих лет насилия и вооруженных столкновений различных мусульманских группировок, Афганистан попал под власть талибов, которых финансировала, вооружала и поддерживала пакистанская армия. Сам Пакистан находился в тисках коррумпированных политиков, и каждый месяц стычки между различными группами уносили десятки жизней. В Индии партия ИНК была отстранена от участия в национальной политике, проложив дорогу радикальной индуистской партии «Бхаратия Джаната» (БДП). В Кашмире умножалось число вооруженных исламистских группировок, поскольку все больше и больше ветеранов афганской войны переходило границу, чтобы продолжить там борьбу за господство. Основными соперниками были местная партия «Хизбул Муджахедин» и спонсируемые и вооружаемые Пакистаном «Лашкар-и-Тайаба» и «Харкатул Муджахедин». Они воевали друг с другом, похищали туристов из европейских стран, изгоняли кашмирских индийцев, которые жили здесь веками, наказывали кашмирских мусульман, которые упрямо оставались людьми светскими, и изредка приканчивали несколько индийских военных и чиновников. Каждая группировка ждала удобного случая договориться с Дели, но не стремилась объединиться с другими группировками, чтобы оказать давление на индийское правительство. Губернатор Джагмохан, как мог, затруднял набор членов в эти мусульманские группировки. Правительственные войска ночами прочесывали дома; юношей, которых силой уводили индийские солдаты, никто больше не видел. В своих мемуарах «Ледяная буря» Джагмохан объяснял, пытаясь оправдаться: «Очевидно, что я не мог ходить босой по долине, полной скорпионов. Я мог бы лишиться последнего шанса». В результате такой политики поддержки добились люди с ружьями.
